Владимир Жаботинский (1880-1940) -- выдающийся сионист-теоретик
и организатор, из той когорты еврейских титанов конца XX -- нача-
ла XX века, которой мы обязаны таким счастьем, как существование
возрождённого государства Израиль. Три-пять людей подобного зама-
ха пришлись бы очень кстати любой непроцветающей нации. Разумеет-
ся, воссозданием Израиля ни одна общечеловеческая проблема не
была, кажется, толком решена и какой-нибудь Мечников или Эйнштейн
своей научной деятельностью, возможно, дали человечеству больше,
чем все вместе взятые сионисты своим сионизмом, но сам факт того,
что в нынешнем тесном и хорошо вооружённом мире, оказывается,
можно куда-то вклинить ещё одно государство (пусть и маленькое,
но спроектированное на основе каких-то высших соображений), очень
примечателен -- и в своей значимости, может быть, далеко не
вполне осмыслен. Мир ещё не устоялся, человеки ещё не совсем
измельчали, великое ещё возможно.
Появление Израиля -- едва повторимое чудо. Это ведь не просто
одно государство оттяпало кусок территории от другого и не
сепаратисты добились обособления земли отцов: это приехали люди
из разных стран под тем предлогом, что здесь одно время околачи-
вались их пращуры, и заявили, что будут строить своё общество --
на отнюдь не свободном уже месте, на котором последующие его
обитатели жили уже более 1200 лет.
Объяснить такой успех опорой на "международное еврейство" --
значит, сильно преувеличить: сионисты были в еврействе маргинала-
ми, отклонением, а не выражением общих устремлений. Сионистам
денежную помощь приходилось чуть ли не ВЫДИРАТЬ из рук. Большинс-
тво евреев не желает жить в Израиле и сегодня -- и поддерживать
его иначе, чем морально. Разумется, евреи значительно солидарнее
между собой, чем, к примеру, русские, но готовы ради своих на
многое, как правило, только при условии, что это многое всё-таки
не связано с большими материальными затратами и личным риском.
Всё это нормально, вполне по-человечески.
У антисемитов слово "сионист" -- почему-то зловещее и означает
особо плохого в идеологическом отношении еврея. Это враждебное
отношение антисемитов к сионистам я в состоянии объяснить разве
что тревогой по поводу возможного ускользания (в Израиль) любимо-
го объекта ненависти -- привычного универсального объяснения
большинства бед любого народа.
* * *
Жаботинский как публицист выражался значительно, концентриро-
ванно, по существу, отличным стилем и почти без перехлёстов. По-
видимому, он всегда исходил из того, что читать его будут и рус-
ские антисемиты -- и выискивать у него дополнительные аргументы
против еврейства.
Перехлёсты у Жаботинского -- к примеру, при комментировании им
"кровавого навета" и "дела Бейлиса". Среди прочего, Жаботинский
впадает при этом в противоречие: с одной стороны, ручается за всё
еврейство, что оно христианской крови себе в мацу не добавляло, а
с другой, говорит: "позвольте нам иметь собственных подлецов" --
и, наверное, психов тоже. Я бы на его месте за всё еврейство так
страстно не ручался: МОЖЕТ БЫТЬ, какие-нибудь (не обязательно
даже психически ненормальные) евреи иногда и тыкают ножиками в
христианских киндеров из СОБСТВЕННЫХ религиозных соображений, тем
более что такая форма поведения, можно сказать, разрекламирована
антисемитами (Жаботинский сам же почти это и оговаривает). Можно
было на ту же тему выражаться более осторожно: у евреев в целом
нет ни религиозной установки, ни бытовой наклонности потреблять
христианскую кровь, а за возможные отдельные эксцессы любого ви-
да, тем более эксцессы, рекламируемые неевреями, народ как целое
по справедливости не должен нести ответственность, потому что со-
всем нехорошие эксцессы иногда случаются с представителями любого
народа не реже, а может, и чаще, чем с представителями еврейско-
го. Если, к примеру, среди русских попадаются сумасшедшие людо-
еды, это ведь не основание считать русских людоедским народом и
предпринимать против них в связи с этим какие-то меры. Впрочем,
можно ведь в ответ возразить, что у евреев эксцессы случаются "по
экспертным оценкам" чаще, чем у русских. А на это, в свою оче-
редь, можно ответить, что статистические данные по этому предмету
таки отсутствуют, а есть только данные (правда, не вполне науч-
ные: у Чезаре Ломброзо) о более распространённом сумасшествии
среди евреев. А на это можно выдать то замечание, что, может
быть, эксцессы у евреев и случаются чаще, чем у русских, но
наверняка ЕЩЁ НЕ НАСТОЛЬКО ЧАСТО, чтобы принимать какие-то особые
антиеврейские меры предосторожности. Ведь даже многие антисемиты
не доходят до утверждений, что неевреям ходить по одним и тем же
улицам с евреями значит подвергать себя сущственной дополнитель-
ной опасности. Вдобавок, если дополнительная опасность имеется,
но не велика, то разговоры о ней, не говоря уже о мерах по её
поводу, принесут больше проблем, чем сама опасность.
Неприятие другого этноса -- это в принципе нормально: вне хрис-
тианства никто не обязан любить всех людей без разбора и за прос-
то так. Ненормальным -- и вредным -- является возвышение своего
неприятия до уровня идеологии, препятствующее возвышению конст-
руктивных вещей до такого же уровня. Если сами евреи где-то пере-
усердствовали с таким неприятием, надо стараться показывать им
пример другого отношения, а не повторять их ошибки. Не хочешь или
не можешь показывать хороший пример -- значит, ты не лучше многих
других и заслуживаешь неприятия не меньше, чем эти другие.
Антисемитам представляется, что злобные евреи непременно воспо-
льзуются ослаблением неприятия к ним для ещё большего упрочнения
своих глобальных позиций и для свершения ещё более значительных
злодеяний против человечества, чем те, какие они совершали до сих
пор; что мир держится, несмотря на присутствие в нём евреев,
только потому, что еврейству всё время противостоят отважные
самоотверженные антисемиты -- знатоки страшной правды о евреях.
* * *
Я не разделяю отрицательного отношения Жаботинского к ассими-
ляции евреев (или кого-то ещё).
Существуют более крупные общности, чем этнос: это раса и чело-
вечество. Помимо этнических культур, есть общее культурное у рас,
у человечества в целом. Наконец, как некоторым индивидам удаётся
быть многоязычными, так удаётся им быть и многокультурными. Если
кто-то в состоянии вполне удовлетворительным для него образом
жить не в своём этносе, а в своей расе или в своём человечестве,
то пусть и живёт: такой жизнью самой по себе он ещё ничего не
портит, если только его случай не является массовым, а массовым
он являться не может, потому при росте "ренегатства" ещё быстрее
растут противодействующие ему факторы.
Стремление изменить свою этническую принадлежность сродни
стремлению изменить свой пол, но всё-таки ближе к желанию приоб-
рести другую профессию или пробиться в более высокий социальный
класс. Если человек так родился и волею всяких случаев так воспи-
тался, что на своём месте ему невмоготу, пусть ищет себе другое
место, только не делает при этом подлостей тем, кто остаются на
прежнем.
Чтобы удерживать людей в некотором этносе, надо делать его при-
влекательным, а не метать молнии в дезертирующих из него. Если же
никак не удаётся сделать этнос достаточно привлекательным, чтобы
он не рассасывался, то, может, либо он испортился неисправимым
образом, либо исчезли те условия, которым он соответствовал
своими качествами, а изменить эти качества значит для него так
или иначе перестать быть собой.
Далее, чем плохо существование, к примеру, русского субэтноса
еврейского этноса? То есть, евреев, которые по культуре русские,
но от еврейства не отрекаются и, если преследуют этнические инте-
ресы, то в первую очередь еврейские, а не русские? Для еврейских
евреев такие русские евреи -- агенты в русской среде, проводники
общееврейской политики (если таковая вырисовывается) в русском
обществе. То есть, относительно еврейства они -- полезный "чело-
веческий материал". Для русского общества они -- тоже феномен в
принципе не вредный и при некоторых условиях оказываются провод-
никами политики русского государства в международной еврейской
среде. На какую сторону они встанут (еврейскую или русскогосудар-
ственную) в ситуации, когда надо определяться с позицией, зависит
от того, на какой стороне более привлекательная идеология и более
положительная личная перспектива. Чтобы государство могло вполне
на них опереться, надо заботиться о привлекательности государст-
венной идеологии и о полезности государственной политики для
людей. Это верно в отношении любого "трансграничного" этноса, а
не только в отношении евреев. Кстати, "трансграничных" этносов
существует огромное множество, и некоторые из них -- головная
боль для других: армяне, курды, тамилы, чеченцы и пр.
* * *
О возрождении иврита. Эксперимент завершился успешно. Язык был
спасён от забвения. Хорошо. И правильно сделали, что пришпилили
возрождение языка к возрождению Израиля: тем энтузиастам, которые
вопреки всему восстанавливали Израиль, было нипочём восстановить
и язык Израиля. А менее целеустремлённые, менее способные, более
вялые и т. п., кто приехали потом в Израиль на готовенькое, были
поставлены перед фактом: в стране уже такой вот государственный
язык, и без него -- никуда.
Однако уточним, что можно быть вполне националистом и при этом
пользоваться чужим языком в качестве основного. Кстати, ашкенази
лет 500 пользовались идишем (диалектом немецкого), но при этом не
переставали быть евреями, так что даже худо-бедно продержались до
пришествия Жаботинского.
Разумеется, националисту надо поддерживать родной язык (это как
бы долг каждого перед человечеством: на всякий случай сохранять
хоть кое-что из доставшегося от предков многообразия), но упот-
ребление чужого языка иногда даёт для выживания родного этноса
больше, чем употребление родного: облегчает усвоение чужих дости-
жений, когда собственных мало.
* * *
Бедность значительной части еврейства в "черте оседлости" была
вызвана не столько правовыми ограничениями и враждебностью вмеща-
ющих народов, сколько тем, что евреи переполнили свою "экологиче-
скую нишу", то есть, слишком размножились от не совсем плохой
жизни. Вмешающим народам не было нужно столько торговцев, корчма-
рей, ростовщиков, портных, парикмахеров, ювелиров, старьёвщиков,
скупщиков краденного, "факторов", и т. п. (в советское время --
экономистов, музыкантов, товароведов, журналистов, юмористов,
прирождённых русских литераторов и т. п.), а менять способ корм-
ления было неудобно, потому что не всякий способ "ложился" на
еврейский национальный менталитет. Скажем, крестьянствовать у
евреев, как правило, упорно не получалось (у меня, кстати, тоже).
* * *
По части размножения евреи -- в числе очень успешных этносов
(несмотря на все гонения, погромы и "холокосты"), причём успех
удался им как раз благодаря тому, что римляне выперли их из
Палестины. Сегодня евреев около 30 миллионов. Во времена Тита их
было, возможно, 300 000, а то и меньше. Если бы не принудительное
расселение, они бы при таких темпах роста разбегались из Палести-
ны во все стороны сами (как разбегались и разбегаются, к примеру,
армяне из Армении).
* * *
В сионистском движении озлобленность российских и отчасти авст-
рийских евреев соединилась с деньгами евреев западноевропейских и
американских. Но озлобленные чаще стремились эмигрировать в США,
а богатые -- филантропствовать на "родинах", поэтому сионистам
всегда не хватало людей и денег. У большинства евреев Запада не
было серьёзных стимулов для того, чтобы переселяться в Палестину
и пробовать выстроить на почти пустом месте островок технически
развитой цивилизации. Сочувствовать сионистской идее -- это одно,
а поддерживать её практически -- это несколько другое. Вдобавок
значительность прослойки интеллектуалов в еврейской среде приво-
дила к неимоверно большому количеству дискуссий по поводу сиониз-
ма, что тоже отнюдь не благоприятствовало сионитской практике.
Альтернатива сионизму -- неявное участие во власти над всякими
народами -- представлялась более удобным вариантом еврейской
национальной стратегии, если говорить о таковой.
Сионистское движение было неугодно значительной части активного
еврейства хотя бы потому, что, привлекая внимание к "еврейскому
вопросу", демаскировало неявную глобальную империю евреев (так с
небольшой натяжкой можно назвать положение евреев в мире,
достигнутое ими к концу XIX века). А для этой империи неявность
была средством обеспечения её существования. Обычно евреи лучше
живут, когда не выпячиваются. Это относится и к другим националь-
ным меньшинствам. Но людям типа Жаботинского захотелось хоть где-
нибудь стать национальным большинством и перестать беспокоиться о
том, не слишком ли они выпячиваются. Это желание не преступное.
Кстати, слово "сионизм" в советское время настолько обросло
всякими нехорошими ассоциациями, что мне даже сегодня приходится
ЗАСТАВЛЯТЬ СЕБЯ относиться к сионизму объективно. А ведь по су-
ществу сионизм -- это рядовой национализм, несколько отягощённый
эксцессами, без которого (и, наверное, без эксцессов которого!) в
нашем бестолковом мире не может состояться ни одно национальное
государство.
* * *
В отличие от Жаботинского, я не считаю, что иудей, в карьерист-
ских целях перешедший в христианство, является предателем своего
народа. Перешедший в карьеристских целях, скажем, в вуду или буд-
дизм -- да, где-то является, а перешедший в христианство -- нет.
Потому что христианство -- это по происхождению секта в иудаизме.
И потому что еврея в христианстве можно в крайнем случае рассмат-
ривать как агента еврейского народа. В "Новом завете" никаких
установок против евреев нет. Иисус Христос -- еврей и иудей,
Библия -- произведение иудеев. Даже один общий праздник у иудеев
и христиан сохранился: Пасха. Правда, празднуют они его по-разно-
му и обычно в разные дни.
Христианство по отношению к иудаизму -- это как очередная вер-
сия компьютерной программы, переставшая поддерживать кое-что из
предыдущей версии по причине слишком большого количества у той
всяких неоправданных "наворотов", зато сохранившая в неизменности
основную часть кода.
* * *
Жаботинский про Стамбул:
"Что все расы равноценны, это парадокс. Я мог бы сослаться на
негров, которые живут в Америке рядом с белыми и все-таки не
равны белым, на турок, которые устроили Стамбул на том самом
месте, где арийцы создали Византию, и т.д." ("Обмен компли-
ментов")
Ещё один еврей, не принявший Стамбула. Когда дело касается
Стамбула, Жаботинскому почему-то изменяет его могучая толерант-
ность. Если самому Жаботинскому нравится европейская традиция
градостроительства и бытового обустройства, а Стамбул в неё не
совсем вписывается, это ещё не значит, что Стамбул хуже вообще, а
не только относительно европейской традиции. И если турки взяли
верх над византийцами, то ведь это вполне может быть потому, что
турки оказались сильнее не вопреки своей традиции, а благодаря
ей.
"Мы стоим на своем и требуем от мира, чтобы в наши руки передали
землю нашего будущего, во имя всей нашей истории и во имя всех
наших страданий. Во имя той бесконечной вины, отягощающей совесть
мира." ("Сионизм и моральное право")
Это ещё даже до "холокоста". Не думаю, что страдания евреев в
пересчёте на человеко-год были больше страданий, которые многие
другие народы причиняли один другому. Мера для страданий отсутст-
вует так или иначе (во всяком случае, Жаботинский о ней молчит),
поэтому представляется, что вина мира перед евреями не больше
вины евреев перед миром. Все "доставали" всех.
Отсутствие у народа своей территории не есть источник дополни-
тельных страданий: наоборот, люди зачастую пёрлись и прутся в
немалых количествах в эмиграцию, чтобы избежать страданий, какие
они переживают на своих родинах.
Далее, рассеянность евреев по миру -- это же была основа для
строительства неявной всемирной еврейской империи. Отсутствие
национального государства не столько препятствовало строительству
этой империи, сколько облегчало его, поскольку процесс не бросал-
ся в глаза.
* * *
Каким видел Израиль Жаботинский:
"Превращение земли Израиля (в еврейское государство) может быть
осуществлено без лишения крова арабов. Все противоречащие этому
заявления неправильны. Территория, занимающая около 100 000 квад-
ратных километров и плотность заселения которой равна плотности
Франции (87 жителей на кв. километр), может прокормить 8 миллио-
нов жителей, или в соответствии с плотностью населения Швейцарии
(104) -- более 10 миллионов, или Германии и Италии (140) -- 14
миллионов. Сегодня она кормит, если учесть всех ее жителей: ара-
бов, евреев и живущих в Заиорданье, немногим более чем 1,5 милли-
она душ. Остается еще свободное место в земле Израиля для абсорб-
ции большей части восточного и центрального европейского гетто --
то есть большую часть из 5 миллионов душ, и не приблизиться даже
к средней плотности Франции. Если арабы не предпочтут по своей
воле покинуть страну, у них нет в этом никакой необходимости..."
("Арабская проблема -- без драматизации")
Википедия о нынешней ситуации с территорией Израиля:
"Суверенная территория Израиля, сложившаяся в результате Войны за
независимость 1949 года и признанная де-факто большинством стран
мира, приблизительно равна 20 770 км?, из которых 2 % заняты
водой. Территория, на которую позже был распространён суверенитет
Израиля, включая Восточный Иерусалим и Голанские высоты, равна 22
072 км. Территория, контролируемая Израилем в настоящее время,
включая земли под управлением Палестинской национальной админист-
рации (ПНА) на Западном берегу реки Иордан, занятые во время
Шестидневной войны, составляет 27 799 км."
Итого приблизительно в 4 раза меньше, чем Жаботинский намечал
для 14 миллионов евреев, игнорируя различия в климате и рельефе
между Палестиной и Европой.
* * *
Как полемист, Жаботинский приятен тем, что не уклоняется от
самых неудобных "еврейских" вопросов, а наоборот, отвечает --
причём по существу -- в первую очередь на них:
"Флаг надо подымать сразу над тем местом, куда направлен самый
жестокий натиск противника." ("Еврейская крамола")
Жаботинскому иногда случается под настроение преувеличивать,
преуменьшать, а то и ошибаться, но он НЕ ВРЁТ.
* * *
Об очень важном моменте недавней русской истории -- о чрезмер-
ном участии евреев в русских революциях -- Жаботинский отзывается
отрицательно. Цитата несколько избитая, но я её приведу:
"...все, в ком только было достаточно задору, все побежали на
шумную площадь творить еврейскими руками русскую историю."
"Нам до сих пор стараются втолковать, что дело России есть
общее дело, как будто против этого кто-нибудь спорил. Суть спора
в том, что на общее дело надо и расходовать сообща, а сообща
значит пропорционально. Затраты каждой общественной группы должны
быть точно соразмерены и с ее интересами, и с ее силами. Больше
должен тратить на общее дело тот, кто получит большую выгоду от
его осуществления: больше должен тратить тот, у кого силы и
средств больше. Пропорциональное представительство в революции!
Наша еврейская затрата на дело обновления России не была
соразмерна ни с нашими интересами, ни с нашим значением, ни с
нашими силами." ("Еврейская крамола")
* * *
Ещё одна избитая цитата из Жаботинского, но я приведу на всякий
случай и её:
"Только евреев превратили в какое-то запретное табу, на которое
даже самой безобидной критики нельзя навести, и от этого обычая
теряют больше всего именно евреи, потому что, в конце концов,
создается такое впечатление, будто и самое имя 'еврей' есть
непечатное слово, которое надо пореже произносить." ("Четыре
статьи и 'Чириковском инциденте' / "Антисемитизм")
Присоединимся к мнению Жаботинского и осторожно продолжим.
* * *
Из Жаботинского ("Странное явление", 1912), к вопросу о вкладе
евреев в развитие европейской цивилизации:
"Я, как известно, грешник, считаю национальность альфой и
омегой своей веры, дорожу ею больше, чем прогрессом, и т. д. Но.
признаюсь, я совершенно не способен проникнуться этим взглядом на
еврея, как на соль земли, без которой остальные вахлаки совсем бы
закисли. Для меня совершенно ясно, что не только эллины в древ-
ности. но и многие народы в настоящее время, например, англичане
и немцы, куда талантливее евреев во всем, решительно во всем,
начиная с литературы и кончая банкирскими конторами. Я в этом не
вижу никакой обиды для евреев, потому что не смотрю на них, как
на народ, который всю жизнь держит перед кем-то экзамен и должен
непременно получать все пятерки. Право народа на самобытность и
равенство не нуждается ни в каких оправданиях. Конечно, раз мы
тут по Европе околачиваемся столько веков, мы естественно принес-
ли ей много пользы, обогатили ее жизнь; иначе и быть не могло --
ведь и мы же не лыком шиты, и если занимаем среди исторических
наций не первое место, то и не последнее. Но смешно пересаливать.
Не будь евреев, культурный мир тоже бы теперь не в лаптях ходил.
В частности, русский народ свою литературу создал без всякой
помощи евреев, так же, как и французский, и английский, и
итальянский."
Правда, у него же есть и почти противоположное на ту же тему
("Восток"):
"Я знаю, что расовое происхождение наше считается восточным;
даже верю в это, хотя многие теперь это оспаривают. Но это не
относится к делу. Из 15 миллионов евреев, которые насчитываются в
мире теперь, 14 миллионов произошли от отцов, которые пересели-
лись на 'Запад' около двух тысяч лет тому назад. За этот период
Европа прошла всю дорогу от гуннов и тевтонов до Лиги Наций и
беспроволочного телеграфа. Достаточно времени, чтобы отвыкнуть от
'азиатского' темпа жизни и срастись с 'европейским'.
Я также знаю другой факт, более грустный: что у нас, в старооб-
рядческом еврейском быту, есть еще много диких пережитков подлин-
ной 'восточности' -- ненависть к свободному исследованию, вмеша-
тельство религии в быт, женщина в парике, которой чужой мужчина
не подает руки. Но если бы мы на минутку поверили, что эти черты
принадлежат к органической сути еврейства, мы бы, вероятно,
махнули рукою на идеал увековечения такой сути. На то и была у
нас гаскала, чтобы отделить пережитки от сути. И она успела:
пережитки вымирают, суть остается.
Суть же эта, по крайней мере наполовину, выражается в том, что
Европа морально 'наша', с том же смысле, как она для англичан,
итальянцев, немцев, французов 'ихняя'. Мы не только зрители и не
только воспитанники европейской цивилизации: мы -- ее сотворцы, и
притом из важнейших. Что ее этический пафос, создавший все ее
освободительные движения, легший в основу ее социальных переворо-
тов, вскормлен нашей Библией -- в двух изданиях -- это старая
истина. Что ее экономический прогресс был бы немыслим без между-
народной торговли и без кредита и что пионерами на обоих этих
путях были именно мы, -- в этом ни один мыслящий человек, еще и
до преувеличений Зомбарта, не сомневался. И что, наконец, от
'Авицеброна' (у нас он Габироль: XI век, т.е. еще задолго до
первой зари европейского пробуждения!) до Эйнштейна десятки тысяч
индивидуальных евреев в разных странах лично делали науку,
философию, художество, технику, политику и революцию, одни на
высотах мировой славы, как Спиноза, или Гейне, или Дизраэли, или
Маркс, другие во втором, и третьем, и десятом ряду -- и это
старая песня. Ее не следует забывать.
Европа наша; мы -- из ее главных созидателей. За 1800 лет мы ей
дали пропорционально не меньше. чем какая угодно другая из
великих 'западных' наций. Но мы, кроме того, начали строить ее
еще задолго до общего начала -- еще до того, как начали строить ее
афиняне. Ибо главные черты европейской цивилизации: недовольство,
'богоборчество', идея прогресса, -- вся та пропасть между двумя
мировоззрениями, которая выражается в антитезе двух верований:
'золотой век' и 'Мессия', идеал в прошлом и идеал в грядущем, --
эти черты дали Европе мы, еще задолго до того, как отцы наши
пришли в Европу: Библию мы принесли с собою в готовом виде.
Может быть, мы больше всякого другого народа имеем право ска-
зать: 'западная' культура есть плоть от плоти нашей, кровь от
крови, дух от нашего духа. Отказаться от 'западничества',
сродниться с чем-либо из того, чем характерен 'Восток', значило
бы для нас отречься от самих себя."
Придерёмся.
"Золотой век" появился в первый раз, кажется, у грека Гесиода,
причём вряд ли под влиянием еврейства.
"Идея прогресса" греет меня не более, чем она грела Гесиода,
потому что процентов 80 нынешнего "прогресса" -- это подготовка
глобальной катастрофы. Винить в нынешнем "прогрессе" евреев?!
Прикинем, так ли уж сильно европейская цивилизация обязана ев-
реям своими достижениями или хотя бы своими особенностями. Частью
Запада как культурной общности евреи стали лишь в XIX веке, а до
того они только пребывали на Западе, но более или менее противо-
стояли ему. Да, Библия -- от евреев, но соль ведь не в текстах,
а в их толковании, а к толкованию Библии евреи привлекались мало.
Спиноза, Гейне, Дизраэли и Маркс были еврейскими отщепенцами
(особенно Спиноза и Маркс). Если, скажем, немцы или французы
творили европейскую цивилизацию, оставаясь в рамках своих нацио-
нальных культур, то евреи -- только ассимилировавшись, то есть,
оставив еврейскую традиционную культуру.
Еврейская национальная культура в Европе стояла 1800 лет по
большей части непонятным особняком -- среди прочего, из-за своего
неевропейского языка и своей специфической письменности. До XIX
века ничего, помимо Библии и чуть-чуть Каббалы, интеллектуальный
слой Европы от евреев по существу не воспринял. Никого из еврейс-
ких интеллектуалов, живших до XIX века, кроме Екклесиаста, Иосифа
Флавия и Боруха Спинозы, средний культурный европеец назвать по
памяти не может.
Наверное, в старой (до XIX в.) еврейской литературе есть кое-
что, заслуживающее включения в, так сказать, общеевропейский
расхожий культурный набор, да вот что-то не включается: по той
хотя бы причине, что во всяком европейском народе и собственной-
то литературой такого возраста в целом не сильно интересуются.
Информационная перегрузка мешает.
Евреи заправляли в Хазарии, но ей это не помогло сохраниться.
Евреи активничали в Эфиопии (общины чёрных иудеев, называемых
фалаша, существовали там до 1980-х), но она не поразила других
народов своими цивилизационными достижениями. Вывод: европейцы
стали к XIX веку такими, какими стали, в основном благодаря
собственым усилиям, собственным особенностям и всяким
случайностям, а не потому, что среди них подвизались евреи.
* * *
Преувеличение у Жаботинского:
"Перед нами расстилается необозримая равнина двухтысячелетнего
мученичества; и на этой равнине, в любой стране, в любую эпоху,
видим мы одно и то же зрелище: кучка бедных, бородатых, горбоно-
сых людей сгрудилась в кружок под ударами, что сыплются отовсюду,
и цепко держится нервными руками за какую-то святыню. Эта
двадцативековая самооборона, молчаливая, непрерывная, обыденная,
есть величайший из национальных подвигов мира, пред которым
ничтожны даже греко-персидские войны, даже история Четырех Лесных
Кантонов, даже восстановление Италии. Сами враги наши снимают
шапку пред величием этого грандиозного упорства. В конце концов,
люди забыли все наши заслуги, забыли, кто им В конце концов, люди
забыли все наши заслуги, забыли, кто им дал единого Б-га и идею
социальной правды; нас они считают изолгавшимся племенем, в душе
которого ничего не осталось, кроме коллекции уловок и уверток,
наподобие связки отмычек у вора: и если перед чем-нибудь еще
преклоняется даже злейший из клеветников, если в чем-нибудь еще
видит, не может не видеть символ и последний остаток великой,
исполинской нравственной мощи, -- это только в уцелевшей, ни на
миг доселе не дрогнувшей способности страдать без конца за некое
древнее знамя. В этом упорстве наша высокая аристократичность,
наш царский титул, наше единственное право смотреть сверху
вниз." ("Наше бытовое явление")
Во-первых, за последние две тысячи лет многие народы немало
намучились и насовершали великих деяний, а мера для этих вещей
пока ещё не выработана, так что считать евреев выдающимися в этих
отношениях -- дело некорректное.
Во-вторых, ценность единого Бога сомнительная. С моей точки
зрения, многобожие колоритнее, и оно благоприятно сказывается как
на мифах, так и на храмовом строительстве, а может, и на культуре
в целом: чтобы согласиться с этим, достаточно сравнить греческие
древности с еврейскими.
В-третьих, единобожия мои предки не просили, более того, --
многие сильно сопротивлялись замене язычества христианством.
Утрата собственных мифов, замена их на еврейские -- это, скорее,
беда, а не достижение. Кстати, потому-то древняя история моих
предков и просматривается хуже, чем еврейская, что их мифы в
основном утрачены. Но не будем считать евреев виновными ещё и в
этом: самолично они христианства никому не навязывали; более
того, даже постарались, чтобы Христос был распят.
В-четвёртых, преемственность между библейскими евреями и совре-
менными -- вещь довольно размытая: как в генетическом отношении,
так и в культурном -- и даже в религиозном (раньше культ вертелся
вокруг иерусалимского храма и не было Талмуда). Я не берусь
назвать современных евреев древним народом: под это название
больше подходят эскимосы и чукчи. Они, кстати, тоже со своими
мифами, которые местами поинтереснее древнееврейских будут. И я
не думаю, что в крови у современных евреев меньше намешано, чем,
скажем, у современных норвежцев.
Как у всякого европейского народа, у евреев было в истории
много конфликтов с соседями, а в этих конфликтах -- много и пора-
жений, и побед. Еврейские поражения принимали форму понижений в
правах, погромов, изгнаний. Еврейские победы -- торговых экспан-
сий, обогащения, встраивания во власть. Такие победы -- по обще-
европейским понятиям не зрелищные. Кино про них не смотрится
(если только не что-нибудь вроде "Еврея Зюсса"). Ну, можно заме-
тить, что в XIX и XX веках евреи вполне наверстали упущенное, так
что даже стало возможно снимать нормальное кино про их победы
("Отбрось длинную тень", "Мюнхен").
Каждому народу нужен МИФ о его величии, иначе люди будут при
любой возможности сбегать из этого народа в другие, более гордые
народы, и невеличественный народ может за несколько поколений
исчезнуть. И у современных евреев такой сплочающий миф есть (см.
анализируемую цитату), и в этом они вовсе не оригинальны, как и
хотелось (в другом тексте) Жаботинскому.
Если создавать более правдоподобный, но всё же греющий миф для
сплочения современного еврейства, то я бы выпятил саму сплочён-
ность, а также адаптируемость и наклонность к интеллектуальной
работе, а в качестве выдающегося достижения представил бы воссоз-
дание государства Израиль и воскрешение иврита как языка массово-
го пользования. Ведущую роль в двух разваливаниях Российской
империи, наверное, лучше не акцентировать (но и не замалчивать).
Вообще без мифов нельзя: очень многие имеют в них психическую
потребность.
Кстати, если уж быть точными, то евреи подарили европейцам не
единого Бога, а ТРИединого. И если шибко стараться вдуматься, что
бы это значило, то даже рехнуться можно.
"Для меня все народы равноценны и равно хороши. Конечно, свой
народ я люблю больше всех других народов, но не считаю его
'выше'. Но если начать меряться, то все зависит от мерки, и я
тогда буду настаивать между прочим, и на своей мерке: выше тот,
который непреклоннее, тот, кого можно истребить, но нельзя
'проучить', тот, который никогда, даже в угнетении, не отдает
своей внутренней независимости. Наша история начинается со слова
'народ жестоковыйный' -- и теперь, через столько веков, мы еще
боремся, мы еще бунтуем, мы еще не сдались. Мы -- раса неукротимая
во веки веков: я не знаю высшей аристократичности, чем эта."
("Обмен комплиментов")
Может быть, правильнее говорить не о расе, а о традиции или
даже только о народе? Вообще, о чём длительном можно говорить,
если через N лет народ изменился не только в расовом, но даже в
культурном отношении, однако цепочка преемственности нигде не
прерывалась?
* * *
Жаботинский как человечище:
"Я видел однажды хромую девочку, которая была очень весела, и,
глядя на нее, я подумал: эта девочка уже свыклась и ничуть не
страдает от своего недостатка. Но тогда я уловил взор ее матери,
устремленный на нее. и мне стало страшно больно. Я понял, что
мать лучше меня читала в душе этого ребенка, и видела ясно, как
на самом дне этой души, даже в минуту хохота и резвости, таилась
и теплилась какая-то искорка обиды за свое убожество. И мать
понимала, что никогда не погаснет та искорка, и девочка пронесет
ее с собою через всю жизнь, и как бы она звонко ни хохотала, как
бы шибко ни выучилась бегать, все-таки вечно будет она чувство-
вать себя на крохотный волосок ниже других, потому что они как
все люди, а у нее хромая нога. Так будет насквозь отравлена вся
ее жизнь, и никогда не узнает она ни в чем полного счастья в той
мере. в какой оно доступно другим людям, потому что она ниже их."
("Евреи и Россия" / "О национальном воспитании")
Может, соль здесь в том, что девочка была еврейская? Нет, соль
в том, что Жаботинский был способен 1) замечать и выражать нюан-
сы, 2) сострадать чужому дитяти. Это важно.
* * *
А вот тут мне Жаботинский не понравился:
"Нам не в чем извиняться. Мы народ, как и все народы; не имеем
никакого притязания быть лучше.
В качестве одного из первых условий равноправия, требуем при
знать за нами право иметь своих мерзавцев, точно так же, как
имеют их и другие народы.
Да, есть у нас и провокаторы, и торговцы живым товаром, и укло-
няющиеся от воинской повинности, есть, и даже странно, что их так
мало при нынешних условиях. У других народов тоже много этого до-
бра, а зато еще есть и казнокрады, и погромщики, и истязатели, –
и, однако ничего, соседи живут и не стесняюится. Нравимся мы или
не нравимся, это нам, в конце концов, совершенно безразлично.
Ритуального убийства у нас нет и никогда не было; но если они
хотят непременно верить, что 'есть такая секта' – пожалуйста,
пусть верят, сколько влезет. Какое нам дело, с какой стати нам
стесняться?
Краснеют разве наши соседи за то, что христиане в Кишиневе вби-
вали гвозди в глаза еврейским младенцам? Нисколько: ходят, подняв
голову, смотрят всем прямо в лицо, и совершенно правы, ибо так и
надо, ибо особа народа царственна, не подлежит ответственности и
не обязана оправдываться.
Даже тогда, когда есть в чем оправдываться... Никому мы не обя-
заны отчетом, ни перед кем не держим экзамена, и никто не дорос
звать нас к ответу. Раньше их мы пришли и позже уйдем. Мы такие,
как есть, для себя хороши, иными не будем и быть не хотим."
Почему меня это не восхитило: я не вижу настроенности на про-
гресс, на восхождение к лучшему. Вижу только настренность на про-
должение взаимной душиловки народов, на бег по кругу, уложенному
старыми граблями. Что, Жаботинскому было бы всё равно, ЧТО я о
нём думаю? Так и мне ж его "всё равно" -- до лампады. Но как аук-
нется, так и откликнется. У нас во времена моего детства говари-
вали: придёт война -- сухарика попросишь. Подозреваю, что если
бы "праведники мира" предварительно ознакомливались с избранными
местами из гордой писанины Жаботинского, это могло влиять на их
готовность рисковать собой. Потому что нет смысла спасать стра-
дальцев, если эти страдальцы в моральном аспекте -- такие же, как
их палачи и всего лишь не дождались ещё своей очереди мучить и
убивать.
Кстати, "позже уйдём" чуть было не оказалось перечёркнуто наци-
стами (до некоторых стран они, наверное, не дотянулись бы, но
убитым ими евреям и выжившим родственникам убитых от этого не
легче). Если евреи влипли с антисемитизмом, то жить "как все"
означает для них в сравнении со "всеми" дополнительные напряги.
Для избежания напрягов надо быть приличнее "всех" (ну, хотя бы
очень многих, конечно).
И ещё немного про утверждение Жаботинского "ритуального убийст-
ва у нас нет и никогда не было". А вдруг он был всего лишь с низ-
коватым уровнем посвященния в "иудейские древности"?! Я ни к чему
не клоню, а единственно уточняю. Он ведь не раввин, не цадик, не
каббалист и даже не резник. Я вот за своих белорусов так уверен-
но не ручался бы, хотя мы простой открытый народ -- и, вроде, без
замшелых тайн и старинных книг, в отличие от некоторых. Если бы
меня спросили про принесение нами, белорусами, кровавых жертв в
настоящее время, я бы отвечал осторожнее: ничего про такое я не
читал и не слышал, на наш национальный характер это, вроде, ло-
жится не очень хорошо, но за прошлые века и за всяких маргиналов
я, разумеется, не ручаюсь. Я, между прочим, почти каждый день
хожу на работу и обратно лесочком мимо ну очень большого камня,
которому до сих пор как бы поклоняются районные как бы полуязыч-
ники. Так вот, я же не знаю, ЧТО у них в головёнках и не окроп-
ляют ли они своего камня кровью кого-нибудь. Спросить в лоб
[боюсь] стесняюсь, да они и не обязательно ведь скажут правду.
И чуть-чуть про вот это у Жаботинского: "особа народа царст-
венна, не подлежит ответственности и не обязана оправдываться".
По-моему, он так легко "прощает" русским погромную деятельность
лишь для того, чтобы избежать более тщательного меряния непотреб-
ствами с ними. Не из христианских же соображений.
* * *
Жаботинский как вредная личность ("Слово о полку"/ "Против
всех"):
"Правда на свете одна, и она вся у тебя; если ты в этом не
уверен -- сиди дома; а если уверен -- не оглядывайся, и выйдет
по-твоему."
Так каждый шустрый дурак может. Недурак же -- тот, кто способен
продуктивно действовать, не будучи совершенно уверенным в своей
правоте. Потому что на самом деле правота -- как правило, вещь
относительная, временная и более или менее сомнительная, а глав-
ное -- у каждого своя, а жить ведь как-то надо.
Результат боевитости Жаботинского и ему подобных: Израиль от
своего рождения имеет враждебных соседей и "пятую колонну" из
арабов-палестинцев. Надо было выпячивать не идею "без насилия не
обойтись", а идею "выкупить землю предков". Да, выкупить как бы
утраченное своё. И ведь частично выкупали же -- и сегодня по
существу выкупают -- только это не лучшим образом подносится (а
вдобавок сказывается уже накопленная история эксцессов). Если
бы иначе приправляли, получилось бы то же блюдо (Израиль), но под
более мягким соусом: под кисло-сладким, а не под горьким.
* * *
По существу у Жаботинского повоевать не получилось. Но стремле-
ние было. Евроейский легион так долго капризничал по поводу того,
где воевать и под какими кокардами, что на войну успел только под
самый конец. Жаботинский хотел от англичан слишком многого: чтобы
они позволили ему английским оружием и на английских харчах вое-
вать за сионистские (даже не просто еврейские!) интересы в Палес-
тине под предлогом временного частичного совпадения этих интере-
сов с английскими. Да, англичане не торопились запускать отважных
евреев в бой, но это было вызвано как раз большим националисти-
ческим рвением еврейских легионеров.
Сам Жаботинский вступил в свой легион рядовым (и даже успел
отбыть несколько нарядов по уборке сержантской столовой) и только
потом постепенно дорос до лейтенанта. Это его характеризует очень
положительно.
* * *
Миф о выдающемся Жаботинском -- разумеется, не без преувеличе-
ний.
Из Википедии:
"В гимназии Жаботинский учился посредственно и курса не закон-
чил, так как, увлекшись журналистикой, с 16 лет стал публиковать-
ся в крупнейшей российской провинциальной газете 'Одесский лис-
ток' и был послан этой газетой корреспондентом в Швейцарию и
Италию; также сотрудничал с газетой 'Одесские новости'. Высшее
образование получил в Римском университете по кафедре права."
А, к примеру, в биографии Жаботинского, выставленной в Еврейс-
кой библиотеке (www.jewish-library.ru), о посредственой учёбе
светоча уже не говорится. Про гимназические годы Жаботинского там
сказано только следующее:
"Способность его к языкам была поразительная: уже в гимназии
он овладел итальянским, английским, немецким и французским;
знал латинский и древнегреческий, которые изучали по школьной
программе, а также иврит."
Жаботинскому приписывают совершенное владение шестью или семью
языками. По-видимому, это были иврит, идиш, русский, итальянский,
английский, немецкий и французский. Если принять во внимание, что
Жаботинский с младых ногтей зачастил в Европу и живал там подол-
гу, этот лингвистический подвиг не выглядит особо значительным.
Жаботинский был, конечно же, человек талантливый и сионист
авторитетный, но другие видные сионисты были тоже не лыком шиты
и занимались делом, а не ерундой, а он им крови попортил немало.
Википедия:
"Жаботинский провозгласил необходимость ревизии традиционного
сионизма, откуда происходит название возглавляемого им течения:
ревизионизм."
"В отношении арабского вопроса Жаботинский и ревизионисты, в
противоположность Вейцману, уповавшему на дипломатические методы,
и особенно арабофильскому течению в сионизме, выступали за
необходимость развития еврейских военизированных структур и
жёсткого силового давления на арабов с тем, чтобы заставить их
примириться с созданием еврейского государства в Палестине."
"В 1931 году ревизионисты, которым была устроена обструкция на
17-м сионистском конгрессе, покинули конгресс и объявили, что
оставляют за собой право не выполнять решения руководства сио-
нистской федерации; в 1933 году Жаботинский, апеллируя к партий-
ным массам вопреки воле руководства ревизионистов, добивается
выхода Союза сионистов-ревизионистов из Всемирной сионистской
организации." И т. д.
То есть, сегодняшние проблемы Израиля в отношениях с арабами --
отчасти наследие великого Жаботинского.
Кстати, Жаботинский был-таки евреемасоном, хотя и непродолжи-
тельное время. Википедия:
"По утверждению Н. Берберовой, в 1932 году в Париже Жаботинский
вступил в российскую масонскую ложу 'Свободная Россия', но пробыл
там лишь несколько месяцев (официально вычеркнут в 1936). Соглас-
но современному исследователю А. И. Серкову, он входил в ложу
'Северная Звезда', где дошёл до степени мастера и которую покинул
в 1935 году из-за 'многочисленных занятий'. Масонские анкеты
Жаботинского опубликованы Р. Городницким и А. Серковым в 2006 г."
Зачем сионистскому лидеру вступать вдобавок в масоны -- вопрос
ещё тот.
Википедия:
"Из-за радикального национализма, антисоциализма и ставки на
силу оппоненты обвиняли Жаботинского в фашизме."
Другими словами, антисемитская формула "сионизм = фашизм" --
как раз то самое, что видели в позиции Жаботинского левые
сионисты.
Показательно, что останки Жаботинского перевезли из США в
Израиль только в 1964 г.: раньше этому, наверное, мешали яркие
воспоминания о сложностях, которые он создавал соратникам.
* * *
Ранний Жаботинский корректнее позднего. Вызвано это, наверное,
тем, что со временем он перешёл от рассуждений к практике и стол-
кнулся с тем, что на корректности далеко не уедешь и надо подпус-
кать демагогию (вернее, меньше сдерживать ту, какая сама прёт из
подсознания в условиях расшатанности нервной системы).
* * *
Еврейские националистические активисты в современной Европе хо-
тят не просто жить по-еврейски: они хотят ФИГУРИРОВАТЬ, кормиться
от своего показного еврейства и поэтому пристают к неевреям с
требованиями внимания, сочувствия, извинения, наказания виновных
перед евреями хоть в чём-нибудь. Неевреям же на эти еврейские
дела по большому счёту чихать, потому что есть собственные. Не
чихать только тем, кто сами стремятся фигурировать и кормиться в
качестве защитников трескучих идей гуманизма в приложении этих
идей к евреям. Надо заметить, профессиональные националисты име-
ются в любом цивилизованном народе, так что попрекать евреев
националистической вознёй -- это не умно. Да, чужая возня раздра-
жает, но и ваша ведь раздражает кого-то тоже, так что разберитесь
для начала со своей.
* * *
Резюме о Жаботинском. Как ни крути, титан духа. Образец для
всякого националиста, хотя и с перекосами. Будет читаем, пока
существуют евреи. Из русских деятелей, близких по качествам
Жаботинскому, можно назвать черносотенца Василия Шульгина. Теперь
они оба мне дороги.
Литература:
Жаботинский В. "Избранное", "Роспринт", СПБ, 1992.
Возврат на главную страницу Александр Бурьяк / Владимир Жаботинский как сионистская глыба