Из СМИ:
"В законе о социальной защите инвалидов предусмотрено создание
безбарьерной среды. Это -- пандусы, лифты, низкопольные модели
общественного транспорта со специальными трапами, по которым
может заехать коляска."
"Сегодня в Минске появляется все больше низкопольных автобусов.
Но человеку в инвалидной коляске в них не забраться. Для этого
необходим специальный откидывающийся трап. Водитель на остановке
должен выйти из кабины, открыть трап, помочь инвалиду заехать в
автобус. В России, где такие автобусы уже не редкость, водителю
за это даже доплачивают."
"Как сказал председатель Республиканской ассоциации инвалидов-
колясочников (РАИК) С. Д-овский, ничего из того, что требует
закон, до сих пор не выполнено. Лоббирование инвалидами своих
интересов заканчивается пустым звуком."
"По мнению С. Д-овского, проблема с решением насущных для
инвалидов вопросов в том, что чиновники либо не слышат голоса
тех, кто добивается соблюдения права на свободу передвижения,
либо отмахиваются извечным "нет денег", либо считают себя
компетентными и способными решать, что надо инвалидам, а без
чего они могут обойтись. И т. д." ("ДЕЛОВАЯ ГАЗЕТА" от
31.01.2006)
А почему бы не задаться целью переделать городскую среду не
только под колясочников, но также, к примеру, и под слепых? Огра-
дить повсеместно проезжую часть от тротуаров, а на пешеходных
переходах поставить шлагбаумы со звуковой сигнализацией. Вообще,
сделать все указатели бибикающими, все -- вывески говорящими, да
к тому же с выпуклыми буквами. И размещать на уровне плеч, чтоб
каждый мог ощупать. А троллейбусы и автобусы должны приятным
голосом извещать находящихся на остановке людей о своём номере и
маршруте, а также о степени своей заполненности.
Далее, можно и для глухих что-то сделать: скажем, зажигающиеся
надписи в общественном транспорте -- вдобавок к устному объявле-
нию остановок. А на автомобилях в дополнение к сирене какой-
нибудь прожектор должен включаться. И все передачи по телевизору
-- с титрами покрупнее.
А как быть с правами больных открытой формой туберкулёза?
Туберкулёзникам в город ведь тоже хочется! Если просто надевать
на них "респираторы наоборот" (очищающие выдыхаемый воздух), это
будет ущемлением больных по сравнению со здоровыми. Значит, при-
дётся надевать респираторы НА ВСЕХ. Дополнительно для заразных
можно будет устраивать особые изолированные купе в общественном
транспорте. И не только для туберкулёзников, а вообще. И для
каждой разновидности заразы -- свои.
И у сумасшедших ведь тоже есть человеческие права! Ну, этим
можно разрешить гулять по улицам в смирительных рубашках. Но
придётся как-то переделать все двери -- чтобы их можно было
открывать лбом, а также кнопки в лифтах и т. д. -- чтобы было
удобно нажимать на них носом (это заодно пригодится и для
безруких).
Потом ещё есть слишком толстые. Для этих -- все двери двойной
ширины плюс специальные сидения двойной прочности. На морских
судах им понадобятся спасательные жилеты большого размера и
спасательные круги с большой дыркой.
Далее, попадаются слишком высокие и слишком низкие. Для первых
хорошо бы поднять потолки, для вторых -- опустить стулья. Или же
сделать все стулья регулирующимися по высоте (и потолки тоже).
Кто ещё у нас мучается больше других от несовершенства руко-
творного мира? Страдающие ночным недержанием мочи, к примеру. Для
них -- специальные кровати в гостиницах, казармах и тюрьмах.
Подход можно расширить на все разновидности отклонений. К при-
меру, чтобы некурящие не страдали от курильщиков, надо бы как-то
поделить улицы и подъезды.
Наконец, если быть последовательным, то в приспособлении города
под особенности тех или иных граждан следует опуститься и до ин-
дивидуального уровня. Скажем, для меня перемещение по улицам --
почти сплошная пытка из-за того, что везде вонючие автомобили,
дебильная реклама, бомжи и разные другие выродки. Ну, допустим,
рекламу можно сделать управляемой, а у меня на голове установить
радиомаячок: когда я приближаюсь, рекламные щиты схлопываются,
а когда удаляюсь, раскрывают свою мерзость вновь. Но что с
автомобилями и бомжами-то делать?!
* * *
Представляю себе, что будет, если инвалиды с колясками начнут
тиснуться в наш общественный транспорт: задерживать всех и зани-
мать раза в три больше места, чем стоящий человек с сумками!
Электорат начнёт злиться, однако! Кроме того, электорат, возмож-
но, начнёт вдруг сознавать, что образ жизни, насаждаемый сущест-
вующей властью, калечит людей не только в фигуральном, но и в
буквальном смысле.
* * *
Расчёт всех радетелей за особые условия для себя убогих -- на
то, что люди не рискнут сказать им НЕТ, чтобы не выглядеть чудо-
вищами. Между тем, есть серьёзные основания для отказа им:
1) экономия в условиях дефицита природных ресурсов;
2) справедливость;
3) поощрение осторожности и заботы о здоровье;
4) естественный отбор, без которого общество вырождается.
Основной аргумент инвалидов: с вами и вашими родственниками это
тоже может случиться. В самом деле, инвалидом может стать ЛЮБОЙ,
но с очень разной вероятностью и по существенно различным причи-
нам, среди которых есть совсем не уважительные. Кое-кому при его
беспечности, можно сказать, на роду написано покалечиться.
В либеральном обществе любая социальная группа может создать
свою ассоциацию и начать "качать права" в ущерб другим социальным
группам, которые не создали своей ассоциации или создали слишком
вялую. Кем бы ты ни был, при большом желании и некоторой гибкости
ума всегда можно выставить себя незащищённым и нуждающимся и
что-то урвать для себя у общества (кстати, в этом деле работающим
людям трудно состязаться с неработающими инвалидами, потому что у
тех больше свободного времени на всякие такие вещи).
Инвалидам очень неудобно всю жизнь сидеть дома. Но ведь есть
много людей, у которых и дома-то по сути нет, хотя эти люди
здоровы и в полную силу работают! Им тоже плохо -- и вдобавок
обидно, потому что их дом, возможно, достался какому-нибудь
инвалиду. Может, надо сначала обеспечить жильём всех нуждающихся
и только потом нести дополнительные расходы на удобства передви-
жения колясочников?
А вообще-то я полагаю, что городская среда должна быть выстро-
ена исключительно под НОРМАЛЬНЫХ людей, потому что только в этом
случае будет мощный стимул к обеспечению и сохранению нормальнос-
ти. Больше страдать должны те, кто больше отклонился от нормы в
худшую сторону. Панического страха перед перспективой оказаться
в инвалидной коляске таким образом всё равно не добиться, но
некоторый положительный эффект, тем не менее, наверняка появится.
С непламенными патриотами можно спорить, и даже можно иногда их
в чём-то переубеждать. Пламенные же слишком быстро возбуждаются и
начинают страстно обличать оппонента при малейшем отклонении его
от догмы. Не успевают даже до конца дочитать (дослушать) его ар-
гументы. Этакие фагоциты Родины. Спокойное общение с ними получа-
ется лишь при условии, что заблаговременно осторожно разведаешь,
ЧТО у них принято за святое, и постараешься не касаться этого
святого своими грязными руками.
Моя последняя попытка общения с ними быстро закончилась зачис-
лением меня в невежды, графоманы, мегаломаны, пустозвоны и гомо-
сексуалисты. Я пытался объяснить, что я не танк, под который им
надо непременно броситься, но это распалило их ещё больше.
Наверное, им очень хотелось, чтобы был именно танк.
Это доминирование эмоций над мышлением у большинства людей
сильно меня огорчает, потому что делает бесполезными мои рацио-
нальные доводы (и не только мои). Пронять массу корректными рас-
суждениями невозможно. Можно в лучшем случае обмануть её впечат-
ляющей демагогией, то есть вместо одних мифов подсунуть ей дру-
гие. А самый действенный подход -- разобраться, каких мифов она
хочет, и кинуть их ей, как кидают кость приблудной собаке. Вот
тогда я был бы герой.
Есть писатели, и есть литераторы. А ещё графоманы есть, но тех
уже трудно читать. Литераторы -- те, кто набили руку в составле-
нии гладких текстов и готовы писать о чём угодно, лишь бы изда-
тельство приняло. Писатели, не являющиеся литераторами, бывает,
и ремеслом то не очень владеют, но их книги, тем не менее, чита-
ются, потому что в них есть что-то доподлинное и существенное.
О литераторах. Они не просто хорошо владеют приёмами кропания
занимательного чтива, но делают упор на использовании этих приё-
мов. Они пристроились зарабатывать литературным ремеслом на
жизнь, поэтому при выборе жанра, темы, стиля, отдельных матерных
выражений и пр. ориентируются на единственный критерий: лишь бы
те обеспечивали сбыт их писанине. Это профессионалы, одержавшие
верх в естественном отборе. Титаны высокопробной халтуры, они
похваляются количеством изданий и размерами тиражей.
Конечно, они поверхностны, но ведь таково и большинство читате-
лей. Они удобны для книжной торговли, потому что идут нарасхват.
Где есть они, там другим, не таким, как они, уже почти нет места.
Дальние последствия воздействия их шедевров на общество их мало
волнуют, а точнее не волнуют вовсе.
Они не столько обслуживают запросы малодумающего человеческого
стада, сколько ДЕЛАЮТ людей таким стадом, чтобы зарабатывать на
них побольше.
Их книжки можно сравнить с умелыми проститутками: всё у тех
доступно, соблазнительно, почти всё качественно, так что никакая
нормальная женщина не потягается с ними приятностью (если только
в душе она не то же самое), правда, отсутствуют кое-какие мелочи,
из-за которых не получаются из них ни хорошие матери, ни хорошие
жёны.
Они хорошо разбираются не в предмете, о котором говорят, а в
ситуации вокруг него: раньше других улавливают и громче других
ретранслируют всякие buzz-words (модные словечки).
Они очень даже правильно полагают, что наибольшее значение
имеет не подлинная сущность вещей, а то, как люди себе эту
сущность представляют.
Они живут и действуют во вторичной, так сказать, реальности:
в мире мнений. Относительно этого мира они рациональны и резуль-
тативны, но ОБЪЕКТИВНО они не более рациональны и результативны,
чем их искусственный мир как целое.
По образованию они почти всегда гуманитарии. Их жизненный опыт
-- по большей части книжно-интернетный и аудиторно-кабинетный.
Себя они воспринимают как прагматиков, реалистов, рационалистов,
специалистов по "искусству возможного". Для них эффективным явля-
ется не то, что решает проблему, а то, что убедительно выглядит
для других как её решение. Проблема при этом, конечно же, остаёт-
ся (а то и усугубляется), но ведь всегда можно уверить большинст-
во, что сделаны, тем не менее, значительные шаги к успеху или что
она была бы уже блестяще решена, если бы не то-то и то-то.
Они мыслят свою деятельность как эксплуатацию расхожих фикций.
Они идут против течения только в том случае, если рядом есть
другое, более выгодное течение, в которое они хотят поскорее
попасть.
Они легко сбиваются в настырные группки, потому что для этого
им требуется всего лишь сходство в мнениях о том, какие
buzz-words являются наиболее buzzing.
В публичной деятельности они проявляют, мягко говоря, большую
гибкость, потому что смена buzz-words даётся много легче, чем
смена мировоззренческих принципов.
Когда они выражают своё непонимание необходимости смотреть в
корень вещей, они не прикидываются: у них в самом деле так
устроены мозги, что реагируют в первую очередь на buzz-words.
Действительно, зачем разбираться в том, какие тенденции нужны
и как их сделать, если уже имеется огромное множество всяких
готовых тенденций, а пристроиться к какой-нибудь из них -- это
в десятки раз легче и надёжнее, чем пробовать породить новую.
Они почти всегда одерживают верх, но соль в том, что мир от их
деятельности становится только хуже, потому что из-за них в людях
подавляется стремление понять, что бы на самом деле пошло им на
пользу и как это обеспечить.
