Александр Бурьяк

Журналисты как большая проблема

bouriac@yahoo.com На главную страницу
Кто такой типичный журналист? Это интеллектуальный ремесленник уровня среднего инженера, только имеет дело со словами и картин- ками, а не, скажем, с железками. Производитель "газетных штам- пов", чтец между строк и разгадыватель тайных пружин политики по цветам галстуков. Хорошо ли он работает, плохо ли -- большинство его читателей/зрителей всё равно оценит поверхностно. И от таких вот ремесленников существенно зависит состояние массовых мозгов. Якобы решающее слово -- за "спонсорами" журналистов, но, во-пер- вых, "спонсоры" за всем не уследят, во-вторых, они сами -- зачас- тую обыкновенные ремесленники власти и капитала, насобачившиеся интриговать, подличать, приворовывать, чихать на общественные интересы. Что хорошего в том, что эта в целом довольно посредст- венная компашка рулит "информационными потоками", струящимися через слабые умы сограждан? Чтобы гладко и занимательно писать для широкой массы, способ- ности кое-какие таки нужны, но большого ума отнюдь не требуется: под рукой полно "журналистских штампов", да вдобавок можно кое- что переписывать друг у друга, переставляя слова в предложениях. Для преуспевания в журналистике надо всего лишь ладить с коллегами, не подличать больше других и не браться за слишком спорные темы (по крайней мере, за многие сразу, иначе почти каждый будет иметь на тебя зуб хоть за что-нибудь). У журналистики есть два основных назначения: заморачивать и впаривать. Чтобы успешно впаривать, сначала требуется основатель- но заморачивать. А заморачивание других хорошо получается, если ты сам замороченный и выдаёшь как раз то самое, что действительно думаешь. А вполне заморочиться журналисту не так уж сложно: надо всего лишь побольше читать то, что пишут коллеги. СМИ имеют дело с РАСХОЖИМИ мнениями. А расхожие мнения -- как правило, далеко не лучшие, иначе человеческий мир не был бы так ущербен и не сползал бы так устойчиво к глобальной катастрофе. Держаться на плаву в журналистике, имея нерасхожие мнения, можно лишь при условии, что ты оставляешь эти мнения при себе (но тогда какой от них обществу толк?!) или что они касаются какой-нибудь ерунды. Добавим ещё, что журналисты зачастую пишут халтурно уже просто потому, что торопятся за событиями (а то и торопят их), чтобы быть первыми или хотя бы в числе первых из тех, кто что-то о чём-то сказал, иначе читатели уйдут к конкурентам. Большинство людей говорит довольно коряво, пишет ещё хуже, не публикуется, не пользуется сколько-нибудь широкой известностью, не узнаёт новостей в первую очередь, поэтому воспринимает журналистов как высших по отношению к себе в концептуальном, так сказать, от- ношении (даже если не отдаёт себе в этом отчёта) и соответственно менее критично воспринимает публикации СМИ, чем надо бы. Между тем, в ситуации с журналистами речь, как правило, может идти лишь об элементах превосходства, обеспечиваемых профессиональным поло- жением, но не качествами ума (и мировоззрения). В массовой журна- листике большой ум так же неудобен (или хотя бы необязателен), как и большая разборчивость в средствах. А немассовая журналисти- ка погоды не делает. (Да и где она? Дорогостоящая глянцевая пери- одика для состоятельного интеллектуального "быдла" -- это ещё не отборная журналистика.) Я не утверждаю, что журналисты -- по преимуществу порочные люди или что их профессия вредна в принципе. Я утверждаю только, что в журналистике очень трудно не переходить грани, за которой ты ока- зываешься по большому счёту "дерьмом". Некоторые её не переходят; некоторые не замечают, что перешли; некоторые хорошо сознают, кто они есть, но считают, что так и следует жить. * * * Белорусской журналистикой я интересуюсь довольно мало, потому что в прежнее время интересовался ею чуть больше и своё мнение о ней уже составил. Мне вообще не интересно заморачиваться новостя- ми, псевдоновостями и рассуждениями, ориентированными на массовых человеков, но мне иногда интересно узнать, чем заморачивают мас- совых человеков в текущий период, потому что от этого зависит поведение массовых человеков, а мне среди них жить. Белорусская официозная журналистика, с моей точки зрения, вещь в целом гнусненькая. Белорусская оппозиционная журналистика врёт значительно меньше, чем официозная, но страдает идеологической ограниченностью, склочничает и вообще мельчит. Белорусская неофи- циозная-неоппозиционная журналистика в той части, в какой не яв- ляется спортивной, совсем уж развлекательной или маскирующейся оппозиционной, бывает местами очень хороша или даже блестяща (правда, в ней обсуждаются не самые интересные для меня темы, но я без претензии: это ж СМИ!). * * * Белорусская оппозиционная журналистика в отношении тематики в значительной степени занята самообслуживанием, то есть описанием перипетий своей героической борьбы с белорусским "режимом". Чуть менее для неё значимы 1) борьба других либералов с этим же режи- мом, 2) либеральная критика режима. Прочее трогается лишь в виде исключения. Зачем борьба -- вопрос как бы решённый. Ради светлого европейского будущего, разумеется. Нужно ли оно -- и какое вообще может быть будущее -- вопрос вне обсуждения. А почему? Может, не интересно, или слишком сложно, или последнее слово там действи- тельно уже сказано? Я думаю, что основная причина -- в наличии "спонсоров", которым это не надо. У белорусов процесс самопозна- ния и самоопределения по сути НЕ ИДЁТ: поверхностные вещи сдела- ны, а дальше застопорилось. Почти все пишущие и как бы думающие деятели болтаются у кого-нибудь на подхвате и стремятся не к истине, а к тому, чтобы удерживаться на плаву. Истина получается у них в лучшем случае как побочный продукт. И это ведь даже не скучно: это в конечном счёте КАТАСТРОФИЧНО. Для всех. * * * Оппозиционизм как последнее прибежище бездарей. Я думаю, зацикленность белорусских оппозиционных журналистов на критике как бы всенародно избранного индивида и его набившего оскомину режима имеет не одну, а целых три причины: 1) острую конкурентную борьбу за благожелательное внимание забугорных спонсоров; 2) неспособность увидеть, обработать, поднести читателям что- нибудь более актуальное; 3) веру в то, что во всём плохом виноваты по преимуществу власти, раз уж так случилось, что они "сверху". В принципе я не имею ничего против критического отношения интеллектуалов к существующей форме правления: негоже думающим людям, соли земли, заискивать перед власть имущими -- и вообще перед кем бы то ни было. Но когда выражение недовольства властью оказывается ОСНОВНЫМ проявлением умственной деятельности, трудно не заподозрить, что на другое не хватает способностей. Да, теперешний белорусский режим МЕШАЕТ творческим людям. Меша- ет тем, что делает государство почти бесполезным в части поддерж- ки идей, выходящих за пределы образованческого, плебейского пони- мания хорошего и плохого. Мешает тем, что занимается массовым воспроизводством недоумков вместо того, чтобы стараться сделать нацию более разумной. Мешает тем, что обеспечивает возможность выпячивания крикливых талантиков, основная заслуга которых состо- ит в том, что они на него тявкают. Но прямых помех разработке альтернативного конструктива этот режим не создаёт. Только косвенные, да и то спорные (потому что обычно чем хуже жизнь, тем энергичнее работает творческая мысль, направленая на преодоление этого). Курица -- не первее яйца. Теперешний белорусский режим -- не первее белорусской массовой косности, ему соответствующей. При более интеллектуальном и более активном народе такой режим не то, что не продержался бы долго, но даже бы не возник. Чтобы разорвать порочный круг самовоспроизводства местной серо- сти, надо сделать что-то либо с властью, либо с народом (с его как бы думающей частью), либо с обоими вместе. Ключевые места приложения сил -- это 1) культура мышления, 2) понимание эпохи, 3) мораль. Сегодня в какого интеллектуала ни ткни пальцем, он встроен либо в государственную систему кормления, либо в либерально-оппозици- онную, либо является российским "агентом влияния", либо заморачи- вается в интернете ("колется" псевдоинформацией), так что ни на какое серьёзное дело не годен. Проектировать (тем более -- реализовывать) здравую белорусскую политику здесь попросту не с кем. Но есть слабая надежда на то, что однажды -- и не слишком поздно! -- случится что-то совсем нехорошее с кем-то из "кормильцев" (а лучше -- со всеми сразу) или хотя бы с интернетом и телевидением, и люди, оказавшиеся без опёки и привычной информационной "дури", начнут неангажированно соображать и кучковаться на почве совместного действия. * * * Стремясь обеспечить бурность потоку критики существующего политического режима, либерально-оппозиционные журналисты нередко хватаются за мелочи, причём мелочи, так сказать, "общечеловечес- кие" (свойственные людям вообще, независимо от их места по отно- шению к власти), а также за случаи свершения "малого зла", кото- рыми предотвращается большее зло за неимением других средств. Для "тонкой красной линии" соратников такая "критика" смотрится убе- дительной, боевитой, а на самом деле представляет собой придирки и пустое морализаторство, означающие неспособность добираться до сути, до причин причин, а также говорящие о том, что в случае прихода к власти социального слоя, которому принадлежат "крити- ки", никакого восхождения к новому качеству не получится, а всего лишь некоторые проблемы заменятся другими проблемами. Разумеется, обновление кадров во власти -- дело нужное, но если вещи не вы- глядят так, что оно обеспечит значительное улучшение ситуации в стране, массы сограждан за такое обновление бороться не будут. Массы глубоко не смотрят, но подвох чувствуют. * * * С сайта http://nv-online.info, статья "Ёпрст" о трудовых подвигах лукашистов (04.10.2011), образчик либерально-оппозицио- нерского "разоблачения": "Строили мы, значит, картофелехранилища, вместимостью 12 тысяч тонн каждое. Именно такой объем был заложен в проектах, на него рассчитывали, им отчитывались. Но каким-то странным образом получилось, что хранилища оказались чуть ли не в два раза меньше -- только около 7 тысяч тонн туда помещается. 'Сделать хотел грозу, а получил козу.' Теперь все в ступоре. Никто не может объяснить, как такое могло случиться. Всей коллегией Минсельхоз- прода вместе с проектировщиками и иными приглашенными с этим разбирались, только что толку от этих разборок." А что на самом деле необычного, смешного, постыдного или хотя бы трагического в том, что картофелехранилища оказались не того размера? Это обычная инженерная ошибка. От таких ошибок полностью не защититься, сколько ни старайся. Цимес в том, что есть профес- сии, в которых ошибки зачастую незаметны, и есть профессии, в которых наоборот: самолёты падают, поезда сталкиваются друг с другом, картофелехранилища оказываются менее вместительными, чем задумывалось. Пример профессии, в которой ошибки, как правило, незаметны, -- журналист: пиши любую занимательную чепуху, только блюди уголовный кодекс, не раздражай "спонсоров" и не делай рискованных прогнозов. Верификация твоих творческих результатов практикой отсутствует. Как следствие обычно -- ослабление "чувства реальности", снижение общественно-полезного эффекта от работы. Короче, возмущаться чужими ошибками, удивляться им, потешаться над ними может только тот, кто сам не отвечал ни за какое сложное дело, в котором качество результата легко проверяемо, и кто поэтому имеет наивное представление о "мире ошибок", сводящееся к тезису "ошибка -- это позор". * * * Один из нечестных приёмов, используемых оппозиционной журналис- тикой, -- ехидничание по поводу корявостей дословно записанной прямой речи официозных деятелей, страдающих разговорчивостью, но не особо отличающихся грамотностью и культурой. Бывает, чело- век импровизирует что-то -- и по сути выдаёт ЧЕРНОВИК того, что должно быть сказано, а "наученные на нашу голову" -- тут как тут со своими фиксациями и делают вид, что не знают, что любая речь, написанная в спокойной обстановке и вдобавок отредактированная специалистом, имеет много лучшее качество, чем сочинённая на ходу. Но люди иногда-таки вынуждены сочинять на ходу -- и это на слух не столь уж дурно воспринимается, пока не увидишь то же самое в письменном виде. Придираться к таким вещам -- значит демонстрировать узость собственного горизонта и немного жульни- чать. * * * А есть ещё такой вот популярный "разоблачительный" приём: нега- тивное представление нейтральных, неоднозначных, а то и неявно- полезных частностей. КАК некоторую вещь толкуют в гладко написан- ном тексте, ТАК она и начинает восприниматься большинством чита- телей, поскольку смотреть в корень они не хотят, да и не у всех это получается. К примеру одна либерально-демократическая журналистка сопоста- вила видимые занятия несменяемого белорусского президента за две недели с видимыми занятиями его коллег по бывшему СССР (кстати, по большей части так же всё не сменяемых) за то же время и сдела- ла вывод, что белорусский вариант выглядит, мягко говоря, нети- пично: мало ездит по заграницам и по "регионам", мало принимает визитёров. То есть, на фоне других -- бездельник, отвергнутый "международной элитой". На самом деле человек, может быть, всего лишь не отвлекался на представительские спектакли для абсурдизированных дураков, а работал с документами и думал о стране, то есть, был занят серь- ёзным делом, каким ему и положено заниматься. Но подрывная мысль в дурацкие головы вбита: отщепенец; не такой, как у людей; у других хорошие презики, а у нас плохой. Между тем, если чей-то президент не встроился в интернационал вождей, дружненько ведущих свои народы к глобальной катастрофе, это, скорее, должно располагать к подозрению, что он, в отличие от других, способен НЕ ВЕСТИ свой народ к глобальной катастрофе. Кстати, будь белорусский президент, как все нормальные прези- денты, его бы и этим попрекали: едет за границу -- значит, вы- сматривает, куда смыться в случае чего; торчит в "регионах" -- значит, подменяет ревизоров вместо того, чтобы определять страте- гию; принимает "гостей" -- выгуливает тут всяких за народные деньги. Да, у нас "наверху" не то, что надо. Но надо ведь не то же, что у других, а более адекватное вызовам эпохи. * * * Журналистика (кстати, не только оппозиционная) вредна не в последнюю очередь тем, что отдаёт много сил культивированию феномена, который можно назвать "приблизительным мышлением". При таком как бы мышлении люди употребляют более расплывчатые, чем можно, понятия, подменяют одни понятия другими, близкими по смыс- лу и более удобными, пренебрегают логическими нормами. У поборни- ков "приблизительного мышления" сначала возникают выводы, обус- ловленные эмоциональной потребностью, не вполне осознанными влечениями, привычкой или "социальным заказом", а потом под эти выводы подгоняются как бы рассуждения, то есть, что-то, должное представлять собой вершину айсберга -- мощного мыслительного процесса. Да, нормальные люди думают и пишут далеко не силлогизмами, но особенность логически корректного текста состоит в том, что его всегда можно детализировать до силлогизмов без опасения, что повыпячиваются логические ошибки. "Приблизительное мышление" -- для журналистики дело нужное, потому что снижение требований к логичности текстов существенно облегчает кропание этих текстов и потому что галиматья, которую журналистам зачастую приходится "впаривать", может быть как бы обоснованной только псевдологически. В качестве образчика "приблизительного мышления" приведём отры- вок текста всё той же либерально-демократической журналистки (из газеты, уже одно название которой нагонит тошноту на любого истинного антидемократа: "Народная воля"!): "... когда речь идет о российском 'зонтике' и о 'зонтике' западном, всегда надо держать в уме две Кореи -- Северную и Южную. Южной, как известно, помогали США, Северной -- Советский Союз. Щедро спонсировали обе. Но что в итоге вышло? Абсолютно равными были стартовые возможности. Одна география, одна культура, одни мозги -- один народ. Но сегодня мы имеем нищий и голодный Пхеньян и сытый, яркий Сеул. Потому что деньги -- это мало, они легко проедаются. Помимо денег, нужны передовые технологии, открытый мировой рынок, нужно, чтобы твои товары покупали не из жалости или политической благотворительности." В приведенном отрывке просматриваются следующие то ли ошибки, то ли демагогические трюки: 1. Подмена объекта рассмотрения: современная Россия -- далеко не Советский Союз. 2. Выдача частного за общее: если Северной Корее помощь СССР, не пошла на пользу, то другим странам она местами очень даже пошла; к примеру, египтяне не сокрушаются по поводу Асуанской плотины. 3. Выдача фактора за причину: если A воздействует на P, это ещё не значит, что состояние X, в которое впало P, -- следствие воздействия на P со стороны A, особенно если на P ещё воздей- ствовали B, C, D, E и пр. В случае с Северной Кореей более значимым было, скорее, влияние со стороны маоистского Китая. 4. Определённая оценка на основе сомнительного критерия: посколь- ку оптимум состояния общества не обоснован, вполне возможно, что Южная Корея не ближе к нему, чем Северная, только пребыва- ет с другой от него стороны. Таким образом, аргумент "две Кореи" против ориентирования Бело- руссии на Россию есть издевательство над беззащитными дурачками- читателями. Скажем, в приличную диссертацию этот могучий довод не вставишь, а для "быдла", считается, сойдёт. Сыпать такими "аргументами" легко, опровергать их -- труднее: даже текста зачастую требуется много больше, чем в самих "аргу- ментах". Вдобавок опровергать "аргументы" нет смысла, потому что против опровержения выдвигаются тоже "аргументы", и их вроде как надо потом тоже опровергать -- и так до тех пор, пока не надоест. Споры бывают короткими и продуктивными лишь тогда, когда ведутся корректно, то есть не на уровне "приблизительного мышле- ния". Самое печальное состоит здесь в том, что у большинства авторов "аргументов" такого рода они -- не исключительно для "наружного применения": люди в этой манере не только выражаются, но и дейст- вительно как бы соображают. Сформировавшись в среде, в которой критический подход к технологической стороне мышления отсутство- вал, они считают, что это и есть нормальное думание. * * * Сравнение -- любимый приём оглупляющей журналистики: вот у коровы рога, а у лошади их нет, значит, корова -- милитаристка, и надо бы её за это на живодёрню, а лошадь -- хорошая, и неплохо бы выдвинуть её в президентки. Скажем, в Германии вот мало полиции на тысячу населения, а в Белоруссии милиции -- много, значит, белорусская милиция -- это по большей части дармоеды. У одной газетной дамы читаем: "Все, у кого есть компьютер, видимо, посмотрели видеозапись того, как озверели тихие белорусские женщины и как истово они лупили сумочками милиционеров, помогающих кондуктору задержать безбилетника. Это очень показательные кадры. На них нет никаких оппозиционеров, никаких 'отморозков', никаких 'наймитов запада'. Это были пассажиры обычного городского автобуса. Преимущественно женщины. И их накопившуюся ненависть к людям в форме просто прорвало... Можно долго рассуждать, почему в обществе именно такое отноше- ние к силовикам (военные не в счет, их просто жалеют за очевидную второсортность), но факт, что оно такое. Спроси любого белоруса его мнение -- и услышишь, что страна кормит армию беспредельщиков и дармоедов." И т. д. Да, сравнение -- метод плодотворный: даже если используется некорректно. При корректном использовании он даёт верные умоза- ключения, при некорректном -- востребованную белиберду. Разумеется белорусский режим плохой: потому хотя бы, что не сумел вырастить себе здравомыслящих оппонентов. Каков режим, таковы и его критики. Правда, с чего бы режиму хорошеть, когда критики подсказать ничего толком не могут? И кто ж тут после этого дармоед?! Попрекать белорусский режим численностью его же милиции -- зна- чит, игнорировать особенности белорусского менталитета и вообще ситуации в Белоруссии. Чего сколько надо в обществе -- вопрос сложный и тонкий, и не людям с журналистским вывихом мозгов его решать. Если бы менталитет и всякие другие условия здесь были, как, скажем, в Германии, здесь бы и была Германия -- со всеми её достоинствами и недостатками. Как говорят в народе, если бы у мамы был писюн, она была бы папой. Будь у нас другие белорусы, очень даже возможно, что удалось бы обходиться меньшим количеством милиции лучшего качества -- и вдобавок всем говорить по-немецки. Но других белорусов ведь не будет, и тут бы хоть нынешних сохранить. Всякие примеры -- это не готовые аргументы, а только информация для размышлений. Милиция в Белоруссии не столько караулит буйных оппозиционеров (их, между прочим, немного), сколько сдерживает поток социальной грязи, порождаемый в основном глупыми подражани- ями той же Германии и вообще Западу (кстати, имеющими место в значительной части с подачи журналистов). На каком основании дама зачислила милиционеров в дармоедов, осталось за рамками матери- ала. Даже если делать выводы об эффективности белорусской милиции в сравнении с какой-нибудь как бы образцовой полицией на основании не только данных об относительной численности этих служб, но также об уровнях преступности в двух странах, это всё ещё будет очень некорректно. Зачастую ведь нет смысла определять, что первее -- курица или яйцо. Журналисты "опускают" милицию в общественном сознании, по- том удивляются, что в милицию идёт служить нередко второсортный "человеческий материал", дающий поводы для ещё большего её "опускания". А кому здесь совсем уж милиция не нравится -- "Чемодан. Вокзал. Вюнсдорф." или что-нибудь в этом роде. Вот только чтобы оказаться ТАМ надолго и за чужой счёт, надо сначала ТУТ получить от нехоро- шей милиции благодатный импульс дубинкой по голове, иначе стра- дальца не примут в тёплые правозащитные объятья и не получит он вида на жительство в чужом готовом "раю". Есть такой фильм -- "Семь самураев". Там крестьяне прятались от ими же призванных воинов как от меньшего зла, пока не показа- лось, что наступают бандиты. А как показалось, ПОБЕЖАЛИ под защи- ту самурайских мечей. Если с дамой, хающей белорусскую милицию, произойдёт что-нибудь нехорошее, упомянутое в Уголовном кодексе, она не в милицию, случаем, будет звонить? Не к "дармоедам" ли? У Кропоткина хватило великодушия написать: люди лучше учрежде- ний. Это он так про некоторых царских тюремщиков выразился. От белорусских мастеров газетного тра-ля-ля подобного не дождёшься. * * * Особенно противно бывает, когда деятели оппозиционной журна- листики берутся МОРАЛИЗАТОРСТВОВАТЬ -- прививать читателям вычур- ную образованческую моральку, ослабляющую их умы и организмы. Видная дама из подрывной газетки пишет: "Вот не люблю я гаденьких людей. Мерзко это -- видеть, как зависть душит человека до такой степени, что в каждом его слове начинает сквозить подлая эмоция. Но вот уже два дня, как открытые белорусские лица некоторых активистов, интеллектуалов и борцов просто перекорежило. И такими уродливыми вдруг стали эти лица..." Как ни странно, это не по поводу меня: это по поводу того, что даже в замороченной белорусской оппозиции люди иногда удивляются европейским нелепостям: в данном случае тому, что в Польше затея- ли снимать игровой фильм почти про сынулю видного перманентного борца с белорусским режимом. Сынуля сам уже стал борцом: перенял удобную профессию папаши, в частности, будет, наверное, участво- вать в написании сценария к этому фильму. Дама расправедничалась не на шутку: "Что же это за стадо завистливое! Злобное и примитивное стадо! Язву наживут и желчью захлебнутся, но за чужой успех все равно не порадуются." После этого её "вброса", как водится, включился хор соправедни- чающих "шестёрок" -- ребяток, стремящихся быть хорошими, но по причине ущербности своего гуманитарного образования зачастую путающих добро и зло. Разберёмся, не торопясь. Зависть есть проявление нормального, эволюционно выработанного инстинкта, обеспечивающего людям выжи- вание. Если бы она не была полезна, то и не развилась бы у чело- веков. Иное дело, что этот инстинкт не всегда включается уместно. Осуждать зависть в принципе -- значит, демонстрировать собствен- ную поверхностность, чем наша дама и занимается. Разумных аргу- ментов против конкретных случаев зависти может быть только два: 1) завидовать на самом деле нечему; 2) лучше не завидовать, а пристроиться к чужому успеху и тоже что-то с него поиметь. С моей точки зрения, второй аргумент как раз описывает ситуацию этой пишущей дамы. Дама -- из группы взаимно поддакивающих, в которую входит и защищаемый ею молодой человек. На самом деле многие уместно возмущаются тем, что у профессио- нальных оппозиционеров -- почти беспрерывный праздник жизни, тогда как ситуация в стране всё хуже. Людей раздражает то, что пошло уже ВТОРОЕ ПОКОЛЕНИЕ "борцов", успешно -- в смысле личных доходов -- мающихся той же дурью, что и их папашки, пусть даже и проявляющих при этом, возможно, какие-то талантики. Далее, объяснять критику завистью -- это избитый дежурный приём, впечатляющий исключительно дурачков. Может ведь быть ещё множество других нехороших объяснений, как то: стремление... 1) напомнить о себе обществу хоть каким-то способом; 2) дискредитировать конкурента; 3) блеснуть критическими способностями перед потенциальными спонсорами; 4) пережить радость безнаказанного пинания, наконец. Пикантно то, что вне своего кружка взаимно поддакивающих и тонко подмечающих таланты друг друга эта дама занимается в точ- ности тем, что она обличает в посторонних: людей, на что-то пре- тендующих, она поливает грязью, в лучшем случае игнорирует. * * * Будучи не в силах представить сильную РАЦИОНАЛЬНУЮ позицию, либерально-демократические режимоборцы энергично побираются на почве иррациональности: страстно апеллируют к тем или иным инстинктам и, разумеется, приобретают более или менее многочисленные круги сочувствующих (заметим: не сомыслящих). К примеру, моя любимая газетная дама гордо декларирует: "Я всегда, и двумя руками, за свободу мнений. Но все-таки подразумевая грань допустимого для людей. Например, я в принципе не считаю возможными дискуссии о том, имеют ли право на жизнь де- ти, родившиеся глубокими инвалидами. Или о том, надо ли отдавать места в больницах отжившим свое, выжившим из ума старикам, в то время, когда умирают молодые. И даже про то, кому мы, белорусы, в первую очередь должны идти бить морду за все исторические обиды - русским, полякам или евреям - при мне лучше не говорить." Эта похвальная на первый взгляд речь является на самом деле кошмарной в своей "святой простоте", которая хуже воровства, потому что по сути направлена против здравомыслия, смотрения в корень, возможности договариваться. Сон разума рождает чудовищ, только зачастую не сразу, не непосредственно. Инстинкты, разумеется, вещь нужная. Но загвоздка в том, что вследствие быстрого изменения условий жизни они всё менее адекватны реалиям. Вдобавок подсказки инстинктов были всегда приблизительными даже в их лучшие времена. У человеков подсказки инстинктов верифицируются либо разумом, либо естественным отбором. Первое осуществляется довольно быстро и с не очень большими затратами, второе занимает много больше времени и требует немалого количества преждевременных смертей. Само собой понятно, что разумы бывают разного качества и что умишкам браться за большие проблемы не следует, но принципиаль- ное исключение каких-то сторон жизни из сферы разумного контроля -- это, мягко говоря, большая ошибка. На основе рациональности люди могут с трудом приходить к более или менее содержательному консенсусу, компромиссу, тогда как на основе иррациональности (эмоций, подсказок наития) они приходят только к новым и новым конфликтам, потому что у каждого -- свои ассоциации, свои болячки, свои перекосы в развитии эмоциональной части психики. Кормиться игрой на чувствах человеческой массы можно долго и много -- даже когда эта масса совсем уже испортится и наполовину вымрет. Но это дёшево и недальновидно, потому что проблемы общества от этого только усугубляются, а планетка у нас одна, как ни рвись к звёздам. В области повышения рациональности белорусов белорусская либерально-демократическая оппозиция не делает ничего: частью не может, частью не хочет, потому что местная человеческая масса для неё, как и для властей предержащих, -- не защищаемый субъект, а расходный ресурс. Ведь впаривать "общечеловеческие ценности" сентиментальным дуракам много легче, чем людям думающим. Против повышения рациональности возражают лишь два типа людей: 1) манипуляторы, кормящиеся от чужой интеллектуальной слабости, 2) жертвы иррационализации. Пытаться переубеждать жертвы иррацио- нализации не имеет смысла, потому что особенность этих людей как раз и состоит в том, что аргументы на них действуют далеко не всегда. Забавно, что в каждом политическом лагере есть свои праведнича- ющие иррационалисты ("моральные лидеры"), замутняющие мозги со- ратникам и настраивающие их против тра-та-та праведничающих ирра- ционалистов других лагерей, из-за чего грызня больших групп человеков между собой не идёт на спад уже которое тысячелетие. * * * Либеральный оппозиционизм как диагноз. Не верится, что та чепуха, какую нередко пишут про надоевший белорусский режим либеральные журналисты, может писаться с сознанием её чепуховости и подпускаться только из каких-то высоких или низких соображений. Я полагаю, строчится это от чистого сердца: люди ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ДУМАЮТ В ТАКОМ КЛЮЧЕ, то есть, похоже, у них имеет место ytспеци- фическая нарушенность мышления, состоящая в лёгкости абстрагиро- вания от неудобных деталей, в очень некритическом отношении к высказываниям, имеющим нужную направленность. К примеру, у моей любимой газетной деятельницы читаем: "Президент Гватемалы Перес Молина минувшие выходные жил в лачуге - в бедной семье, в беднейшем квартале. Примеру быть ближе к народу последовали также вице-президент и несколько высокопо- ставленных чиновников." Это к тому, что гражданин Лукашенко не захотел провести в лачу- ге минувшие выходные. Гражданка разоблачительница! Во-первых, у гражданина Лукашенко всё детство прошло по сути в лачуге (что, кстати, заметно отразилось на его моральном облике), и ему просто нет необходимости ходить в чужие лачуги на экскурсии. Во-вторых, президент Гватемалы Перес Молина явно занимался показухой, а это не есть хорошо и не умиляет разумных людей. У каждого президента -- свой любимый набор показушных мероприятий, и если бы он не был функционально достаточным, не оставались бы они президентами. "Шутки - шутками, однако ветераны мне не раз рассказывали, как легко они встречались с Машеровым, и как отгородился от народа Лукашенко." По-моему, завышенное представление о собственной значимости тут не только у Лукашенко, но и у ветеранов. Если сопоставить количество времени у главы государства с количеством людей, готовых посягнуть на это время, станет ясно, что повезёт далеко не всем. Старичок с наклонностью к сутяжничеству жалуется: "Как же так, почему я к Машерову трижды на прием попадал, а при этой народной власти даже письмо Лукашенко не могу передать?" Потому что при ТОЙ народной власти старичок выбрал весь свой лимит "доставания" начальства для повышения своего статуса в глазах других старичков. Если нынешняя власть стала менее цере- монной с припыленными старичками, это говорит, скорее, об утилитарности её метода работы. "Кого он боится? Вот Машеров пешком домой ходил, я своими глазами не один раз видел." Но Машеров ЖИЛ НА ТОЙ САМОЙ УЛИЦЕ, на которой работал, а нынеш- нему несменяемому чесать пешедралом в Дрозды накладно, даже если на лыжероллерах. Далее, Машеров не был главой суверенного госу- дарства. Главой суверенного государства был Брежнев, и Брежнева охраняли почти так, как теперь Лукашенко. А Машеров тогда был чуть выше теперешнего губернатора. "Дама одна, бывшая медсестра лечкомиссии, недавно вспоминала, как бежала она по снегу из корпуса в корпус, и только у входной двери заметила, что мчалась Машерову наперерез. Он скромно остановился, открыл ей дверь, пропустил вперед, потом вошел сам, а за ним - всего два охранника." Самое время вспомнить, как закончил жизнь Пётр Миронович, усту- павший дорогу медсёстрам. Однажды ему не уступил дороги водитель грузовика, после чего медицина оказалась бессильной. "А правда -- кого он боится? Президент Финляндии обычным рейсовым самолетом летает..." А кого боится, к примеру, американский президент Обама? Почему тоже не летает рейсовым самолётом? И не угрохали ли в благосло- венной Европе в 1986 году премьер-министра Швеции Улофа Пальме прямо на центральной улице Стокгольма? А ведь душка Пальме даже не был президентом... Ну, и какое подспорье от таких чепухистов в борьбе с режимом?! Только путают людей и переводят ресурсы. * * * Кстати, почему малочисленна и соответственно слаба белорусская прозападная оппозиция? Потому что ей и так хорошо: чем её акти- вистов меньше, тем больше благ достаётся каждому от спонсоров и тем менее болезненны репрессивные реакции "режима". Белорусские "статусные" оппозиционеры разделяются на четыре категории: 1) профессионалы, частично или полностью стоящие на довольствии у западных спонсоров; 2) активисты, ожидающие своего шанса перейти в профессионалы; 3) патологические "протестанты", не способные на нормальную трудовую жизнь в условиях неизбежно несовершенного общества; 4) молодёжь, ещё не понявшая, что к чему, и жаждущая подвигов и "перемен". Помимо них, в Белоруссии есть большое количество людей, которые не принимают "режима" и при случае делают что-то назло ему, но не входят в число "статусных" оппозиционеров и относятся к последним скорее отрицательно, чем положительно. По личным причинам (денежным, карьерным) белорусские оппозицион- ные профессионалы не заинтересованы в расширении своего устоявше- гося и в основном неплохо обеспеченного круга и (в точности, как местное "руководство"!) к каким-то тактическим и стратегическим инновациям готовы прибегать лишь в том случае, если эти инновации не угрожают их положению возле кормушек. Тёплые места в профес- сиональном оппозиционном клане уже частично передаются по наслед- ству. Поскольку молодёжь худо-бедно существует даже в вымирающих об- ществах, то у профессиональных оппозиционеров всегда имеется под рукой неопытный "человеческий материал" для небольших протестных массовок на улицах, тюремных отсидок, поддакиваний в интернете, поэтому всегда есть что показать, когда спонсоры интересуются результатами подрывной работы. Для нынешней белорусской власти её "статусные" оппозиционеры -- вроде геморроя: отнюдь не смертельны, но определённых регулярных мер таки требуют. * * * О том, почему я выражаю недовольство именно оппозиционной бело- русской журналистикой. Потому что официозная белорусская журна- листика со взятой на себя задачей вполне справляется: защищаемый ею режим, который ведёт белорусов в глобальную катастрофу приро- допользования, -- вот он: держится, даже не особо эволюционируя. А оппозиционная журналистика выполнение своей задачи проваливает: не обеспечивает пришествия в общество идеологем, которые способс- твовали бы радикальному исправлению режима либо исчезновению его. Оппозиционные журналисты не только не способны сами делать это, но вдобавок мешают другим людям достукиваться до массовых умов. Дело в том, что если человек, не довольный положением дел в Бело- руссии, почитал легкодоступную оппозиционную журналистскую писа- нину, у него уже не остаётся ни времени, ни желания искать, читать и обдумывать что-то ещё: ему ведь представляется, что он уже ухватил суть. * * * Борьба с неправильным политическим режимом такими неправильными средствами не поможет режиму ни развалиться, ни исправиться. Хоть сколько-нибудь толковые неангажированные люди видят и натянутость такой "критики" и слабость политической альтернативы, подразуме- ваемой "критиками". А бестолковые люди становятся от такого чтива только ещё бестолковее, что потом отрицательно сказывается в их работе и личной жизни. Массовая агрессивная иррациональность может оказаться очень кстати, когда ситуация созреет для сокруше- ния, но эта же иррациональность будет очень мешать, когда чуть позже придётся что-то строить взамен сокрушённого. Вполне надёжно демагогическая "критика" может обеспечивать только прокорм когор- те борцов за свободу и демократию. Чтобы выправить или целиком заменить неправильный политический режим в условиях, когда тот не исчерпал своих ресурсов и не довёл дела до совсем уж революционной ситуации, требуется побольше хо- рошо организованной конструктивной рациональности, превосходящей рациональность режима, а не побольше вздорной агрессивной ирраци- ональности, превосходящей иррациональность режима. Люди, которые не настроены генерировать, обсуждать, поддержи- вать конструктивное, а настроены только грызть власть всё равно как и за что, называются деструкторами. Предаваться демагогичес- кому грызению под предлогом расчистки места для копирования чужих прекрасных образцов -- значит заниматься всё той же деструкцией, потому что никаких действительно прекрасных образцов в настоящее время не существует и надо творить их самим. * * * Я сам в средней молодости пописывал иногда в газетки, но по- следний мой редактор -- воплощение доброжелательности -- зажилил пару раз мой маленький гонорар, а к тому времени как раз появился доступный интернет, так что я по редакциям больше не таскаюсь, а обращаюсь к народам через бесплатные сайты, как мне вздумается. * * * Я не люблю нынешнюю белорусскую власть (ну, и она меня как бы в упор не видит, хотя, наверное, иногда почитывает), но с бело- русскими оппозиционными журналистами у меня отношения по существу никакие. После того, как я написал про их любимчика Василя Быкова всё, что думаю (и что оспорить они не в состоянии, потому что очень похоже на правду), большинство из них, я полагаю, не риск- нёт, как говорится, подать мне руки, поскольку потом, наверное, их коллеги не подадут руки им самим. Скажем так, меня в этой стране как бы нет, но меня это более- менее устраивает, потому что это, по-моему, всё-таки много лучше, чем заискивать перед спонсорами и посиживать в белорусской тюряге ради торжества "демократии", которую я презираю. * * * В каких профессиях люди не подличают ради выживания? Наверное, подличают во всех: в одних больше, в других меньше. Не будешь при случае подличать -- перетрудишься, проиграешь в конкурентной борьбе. Но в большинстве профессий люди подличают, потому что подстраиваются под господствующие нравы, под соответствующую им ситуацию в обществе, а в некоторых профессиях люди существенно влияют на эти нравы и соответственно на ситуацию в обществе. Одна из самых влияющих на нравы профессий -- журналистская. Разумеет- ся, влияет она по преимуществу как инструмент в чужих руках, а не как самостоятельный фактор, но отчасти ведь и по собственной ини- циативе: ведь даже нехорошее можно делать по-разному (к примеру, убивать людей можно быстро, а можно медленно -- так, чтобы мучились). * * * Склонность массы к охмурению информацией и псевдоинформацией можно объяснить приятностью состояния, наступающего после потреб- ления как бы информационного продукта. Эта приятность имеет две составляющих: во-первых, довольство по поводу собственной псевдо- информированности, якобы расширяющей возможности думания и дейст- вования, во-вторых, лёгкую эйфорию, наступающую непосредственно от восприятия чего-то забавного. Если СМИ подносит не чепуху, то зачастую лишь для того, чтобы усыпить бдительность читателя/зрителя/слушателя и потом вернее впарить ему таки чепуху. Если использовать рыболовную аналогию, то СМИшная нечепуха эквивалентна приманивающей подкормке. Да, некоторые рыбы ловко объедают приманку с рыболовных крюч- ков, но всё-таки чаще бывает, что пробующие кормиться с крючков на них же и попадаются. Поэтому правильные рыбы держатся от крюч- ков подальше, хотя там и вкусное. Так ли уж нужны людям каждодневные новости, если пренебречь потребностью в охмуряющем воздействии? Большинство нынешних но- востей составляют скорее псевдоновости: сообщения о совершенно незначительных событиях, не способные ни подправить, ни хотя бы закрепить адекватную картину мира и не дающие основания для какой-нибудь нужной деятельности. Поток псевдоновостей вредит, среди прочего, тем, что, обеспечив мозгам физиологически необходимое возбуждение, он снижает для этих же мозгов возможность воспринять что-нибудь более полезное. Пытаясь достучаться до умов сограждан, обнаруживаешь, что тебе там нет места: что физиологически обусловленный интерес к серьёз- ным вещам крайне незначителен, потому что мозговые ресурсы уже потрачены на усвоение чепухи из СМИ. Доступность псевдоинформации, наверное, даже более вредна, чем доступность алкоголя: "не пить" способны многие, а вот благостная способность "не информироваться" осознаётся в обществе ещё очень незначительно. Между тем, от избыточного "информирования" обычно не только снижается возможность усвоения действительно нужной информации, но также портятся глаза, ослабляются творческие спо- собности, усугубляются проблемы, обусловленные малоподвижным образом жизни. Объём новостей, нужных людям для дела или хотя бы для обновле- ния общих представлений о мире, на самом деле очень ограничен. Ежедневное слежение за событиями -- это самообман, оправдание дурной наклонности к охмурению себя через восприятие. Кстати, убедительные оправдания злоупотребления есть и у алкоголиков. Индивидуальный рецепт защиты от СМИшной мути простой и доступ- ный: не читать газет, не смотреть "телеящика", не рыскать в ин- тернете, а при обострении потребности в информации браться за книги (ну, далеко не за всякие), но не сильно усердствовать в их чтении, потому что должно оставаться время на самостоятельное думание и на деятельность. Но сложность в том, что следование этому рецепту по силам только немногим. По-моему, даже "культурное потребление" алкогольных напитков даётся обществу легче, чем обеспечение безвредности журналистской продукции. Ведь даже качественно сделанный, неманипулятивный и не совсем уж о ерунде журналистский материал бывает вреден хотя бы просто потому, что его слишком много и он слишком доступен в ус- ловиях недостаточной способности большинства людей к самосдержи- ванию. Не всё ли равно, чем перепивается масса народа -- прос- теньким вином или марочным -- если она всё равно ПЕРЕПИВАЕТСЯ? * * * В какие рамки надо поместить журналистику, чтобы от неё было больше пользы, а не вреда? Ясно, что журналистики должно быть значительно меньше, чем есть теперь: когда есть изобилие "инфор- мационного продукта" типа СМИшного, тогда не возможности для отбора обеспечиваются, а высший элемент подавляется низшим: в условиях избыточного предложения выбор -- за массовым потребите- лем, а массовый потребитель предпочитает не лучшее, а то, что больше подходит его СРЕДНЕМУ уровню. Между тем, надо не равняться на вкусы типового потребителя, а стараться хоть немного подтянуть его за уши ближе к надлежащим высотам. Да, что-то ему будет сложновато и скучновато, но при отсутствии возможности обратиться к чему-нибудь вульгарному, родному, он будет потреблять то, что дают, и от этого хотя бы не станет от этого хуже, чем есть. Изобилие журналистики нехорошо ещё и тем, что при нём низка эф- фективность труда каждого отдельного журналиста. А малообъёмность журналистики полезна, среди прочего, тем, что в этом случае легче обеспечить журналистику отборными кадрами. * * * Люди, борющиеся за "свободу слова", полагают, что открывают двери для правды и для свежих конструктивных идей. На самом деле в открытые двери что только не устремляется, а правда и конструк- тивные идеи, если и прорываются, то не привлекают большого внима- ния, потому что неброски, сложны, неудобны, зачастую даже непри- ятны. Со "свободой слова" жизнь пестрее, забавнее, сумбурнее, дегенеративнее, уязвимее. Ограничение "свободы слова" может иметь две цели: 1) защиту общества от слабого, дегенеративного, деструктивного; 2) защиту ущербного правящего режима от революционной пропаганды. Как правило, ущербный правящий режим не только не стремится ограничить в потоках массовой информации слабое, дегенеративное, деструктивное, а даже потворствует всему этому, потому что имеет объективный интерес в интеллектуальном опрощении и моральном разложении основной массы народа и в отвлечении её от политики. Ограничения "свободы слова" в условиях ущербного правления обычно задевают только конструктивную критику этого правления и обсужде- ние мер по его изменению. Потворствовать -- не значит требовать. Ущербный правящий режим редко требует от журналистов, чтобы они впаривали какую-нибудь галиматью: чаще он просто закрывает глаза на галиматью, какую они впаривают по собственной инициативе -- потому что им так легче разводить на деньги малодумающий "пипл" и/или потому что другое из них как-то и не прёт. Если бы сами журналисты старались меньше галиматействовать, то галиматьи в обществе было бы меньше незави- симо от отношения к этому властей. Порочный замкнутый круг? О, да. А может, окружность... ............................................................... ...............................................................

Возврат на главную страницу