"...фальшь в игре грозит актеру тухлыми помидорами,
а неправда и отсутствие логики отомстят писателю пре-
зрительными усмешками читателей..."
Юлиан Семенов. "Семнадцать мгновений весны".
(Дополнение 2016 года. Если говорить о Юлиане Семёнове не очень
вежливо, зато прямо, то получится, может быть, следующее: это бы-
ло хорошо устроившееся псевдокоммунистическое г..., воображавшее
себя представителем МЕЖДУНАРОДНОЙ интеллектуальной элиты. Хитрый,
толстый, прокуренный, вонючий (пот, пердёж и гнилые лёгкие!)
около-КГБ-шный еврей, маскировавший щетиной избыток жира на щеках
и подбородке. Набивший руку в производстве идеологически выверен-
ной литературной жрачки для почитывающего советского быдла -- и
подпускавший в неё сексуальных добавок, чтобы быдлу лучше хава-
лось. А в узком кругу, может, даже похохатывавший над лохами.
С его творчеством я столкнулся в первый раз в 10-летнем возрас-
те. Мне лечили ревматизм в больнице. Соседу по палате, который был
чуть постарше меня, принесли литературный журналец, чтоб не было
скучно. Я в этот журналец тоже вперился. Он оказался немножко не
детским. Среди прочего, там была одна разухабистая повестушка, а
в ней -- эпизодик с заносом офицера-белогвардейца аж к продажной
женщине. Дамочка попросила офицера хоть немного рассупониться и
пр. и сказала то, что я отлично запомнил: "Не, люблю, когда надо
мной СКРИПЯТ РЕМНЯМИ". Папаня моего сопалатника, придя с визитом
и слегка полистав журналец, поспешил изъять его из подросткового
пользования. А мне недавно оказалось потешно услышать знакомую с
далёкого детства фразочку в новом российском сериале про "молодо-
го Исаева" (который я чуть посмотрел, чтоб ориентироваться в
современных негативных тенденциях).
На склоне годов Семёнов нагадил россиянскому плебсу ещё и буль-
варной газеткой "Совершенно секретно", которая сворачивала массо-
вые мозги всякими потрясающими как бы разоблачениями, пока комсо-
мольские аппаратчики, вроде Ходорковского, под шумок прибирали к
рукам всё, что не совсем хорошо лежало в советском государстве.
Почти сочувствую нашим еврейским братьям, разрывающимся между
двумя поведенческими установками: с одной стороны, у них без ма-
лого повальная неприязнь к СССР вообще и к наследникам Железного
Феликса в особенности, с другой, им очень не хочется выражаться
хоть сколько-нибудь критически о таком выдающемся советском
единокровном пропагандоне, как Юлиан Семёнов.
Был ли он сексотом (секретным сотрудником) КГБ до поры до вре-
мени? По-моему, да: слишком много тусовался за границей и тёрся
там возле всяких видных как бы интеллектуалов, которые то ли
отрабатывали задания КГБ по части борьбы за "мир и прогресс", то
ли использовались для той же цели в тёмную.
Некоторые -- дочка Семёнова и ещё кое-кто -- распустили слухи,
что Юлиана нашего Семёновича немножко как бы отравили кэгэбисты,
потому что он тоже "слишком много знал". Я же думаю, что толстый
прокуренный боров в возрасте под шестьдесят вполне способен запо-
лучить инсульт и самостоятельно. А если всё-таки отравили, то
поделом: по сути устранили предателя.
* * *
Нашлось, наконец, и об отношениях Семёнова с гэбистами. Влади-
мир Попов "Заговор негодяев. Записки бывшего подполковника КГБ"
(сайт gordonua.com):
"Юлиан Семенов (Ляндрес) родился в 1931 году. Его отец – Семен
Ляндрес с 1930 года работал в Высшем совете народного хозяйства
(ВСНХ) и Наркомате тяжелой промышленности, одно время был помощ-
ником наркома тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе. В сере-
дине 1930-х годов был приглашен Бухариным, главным редактором
газеты 'Известия', на должность ответственного секретаря и
заместителя главного редактора."
"В начале 1940-х годов, уже после ареста и расстрела Бухарина,
вновь работал ответственным секретарем и заместителем главного
редактора газеты 'Известия'. В 1942 году был арестован на
несколько месяцев. В 1952 году был вновь арестован и осужден на
восемь лет лишения свободы в исправительно-трудовых лагерях
(ИТЛ). Его сын Юлиан бесстрашно добивался освобождения отца. И в
1954 году Семен Ляндрес был освобожден. Вернулся из заключения
инвалидом. В конце 1950-х годов работал заместителем директора
Гослитиздата, в 1960-е годы – заместителем главного редактора
журнала "Вопросы литературы"."
"В МГУ имени Михаила Ломоносова, в котором преподавал Юлиан
Семенов, обучались студенты разных стран мира. За ними, как и за
профессорско-преподавательским составом и советскими студентами,
бдительно присматривали чекисты. Молодой, энергичный и эрудирован-
ный, к тому же чрезвычайно контактный преподаватель редкого языка
пушту, с репрессированным отцом, вполне обоснованно заинтересовал
госбезопасность. Человек авантюрный, жаждущий многое увидеть и
познать, Юлиан Семенов не отверг их предложение стать агентом и
отправиться в Афганистан.
В 1959 году Юлиан Семенов ступил на афганскую землю, где он
только не побывал, выполняя сложнейшие задания советской
разведки. Кроме Афганистана, Юлиан Семенов работал в Испании во
времена правления генерала Франко, в Чили, когда у власти был
социалист Альенде, в Парагвае, когда там правил диктатор генерал
Стреснер, во Вьетнаме и Лаосе, где был свидетелем партизанской
войны. Обо всем увиденном он увлекательно писал, но лишь
незначительная часть написанного увидела свет. Большая часть
оседала в архивах советских спецслужб.
Юлиана Семенова читал и любил Андропов."
"Юлиан Семенов трудился не только во благо советской разведки.
Прежде всего, он представлял интерес для группы Питовранова –
Бобкова – Иванова. Еврей по национальности, с репрессированным
отцом, но при этом знающий языки – лучшего агента для проникнове-
ния в 'сионистские центры' было трудно придумать. Генералы
госбезопасности всерьез верили в существовании международного
еврейского заговора и, сколько могли, вели с этим призраком
войну."
"Сырокомский вспоминает: (...) Помню, как 'пробил' себя в соб-
коры известный писатель и мой давний друг Юлиан Семенов, любимчик
Андропова. Пришел ко мне в редакцию и заявил, что хочет два-три
года поработать в Центральной Европе, в основном в ФРГ, в качест-
ве собкора "Литгазеты". Я ответил, что одному мне такой вопрос не
решить. "А что делать?" Я глазами показал, что надо звонить по
"вертушке", и погладил плечи [погоны]. Он сразу все понял. Снял
трубку: 'Юрий Владимирович! Это Юлиан вас беспокоит. Вот какое
дело...'."
Заметим, что этот Семёнов был коммуняцкий прикорытник аж во
втором поколении. Он где-то даже хвастался, что в раннем детстве
сидел разок на коленях у Сталина. Наверное, Андропов немножко
комплексовал из-за этого перед Юликом, потому что сам ведь поси-
деть на коленях у Сталина не успел.
Семёнов -- потомственный советский пропагандон (= как минимум
подтасовщик фактов), получавший в своё время ценнейшие советы от
родного паапни. Первейшая забота таких человечков состояла в за-
щите своего обретённого места возле кормушки -- в первую очередь
от рядовых шустрых граждан из "простонародья", пытавшихся про-
биться к ней снизу.
Если предположить, что приведенная информация о Семёнове более-
менее достоверная, то напросятся следующие соображения:
- у Андропова был простоватый литературный вкус (ему надо было
читать не Семёнова, а, к примеру, Фредерика Форсайта (и луч-
ше в подлиннике, на английском), если, конечно, смысл чте-
ния не заключался по преимуществу в проверке того, как
Семёнов справлялся с пропагандонскими заданиями);
- Андропов поддерживал Семёнова, похоже, как еврей -- еврея
и/или как гэбэшный начальник -- гэбэшного же пропагандона, а
не как честный советский человек -- талантливого писателя;
- Семёнов был пропихиваем в знаменитые писатели не по двум
даже, а и вовсе по трём линиям: михалковской, еврейской и
гэбэшной;
- сыром в масле Семёнов плюхался при Советской власти много
более, чем это кажется при поверхностном знакомстве с его
биографией; выполнять "опасные задания" за границей (точнее,
конечно, вдобавок отдыхать от советских реалий и наслаждаться
чужими излишествами) было много желающих помимо него, и неко-
торые из них даже были готовы ради этого выучить хоть пуштун-
ский язык, хоть язык индейцев майя;
- Семёнов наверняка не потому устроился при КГБ, что выучил
пуштунский язык, а наоборот, выучил пуштунский язык, потому
что устроился при КГБ: человек, выбирающий себе иностранный
язык для зарабатывания на нём распространёнными способами,
остановился бы на чём-то более популярном, более надёжном;
- КГБ не употребил в своих целях знаменитого писателя Семёнова,
а сделал из Семёнова знаменитого писателя для того, чтобы он
занимался формированием нужного имиджа КГБ;
- сбыт семёновских опусов был гарантирован Комитетом глубокого
бурения, обивать пороги редакций Семёнову не приходилось, и
можно было спокойно сосредоточиваться на креативной работе и
на элитных радостях;
- Семёнов не предавал КГБ в начале 1990-х: он ВМЕСТЕ С КГБ
отошёл от эксплуатации комунистической идеи и устремился к
новым хвательно-потреблятским возможностям.
Про "специальные" подвиги Семёнова, если таковые имели место.
Заметим, что во времена позднего СССР секретная работа за бугром
по линии (или на подхвате у) КГБ и пр., как правило, отнюдь не
была особо рискованным и особо сложным делом, а скорее являла
собой большую привилегию, очень привлекательную в аспекте барах-
ла, денег, впечатлений и самоутверждения: можно сказать, туристи-
ческие поездки за государственный счёт с элементами квеста. Эту
работу доверяли не способнейшим и надёжнейшим, а наиболее своим.
И напомним себе, что СССР был предан в конце 1990-х в первую
очередь собственными спецслужбами.
(Олег Себастьн: "Про 'опасные задания' Семенова в Афганистане
посмеялся: в 60-е и даже в 70-е на афганскую границу именно что
'ссылали' самых бесперспективных офицеров. А в самом Афганистане
при короле Захир-шахе было сравнительно спокойно, уж тем более
советским были рады везде. Понятно, что народ там жил (и живет)
своеобразный, но в 60-е было очень неплохо, и даже можно было
привезти дефицит не хуже, чем из Западной Европы. Из Египта наши
соседи по квартире в конце 60-х приехали после 2-х лет работы
главы семейства весьма состоятельными людьми. А это был всего-
навсего электромонтажник.")
Семёнов прежде времени склеил ласты вследствие "элитных" изли-
шеств: за что боролся, на то и напоролся. Жил бы проще, как не
обласканные гэбэшниками писатели, которым на мясное и жирное не
вполне хватало, -- и наверняка протянул бы дольше.
Люди, положительно относящиеся к Семёнову, -- это те, у кого...
- простоват литературный вкус;
- узковат литературный кругозор (заглянули бы в книжки
других авторов);
- нет стремления к честности, к правде;
- сказывается "голос крови" (или, наоборот, не сказывается);
- слабоватая информированность о подоплёках;
- нет классовой неприязни к особо хорошо пристроившимся, а
есть вместо этого собачья радость восторженного смотрения
на кого-то снизу вверх, а может, даже говорит чувство
классовой солидарности.
Семёнов не пробился наверх благодаря писательскому таланту, а
сразу родился наверху и всего лишь не сделал потом ничего тако-
го, за что могли его "опустить". Его папаня был заместителем
главного редактора одной из важнейших советских газет ("Извес-
тия") и соответственно входил в верхние 10 000 особо избранных.
Что папаню в 1952 году репрессировали, уже в 1953 году стало
скорее плюсом, чем минусом, а с началом хрущёвских разоблачений
и реабилитаций -- БОЛЬШИМ плюсом, и Семёнов носился со своим
пострадавшим от Сталина предком как со знаменем. Может, даже к
Михалковым сподобился примазаться именно на этой почве: Сергей
Михалков, тот ещё сталинский лизатель правильных мест, таким
образом получил возможность искренне говорить "наша семья тоже
пострадала от Сталина", да ещё укрепил свои отношения с еврей-
ской общественностью, начавшей восстанавливать свои позиции
после смерти великого антисемита.
Классовая рознь с Семёновым и, к примеру, со Львом Толстым --
это немножко не одно и то же: Толстой жил в откровенно сословном
обществе, конституировавшем значительное имущественное неравенс-
тво, и к тому же не скрывал своей фамилии, а Семёнов жировал в
обществе, в котором якобы была "уравниловка", как же. Ляндресы в
1917 году турнули Толстых, чтобы занять их место и врать о том,
что добыли счастье для всех трудящихся и костями ложатся в защиту
"завоеваний Октября".
Кстати, лично для меня Семёнов был в 1980-е скучноват. Хорошо
помню, что пытался осилить что-то про майора Вихря в читальном
зале библиотеки имени Пушкина в Минске, но после первого же сеан-
са приобщения бросил это занятие. Ещё я не смог досмотреть много-
серийный фильм "ТАСС уполномочен заявить". До того я этот "ТАСС"
частично читал в каком-то журнале. Даже одну фразу помню: "в де-
ревню ВПОЛЗЛИ коммандос". Курсив -- семёновский. У него там вооб-
ще было немало курсива, я с такой манерой письма столкнулся тогда
в первый раз, потому и запомнил. Ещё привлекло внимание то, что у
героев гладкие расхожие русские фамилии и вообще всё, как говорит-
ся, лубочно и ходульно. Халтура, в общем. Я этот "ТАСС" прикупил
себе в середине 1980-х на немецком ("TASS ist ermaechtigt") в
магазине иностранной книги "Дружба", но он мне даже на немецком не
пошёл. Я зря повёлся на раскрученный брэнд "Юлиан Семёнов".
Куда лучше у меня шли в то время книжки конкурентов Семёнова.
Я осилил (точнее, проглотил), к примеру, "По прочтении сжечь"
Романа Кима (причём на польском: "Po przeczytaniu spalic"), "Los
hombres color de silencio" Альберто Молина Родригеса (я читал,
правда, на болгарском: "Мъжете с цвят на мълчание"), "Нет ничего
лучше плохой погоды" Богомила Райнова (это уже на русском). У
Семёнова же было "что-то не то", а ведь я не был в ту пору ни
"антисемитом", ни "завистником". Кстати, народ ведь особо не
догадывался, что Семёнов был таки да.
И ещё. Чем больше я узнаю о Юлиане Семёнове, тем меньше у меня
неприязнь к Михаилу Веллеру. Я бы даже сказал, что уже есть ува-
жение. И отношение к Валентину Пикулю тоже теплеет. Вот что зна-
чит возможность сравнивать.
* * *
Хемингуэистый Юлиан Семёнов.
Кто бы что ни говорил, я как-то серьёзновато отношусь к своим
"наездам", поэтому проверяю и перепроверяю, достаточно ли
заслуженно я обозвал нехорошими словами того или иного
плебейского любимца. А в процессе проверок нередко вскрываются
вещи ещё более неприглядные, чем те, которые изначально толкнули
меня к "пачкательной" работе.
Так вот, о sogennanten Юлиане Семёнове. Выяснилось, что он нам,
среди прочего, ещё и ура-патриота, матерщинника (зато правдореза
и местами прорывиста к новым смыслам) Эдуарда Лимонова вытащил из
парижского бомжатника как бы подарил. Из статьи Евгения Додолева
"Юлиан Семенов vs Эдик Лимонов" (сайт www.odnako.org и др.: от
сайта к сайту варианты различаются):
"...есть вещи, о которых никто не упоминает. Ну, например,
именно Семенов вернул в СССР писателя Эдуарда Лимонова. Потратив
собственные $$$ и нервы. В нем был силен дух фронды, хотя многие
пытаются ныне рисовать его певцом & партнером Лубянки на основа-
нии того, что он был допущен к архивам КГБ лично Андроповым. В
начале 1989 года Юлиан на свой страх и риск опубликовал в проекте
'Детектив и политика' два лимоновских рассказа: 'Коньяк Наполеон'
и 'Дети коменданта' и лично вручил автору-эмигранту экземпляр во
время очередного визита в город Парижск, где живет со своим
французским супругом его дочь Ольга."
Можно это понять и так, что Семёнов убрал секс-гиганта Лимонова
из Парижа, чтоб было где укрывать дочурку от наших лихих 90-х.
Додолев:
"Несмотря на все свои 'мажорские' (по дефиниции неблагодарного
& неблагородного Лимонова) понты -- гаванские сигары, клетчатые
пиджаки, цепочку на щиколотке, бороду а-ля Хэм и романтизм а-ля
шестидесятники, его смело можно называть большим русским писате-
лем. Хотя бы потому, что его Максим Исаев навсегда вошел в нашу
культуру, а один из президентов Новой России даже проговорился,
что учился жизни по разведчику Исаеву."
Чему можно научиться у Исаева -- см. анекдоты про Штирлица и
мои тексты. И кстати, тут должно быть не "несмотря на все СВОИ",
а "несмотря на все ЕГО", но Додолев, наверное, учился ваять прозу
у Семёнова.
Ещё про сусального Штирлица. Нам втюхали этого Макса фон Штир-
лица, как втюхали в своё время Иисуса Христа, а теперь говорят:
вы ж без них жить не сможете. Отнюдь. Пытался сообразить, без
чего я не смогу жить. Получается -- БЕЗ ВСЕГО смогу жить (только
не всего сразу), кроме таких минимальных вещей, как вода, воздух,
тепло, хоть какая-нибудь пища. Скоро я смогу жить даже БЕЗ
ЖЕНЩИН, а вы мне про какого-то Христа... эээ... Штирлица. Вон
будущий граф Монте-Кристо целых 13 лет выдержал не только без
штирлицев, на даже без витаминов, выбрался из тюрьмы крепким
огурчиком и сразу же устроил заплыв на длинную дистанцию...
Ещё у Лимонова ("Книга мёртвых") -- секреты, которые в подти-
рочную газетёнку "Совершенно секретно", разумеется, не попадали:
"Генрих Боровик, председатель Советского Комитета защиты мира,
родил двоих: Артёма и дочку Марину. Дочка вышла замуж за Диму
Якушкина, сына КГБэшного генерала. Дима Якушкин, как и подобает
сыну КГБэшного генерала, работал журналистом в Париже. К этому
ещё следует добавить, что жена Артёма Боровика - Вероника Хиль-
чевская - тоже не безродная девушка. Её отец был представителем
СССР в ООН, а первый муж был тоже мальчиком-мажором - сыном
политического обозревателя Томаса Колесниченко. Одно из первых
интервью со мной в русской печати, в газете "Московские новости",
опубликованное чуть ли не в 1988 году, было взято у меня Дмитрием
Якушкиным. Позже я потерял его из виду, и выплыл он вновь уже в
качестве пресс-секретаря Президента Ельцина... В 1990-м, в нояб-
ре, после передачи "Камертон" прямо в студии Боровик познакомил
меня с телеведущим Любимовым. Вот ещё один мальчик-мажор. Папа -
большой советский разведчик. Они такие все крупные, эти ребята,
мясистые... Нет, я не испытываю личной неприязни к этим ребятам,
я испытываю классовую ненависть... Модные толстые ребята-мажоры
на самом деле герои попсы. Они - подделка, слабый раствор.
Толстый мальчик Боровик - слабый раствор феодала Семёнова."
Наверное, и у меня здесь вырвалась наружу не в последнюю оче-
редь именно классовая ненависть (не путать с завистью), а не
только неприязнь к халтуре, лжи, деструктивности, наглости, а
главное -- к концептуальному убожеству. А ещё просто брезгливость
-- физическое отвращение к обладателям физиономий, на которых их
дегенеративность, по-моему, прописана довольно отчётливо.
* * *
В заслугу Семёнову его апологеты ещё ставят возвращение нам в
конце дурацких 1980-х кое-каких "имён" из числа писателей, кото-
рых при Сталине и позже не печатали по причине антисоветскости,
не совсем советскости или чего-то ещё. Так вот, если начать при-
поминать эти имена, взвращённные нам в якобы благих целях, не при-
дёт на ум ни один крупный, заслуживающий внимания писатель, кроме
разве что правдолюба Солженицына, но вне антисоветской темы и он
-- никто. В то время многие временно привлекли внимание своей ан-
тисоветчинкой (а то и матерщинкой: то и другое смотрелось ещё
весьма свежо). Но как мода на антисоветчинку сошла, сошли и они.
Единственное действительно весомое беллетристическое обретение
тех лет -- напечатанный Михаил Булгаков. Да, ещё были весьма
читабельные мемуары всяких евреев -- страдальцев ГУЛАГА, в
создании которого они же массово и поучаствовали -- прямо или
косвенно, но это уже была не беллетристика, а горькая правда.)
* * *
Я взялся читать "Семнадцать мгновений весны" с намерением
похвалить автора пощедрее (продемонстрировать таким образом своё
огромное великодушие), но и не без надежды эффектно его в чём-то
уличить в дополнение к тем замечаниям, которые у меня получились
по поводу одноимённого фильма (см гл. "Юлиан Семенов" в кн. "Один
против всех"). Однако потом мощно сказалась склочная составляющая
моего характера, так что, как обычно, получилась в основном дей-
ствительно критика.
* * *
В книгах Юлиана Семенова нет намёков на преступную сущность
сталинизма и не разоблачаются грубые просчёты и жестокие методы
советского командования в годы войны. Можно попрекать его этим
("приспосабливался к режиму"), а можно, наоборот, видеть в этом
его достоинство ("умел сделать свои книги занимательными и без
таких вещей"): придраться можно к чему угодно -- была бы потреб-
ность кого-то погрызть. Что до меня, то я придерусь к фактам и
стилю, а также к образу главного героя.
* * *
"Геббельс жил тогда на даче, но не с семьей, в большом доме, а
в маленьком скромном коттеджике, построенном 'для работы'. Кот-
тедж стоял возле озера, и ограду можно было обойти по камышам --
воды там было по щиколотку, и пост охраны СС находился в стороне.
Туда к нему приезжали актрисы: они ехали на электричке и шли
пешком через лес. Геббельс считал чрезмерной роскошью, недостой-
ной национал-социалиста, возить к себе женщин на машине. Он сам
проводил их через камыши, а после, под утро, пока СС спало,
выводил их."
Что-то совершенно сбивающее с толку. Сон на посту, да ещё в
военное время -- это немалое преступление. Ну ладно если бы из-
редка какой-нибудь фольксштурмист прикорнул возле продовольст-
венного склада, а тут же эсэсовцы, вдобавок охранявшие министра
пропаганды! И пусть бы это случилось только однажды, а то ведь
систематически! Не иначе, по личной просьбе заботливого
Геббельса.
Штирлиц сам с собой:
"'Поехали, машинка', -- подумал он по-русски и включил радио.
Передавали легкую музыку. Во время налетов обычно передавали
веселые песенки. Это вошло в обычай: когда здорово били на фронте
или сильно долбали с воздуха, радио передавало веселые, смешные
программы. 'Ну, едем, машинка. Быстро поедем, чтобы не попасть
под бомбу. Бомбы чаще всего попадают в неподвижные цели. Поедем
со скоростью семьдесят километров -- значит, вероятность попадания
уменьшится именно в семьдесят раз...'"
Эту чушь, этот дикий вздор про уменьшение вероятности попадания
несёт человек с якобы университетским физико-математическим
образованием. Надо думать, Штирлица заслали в первую очередь для
того, чтобы застопорить немцам создание атомной бомбы. Он
справился!
Могут возразить: он от страха болтает чепуху, чтобы отвлечься
и зазря не обделаться. На это можно ответить следующее: человека
характеризует и то, ЧТО он болтает от страха.
"ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ (Гиммлер). Он проснулся сразу --
словно ощутив толчок в плечо. Сел на кровати и быстро огляделся.
Было очень тихо. Светящиеся стрелки маленького будильника
показывали пять часов."
Светящиеся стрелки не будут светиться, если их предварительно
не осветить, а ведь про это не говорится, хотя, к примеру, есть
из того же ряда деталь "быстро огляделся" (не крадутся ли враги
Рейха). В постоянном же слабом освещении свечение стрелок не
будет заметно. Но может, к фосфору тайно примешали радиоактивное
вещество, чтобы постепенно лишить рейхсфюрера потенции. В общем,
ещё одна загадка Рейха, хотя и маленькая.
Кстати, Семенов пишет неоднократно своё оригинальное "Информа-
ция к размышлению" и далее помещает пикантные материалы, которые
Штирлицу никак не могли стать известными ранее 2 мая 1945 г.,
если только он не ясновидящий и не проковырял дырку в кабинет
Мюллера. Читатель, конечно, тоже может раскинуть мозгами, но
ведь считается всё-таки, что раскидывает ими Штирлиц.
"Гиммлер получил от своих людей кинопленку, на которой был
заснят Гесс в туалете -- он занимался онанизмом. Гиммлер немед-
ленно поехал с этой пленкой к Гитлеру и прокрутил ее на экране.
Фюрер рассвирепел."
Наверное, это второй достоверный случай упоминания онанизма в
советской художественной литературе -- после пресловутого
горьковского "А был ли мальчик?" из "Жизни Клима Самгина". Но
может, весь этот роман Юлиана Семенова -- не более, чем сатира
на Третий рейх? Большой, так сказать, анекдот?
"Когда Гесс ушел, Гитлер сказал:
- Гиммлер, подберите ему жену. Я понимаю этого прелестного и
верного движению человека. Покажите мне фотографии кандидаток --
он примет мою рекомендацию."
Любопытно, откуда черпанул Юлиан Семенов свои сведения о жизни
Рудольфа Гесса? Потому что, к примеру, в книге Питера Пэдфилда
"Рудольф Гесс: Сподвижник Гитлера" в гл. 4 (стр. 65) можно про-
честь следующее: "Зимой того же, 1927 года Гесс женился на Ильзе
Пёрль. Со дня их первой встречи прошло семь лет. С тех пор они
почти не разлучались..."
"А в 1942 году Гиммлер положил в свой сейф первые компрометиру-
ющие документы на фюрера. В сорок третьем году, после Сталингра-
да, он решился показать эти документы одному из своих ближайших
друзей -- доктору Керстену, лучшему врачу и массажисту рейха. Он
тогда запер дверь и достал из сейфа копию истории болезни фюрера.
Керстен от неожиданности опустился на диван -- из врачебного дела
со всей очевидностью явствовало: фюрер перенес жесточайший
сифилис.
Пролистав все семьдесят страниц, Керстен тихо сказал:
- У него прогрессивный паралич в первой стадии... Он уже ненорма-
лен психически...
- Может быть, вы согласитесь лечить его? -- спросил Гиммлер."
Ни в какой книге, кроме как в "Семнадцати мгновениях" Юлиана
Семенова, читать о сифилисе Гитлера мне что-то не доводилось.
Наверное, Гиммлер уничтожил содержимое своего сейфа. А может, и
Гитлера сожгли, среди прочего, для того, чтобы окончательно
замести следы ошибок его молодости. Но Штирлиц успел, дока...
Из интернета:
"Доктор Фриц Редлих, специалист по проблемам неврологии и
психиатрии Йельского университета, не обнаружил в известных
медицинских записях и других существующих источниках, посвященных
здоровью Гитлера, 'никаких свидетельств', указывающих на то, что
у Гитлера был сифилис."
Правда, нашлось и другое:
"Американский историк предприняла новую попытку доказать, что
поздняя стадия заболевания сифилисом могла частично определять
поведение Гитлера, сообщает ВВС. О том, что нацистский лидер мог
страдать от венерической болезни говорилось достаточно часто.
Вообще, существует множество довольно противоречивых и зачастую
абсурдных теорий о состоянии его здоровья."
"В последней книге Деборы Хайден 'Сифилис: Гений, Сумашествие и
Загадка' утверждается, что у Гитлера было множество симптомов,
указывающих на наличие поздней стадии болезни. Среди этих симпто-
мов, автор выделяет энцефалит, головокружение, гнойные раны на
шее, боли в грудной клетке и 'акцентированное сердцебиение'."
Надо сказать, с перечисленными симптомами (кроме, разве что,
гнойных ран на шее) сталкивается в возрасте за 50 если не каждый
второй, то каждый третий сторонник нездорового образа жизни.
Гитлер поручил Гиммлеру произносить вместо себя праздничную
речь 9 ноября в Мюнхене.
"Он и сейчас помнил -- обостренно, жутковато -- то сладостное
ощущение, когда он поднялся на трибуну фюрера, а рядом с ним, но
- ниже, там, где при фюрере всегда стоял он, толпились Геббельс,
Геринг, Риббентроп, Лей. И они аплодировали ему, и по его знаку
вскидывали руку в партийном приветствии, и, угадывая паузы,
начинали овацию, которую немедленно подхватывал весь зал. Пускай
они ненавидели его, считали недостойным этой великой роли,
пускай, но этика национал-социализма обязывала их перед лицом
двух тысяч съехавшихся сюда гауляйтеров оказывать высшие почести
партии ему, именно ему -- Гиммлеру."
Две тысячи гауляйтеров! Наверное, включая запасных, причём с
ОЧЕНЬ большим запасом, потому что, согласно имеющемуся у меня под
рукой немецкому справочнику 1939 года, существовал всего-то 41
гау (партийный округ). Ну, может, эти гау после 1939 года стали
стремительно размножаться. Или же дополнительные гауляйтеры были
вроде министров без портфеля.
"- Я знаю Штирлица восемь лет, -- сказал Айсман, -- я был с ним
под Смоленском и видел его под бомбами: он высечен из кремня и
стали."
Сложность в том, что кремень -- это деталь зажигалки и пр., а
из КРЕМНИЯ или стали ничего не высекают (из-за того, что эти
материалы не так крошатся под ударами, как надо ваятелям), но
можно расплавить их и что-нибудь отлить. Из этого, конечно, не
следует, что Айсман дурак: человек просто оговорился. А может,
не оговорился, а проболтался?!
"Одной из любимых книг Аллена Даллеса, как доносила в свой
центр агент из его дома, была книга Даниеля Дефо 'Робинзон
Крузо'. Также очень часто он возвращался к 'Молль Флендерс' и к
'Дневнику чумного года'. Эти книги написал Даниель Дефо, один из
великолепнейших разведчиков. Он был не только самостоятельным
организатором крупной разведывательной сети, но он стал первым
шефом английской разведки, о чем мир узнал спустя много лет после
его смерти."
Даллесу неверно доложили: Даниэль Дефо никогда не был шефом
английской разведки. Зато раза четыре сидел в английской тюрьме и
даже выставлялся возле позорного столба "на трёх разных площадях
Лондона". Так, во всяком случае, утверждается в основательной
книге Д. Урнова "Дефо". Разведывательная миссия в Шотландию и в
самом деле имела место, а вот с должностью шефа разведки что-то
не получилось. Ну, ещё был один прожект по поводу разведслужбы
(но у Дефо было много разных прожектов). В книге Урнова говорится
про это следующее:
"В 30-х годах нашего века один из тех знатоков Дефо, изыскания
которых считаются фундаментальными, поскольку опорой им служат
первоисточники, писал: 'Существует в архивах неопубликованная и
педатированная рукопись Дефо, где изложена широкая схема по орга-
низации в Англии секретной службы, благодаря которой королевские
министры со всех концов страны могли бы получать надежную инфор-
мацию о том, как в данный момент различные города и графства
относятся к правительству. У государственного секретаря должны
быть списки всех дворянских и аристократических семей каждого
графства; он должен иметь сведения относительно образа мыслей и
нравственности служителей церкви и мировых судей в каждом прихо-
де; у него должен быть список наиболее видных граждан каждого
города и его окрестностей с тем, чтобы знать, за какую из партий
готовы эти люди подать свой голос на выборах; он должен иметь
таблицу, показывающую силу влияния каждой из партий в различных
районах; наконец, государственный секретарь должен иметь постоян-
ную осведомительную службу в Шотландии. Единственным способом
получения такого рода сведений, по мысли Дефо, является сеть
доверенных лиц, охватывающая все части Великобритании'. (Из
биографии Дефо, принадлежавшей Джеймсу Сатерленду и опублико-
ванной в Лондоне в 1937 году.) Вот эта рукопись перед нами, она
включена в собрание писем Дефо, вышедшее впервые в 1955 году, и
представляет собой пространный меморандум." (стр. 149)
"Через полгода после этого Шелленберг зашел к Гейдриху и
попросил его санкции.
- Я хочу жениться, -- сказал он, -- но моя теща -- полька.
Это было предметом для разбирательства у рейхсфюрера СС
Гиммлера. Гиммлер лично рассматривал фотографии его будущей жены
и тещи. Пришли специалисты из ведомства Розенберга. Проверялись
микроциркулем строение черепа, величина лба, форма ушей. Гиммлер
дал разрешение Шелленбергу вступить в брак.
Когда брак состоялся, Гейдрих, крепко выпив, взял Шелленберга
под руку, отвел его к окну и сказал:
- Вы думаете, мне неизвестно, что сестра вашей жены вышла замуж
за еврейского банкира?
Шелленберг почувствовал пустоту в себе, и руки у него захоло-
дели.
- Полно, -- сказал Гейдрих и вдруг вздохнул.
Шелленберг тогда не понял, почему вздохнул Гейдрих. Он это
понял значительно позже, узнав, что дед шефа имперской безопас-
ности был еврей и играл на скрипке в венской оперетте."
Может, у Гейдриха и была еврейская кровь, но вот деда-еврея,
если судить по другим источникам, у Гейдриха не было. Причиной
слуха о еврейских корнях Гейдриха стал повторный брак его
овдовевшей бабушки с человеком по фамилии Зюсс, которая у немцев
считается еврейской.
Юлиан Семенов, не иначе, заглядывал в книги Григория Климова:
этим легко объясняется нездоровая наклонность выявлять всюду
еврейский след, еврейские корни и непорядок в половой сфере (к
примеру, у Гитлера, Гиммлера, Гейдриха, Геббельса, Гесса).
"Однажды Штирлиц попросил у профессора ключ от стеклянного
ящика, в котором хранились бронзовые статуэтки с острова Самос.
- Мне кажется, -- сказал он тогда, -- что, прикоснись я к этой
святыне, сразу же совершится какое-то чудо, и я стану другим, в
меня как бы войдет часть спокойной мудрости древних.
Профессор принес Штирлицу ключ, и Штирлиц сделал для себя
слепок. Здесь, под статуэткой женщины, он организовал тайник."
Сделать тайник под музейным экспонатом -- это оригинально и
должно бы свидетельствовать об изобретательности Штирлица, если
бы можно было представить, как он им пользовался: торчал, дожида-
ясь отсутствия посетителей в зале, потом отвлекал смотрителя
внезапным шумом и стремглав бросался к шкафу? И что мог он там
прятать, наконец? Последний патрон? Советский паспорт? Фотографию
Кэтрин Кин? Сотню долларов на всякий пожарный случай?
"...каждый второй человек давал информацию на соседа, а этот
сосед, в свою очередь, давал информацию на своего информатора.
Считать, что в этой мутной воде можно беспрепятственно уйти, мог
только человек наивный, незнакомый со структурой СС и СД."
Иначе говоря -- Штирлиц, потому что как раз он, похоже, всё
ешё не знает, что СД -- это часть структуры СС, а информацию на
соседа больше носили не в СД, а в гестапо.
"Он знал, что Гитлер НИКОГДА заранее не готовит речей: фюрер
всегда полагался на экспромт, и экспромт ему обычно удавался. Но
Борман, особенно во время встреч с государственными деятелями
из-за рубежа, не забывал набросать для фюрера ряд тезисов, на
которых стоило -- с его точки зрения -- сконцентрировать
наибольшее внимание."
Борман знал, а вот, скажем, Шпеер почему-то не знал. В "Воспо-
минаниях" Шпеера: "Я, конечно, и раньше восхищался ораторским
мастерством Гитлера, когда, к примеру, перед выступлением на
собрании он тщательно ОТЫСКИВАЛ МЕСТО В СВОЁМ ДОКЛАДЕ, которое
вызовет первый взрыв бурных аплодисментов."
"Он очень любил этот старинный кабачок. Он назывался 'Грубый
Готлиб' потому, что хозяин, встречая гостей, говорил всем -- вне
зависимости от рангов, чинов и положения в обществе:
- Чего приперся, жирный боров? И бабу с собой привел -- ничего
себе..."
Чем ранг отличается от чина? И так ли уж разительно он отлича-
ется от положения в обществе? Когда Айсман сказал "Лично я счи-
таю, что следует быть до конца честным перед самим собой -- это
определит все последующие действия и поступки." Мюллер заметил:
"Действия и поступки -- одно и то же."
Сотрудник гестапо беседует с Кэт, лежащей в больнице:
- Это симптомы сотрясения мозга.
- Да. Если бы не моя грива -- мальчика не было бы вовсе. Грива
приняла на себя первый удар этой стальной балки.
- У вас не грива. У вас роскошные волосы. Я любовался ими в
первое свое посещение.
По-моему, от удара стальной балки не защитил бы даже шиньон. И
даже стальной шлем не защитил бы. И почему "первый удар"? После
"первого удара" балка поднялась и потом ударила снова? Контужен-
ной женщине это странное рассуждение, конечно, простительно, но
Семенов-то мог её и подправить!
"Штирлиц отвернул лацкан пиджака -- там был жетон СД. Шуцман
козырнул ему..." (Козырнул кому? Жетону? Лацкану? Пиджаку?
Штирлицу? Наверное, всем сразу. "Стилистическая небрежность и
двусмысленность в этих предложениях есть результат забвения
известного правила о том, что местоимение заменяет ближайшее к
нему имя существительное того же рода и числа." -- Е. В. Язовиц-
кий, книга "Говорите правильно", 1964 г.)
"В приемном покое Штирлиц предъявил жетон СД и прошел в
палату, где лежала Кэт."
"Он понимал также, что, если побег удастся, след непременно
поведет к нему: значок секретной полиции, машина, внешние
приметы."
"Секретная полиция" -- это гестапо (Geheime Staatspolizei --
тайная государственная полиция). А СД -- это Sicherheitsdienst,
заграничная разведка НСДАП, а не полиция. Но лацканов, как
известно, два, и наверняка у Штирлица было по значку (жетону)
под каждым: с одной стороны -- СД, с другой -- на всякий случай
гестапо.
"Мюллер три часа работал над первым допросом русской. Он сличал
запись, которую представил Штирлиц, с лентой магнитофона, вмонти-
рованного в штепсель возле стола штандартенфюрера СС фон
Штирлица."
Наверное, в штепселе был только микрофон от магнитофона, но это
от Штирлица скрыли. И почему именно в штепселе, а не, к примеру,
в электрической розетке, в которую штепсель втыкается? Из "Толко-
вого словаря Ожегова": "Штепсель -- вилка для присоединения к
электрической сети переносных аппаратов."
"Штирлиц отдавал себе отчет в том, что Борман был просто-напро-
сто занят и поэтому не смог прийти на встречу. Впрочем, Штирлиц
знал, что Борман только два или три раза откликался на подобного
рода просьбы о встрече."
ОТКУДА ШТИРЛИЦУ ЗНАТЬ, что Борман "только два или три раза
откликался на подобного рода просьбы о встрече" от разных других
Штирлицев?! Даже если гестапо следила за КАЖДЫМ шагом Бормана, то
с какой стати делать полученную таким образом информацию доступ-
ной для какого-то штандартенфюрера из СД?
"Штирлиц нахмурился, неторопливо огляделся: коридор был пуст --
все ушли в бункер. Он толкнул дверь плечом. Дверь не открылась.
Он отпер дверь. Два больших белых телефона выделялись среди всех
остальных -- это была ПРЯМАЯ связь с бункером фюрера и с кабине-
тами Бормана, Геббельса, Шпеера и Кейтеля. Штирлиц выглянул в
коридор -- там по-прежнему никого не было. Стекла дрожали --
бомбили теперь совсем рядом. Мгновение он думал, стоит запереть
дверь или нет. Потом подошел к аппарату и набрал номер 12-00-54."
Что это за прямая связь, если приходится накручивать номер?
Прямая -- это не провод без изгибов, а просто отсутствие комму-
татора. Даже если автор имел в виду всего лишь то, что на другом
конце трубку поднимал сам босс, а не помощник, секретарь или адь-
ютант, почему при 5 абонентах 6-значный телефонный номер? Чтобы
сбивать с толку советскую разведку? Лучше было бы говорить о
СПЕЦИАЛЬНОЙ связи. Кстати в одноименном фильме мы видим уже
ЧЕТЫРЕ телефонных аппарата, и Штирлиц, сняв трубку, сразу же
слышит Бормана.
"8.3.1945 (22 часа 32 минуты) Через полчаса возле музея
природоведения Штирлиц увидел бронированный 'майбах'. Он прошел
мимо машины, убедившись, что за ним нет хвоста. На заднем
сиденье он увидел Бормана."
Наверное, Борман боялся сидеть в темноте и поэтому время от
времени зажигал в салоне спичку. Или же Штирлиц разглядел его
при вспышке от близкого взрыва бомбы. Вспышка была такая яркая,
что Штирлиц убедился сразу же: это именно Борман, а не Гиммлер с
большим пистолетом наготове. А может, Борман просто чихал на всех
и даже сам ходил на базар без охраны.
"Шофер Бормана, в свое время отказавшийся -- с санкции Бормана
-- стать осведомителем СС, был арестован, когда возвращался домой
после дежурства."
СС или гестапо? Многие работники гестапо были членами СС. Члены
СС были также членами НСДАП. Почему бы тогда не написать: отка-
зался стать осведомителем НСДАП? Да, было некоторое противостоя-
ние между СС и остальной НСДАП, и не все люди, служившие в учреж-
дениях СС, состояли в НСДАП, но все-таки организация СС как целое
работой с осведомителями не занималась: этим занималась в основ-
ном государственая служба -- гестапо.
"Выяснилось, что на чемодане с радиостанцией были отпечатки
пальцев, принадлежавшие трем разным людям."
Я не знаток дактилоскопии, поэтому не уверен, а только предпо-
лагаю следующее: чтобы убедиться в наличии отпечатков пальцев не
менее чем трёх разных человек, требуется 30 хороших неодинаковых
отпечатков. Если исключить мизинцы (они малоиспользуемые), то хотя
бы 24. Не много ли для одного чемодана? И ведь кто-то мог браться
за чемодан только правой рукой, а кто-то -- только левой (чемода-
ны обычно не носятся двумя руками сразу). Конечно, имеет значение
и взаимное расположение отпечатков, но что-то неправдоподобно,
чтобы каждый из трёх "владельцев" отпечатков хлопнул по чемодану
ладонью в своём особом месте. Вообще, обычно радуются и одному
хорошему отпечатку.
"В этом ночном экспрессе, который отличался от всех остальных
поездов довоенным комфортом, -- в маленьких купе поскрипывали
настоящие кожаные ремни, тускло блестели медные пепельницы,
проводники разносили крепкий кофе, -- в этом поезде по коридору
Скандинавия-Швейцария практически ездили теперь лишь одни
дипломаты. Штирлиц занимал место N 74."
Не иначе, вагон был сдвоенный. Или двухэтажный. Или в нацист-
ской Германии была сквозная нумерация мест в поезде. Или номера
шли не подряд -- чтобы путать разведку союзников. Или внутри
вагон был много больше, чем снаружи. Или купе располагались по
обе стороны коридора. Или спальные места были "стоячие". Или...
В общем, возможных объяснений много, но остро необходимо хотя бы
одно, потому что если в вагоне имеется 11 купе хотя бы по 4
места, то всего будет 36 мест, а у Штирлица аж 74-е.
(Вообще, с этими местами что-то нечисто. В польском переводе,
которым я пользовался, чтобы набить себе цену, Штирлиц занимал и
вовсе 76-е. А в фильме он вдруг оказывается уже на месте N 16,
тогда как Плейшнер -- на 46-м, которое в русской и польской
версиях было одинаково 56-м. Огорчает, однако, что не я один
отметил познания Семёнова в области нацистского вагоностроения:
так хотелось быть самым большим Штирлицем!)
Ларчик впоследствии открылся просто. Довелось, наконец, и мне
прокатиться в якобы суперкомфортном вагоне, хотя и не по коридо-
ру Скандинавия-Швейцария, а всего лишь по коридорчику Минск-
Прага. Номера в этом вагоне действительно шли не подряд: первая
цифра была номером купе, вторая -- номером места в пределах купе.
Я выяснил, что существуют, как минимум, два типа "кривых" вагонов
с еврейской нумерацией мест. Правда, ни в одном из них нет 76-го
места. Но может, был ещё какой-то третий тип -- для коридоров
типа Скандинавия-Швейцария.
"Штирлиц поджался: он вчера подвозил к министерству авиации
пастора Шлага -- 'налаживать' связи с людьми, близкими к окруже-
нию Геринга. В случае успеха всей операции, когда к делу подклю-
чат гестапо -- но уже по просьбе Шелленберга, для выяснения дета-
лей 'заговора', -- надо было, чтобы пастор 'оставил следы': и в
министерстве авиации, и в люфтваффе, и в министерстве иностранных
дел.
'Нет, -- подумал Штирлиц, наливая коньяк, -- этот генерал меня
не мог видеть; мимо меня, когда я сидел в машине, никто не прохо-
дил. И вряд ли Мюллер станет подставлять под меня генерала -- это
не в его привычках, он работает проще'."
Наверное, люди боялись ходить возле министерства авиации:
пастор Шлаг даже связи наладить успел, а возле машины Штирлица
так никто и не прошёл.
И "станет подставлять", да ещё "под меня" -- дурной стиль: как
будто заимствованный у гомиков. В самом деле, откуда ещё могло
взяться это "поджался"?! Не "сжался", а именно "под-"?
"При самом первом осмотре захваченных архивов Бормана не было
найдено ни одного документа, проливавшего свет на пути, по кото-
рым партия переводила свои деньги в иностранные банки. Видимо,
эти бумаги либо уже были эвакуированы, либо Борман хранил в своей
феноменальной памяти банковские шифры и фамилии своих финансовых
агентов, которые могли ему понадобиться в первый день мира..."
Даже если секретных счетов и финансовых агентов у Бормана не
сотня, а тысяча, необходимые записи о них поместятся на несколь-
ких листах бумаги, которые вполне можно носить в кармане кителя
партийной униформы. Но Борман наверняка опасался это делать,
потому что Штирлиц вынуждал его ездить без охраны по ночным
улицам Берлина, а там ведь могли напасть пьяные гестаповцы и
отобрать не только золотой партийный значок, но и китель.
"А то, что Штирлиц появился в имперском управлении безопаснос-
ти, то, что он неторопливо шел по коридорам, РАСКЛАНИВАЯСЬ со
знакомыми, вызвало в Мюллере растерянность, и уверенность в удаче
поколебалась."
Штирлиц паясничал в коридорах РСХА? Это был блеф или игра в
открытую? Ведь офицер с нордическим характером может поклониться
только даме. Надо бы "кивая знакомым".
Штирлиц о тяжелых испытаниях молодости:
"Худо-бедно, а все-таки я посещал физикоматематический факуль-
тет, -- сказал он. -- Я не люблю вспоминать, потому что из-за
этого я был на грани импотенции, но тем не менее это факт."
В фильме эту внезапную вспышку искренности, заставляющую усом-
ниться в добросовестности полового воздержания Штирлица, заменили
изящным каламбуром: "из-за физики я был на грани физического ис-
тощения". А вообще не очень эротичный получился у Семенова роман:
слово "проститутка" употребляется только 3 раза, "гомосексуалист"
-- 3, "задница" -- 1, "онанизм" -- 1, "блудница" -- 1, "блудный
сын" -- 1, "бордель" -- 0. Правда, есть ещё кое-что намёками.
"Гениальные немецкие физики были, таким образом, вне поля
зрения руководства, тем более что ни один из фюреров Германии не
имел даже высшего институтского образования, исключая Шпеера и
Шахта.
Доктор Геббельс -- не в счёт, потому что гуманитарий: такие
способны лишь сбивать людей с толку.
Мюллер и Штирлиц:
- А вы чувствовали за собой хвост? Вы остро ощущаете опасность?
- Любой болван на моем месте почувствовал бы за собой хвост. А
что касается опасности -- какая же опасность может угрожать
дома? Если бы я был за кордоном...
Как -- "какая опасность"?! А русские шпионы? А конкурирующие
службы? А собственные начальники, имеющие обыкновение "убирать"
тех, кто узнал лишнее? Но может, Штирлиц решил нахально косить
под дурака: Мюллера он, конечно, не убедит, зато хотя бы рассла-
бится.
Моллер спрашивает:
- В чем был солдат?
- Как в чем? В форме.
- Я понимаю, что не в трусах. В черной форме?
- Конечно. Вы ж зеленым охрану не поручаете.
В немецкой пехоте носили повседневную униформу цвета "фельд-
грау" ("полевой серый"), в котором зелёный оттенок не особенно
просматривается. В Ваффен-СС носили... тоже "фельдграу". Кстати,
в снятом по роману фильме солдат Хельмут как раз в униформе
серого цвета. Правда, фильм -- черно-белый.
"Однажды он подвел Штирлица, но опять-таки невольно, по своей
врожденной службистской тупости. Штирлиц выступал на соревнова-
ниях против испанца. Парень был славный, либерально настроенный,
но Шелленберг задумал с ним какую-то пакость и для этого попро-
сил, через своих людей в спортивном комитете, чтобы испанца выве-
ли на игру со Штирлицем. Естественно, Штирлица ему представили
как сотрудника министерства иностранных дел, а после окончания
партии к Штирлицу подбежал Зигфрид и брякнул: 'Поздравляю с
победой, штандартенфюрер! СС всегда побеждает!'"
Почему сотрудник министерства иностранных дел не мог состоять
в СС и даже иметь при этом звание штандартенфюрера? Но, вероятно,
Штирлица представили как МЕЛКОГО сотрудника. Или же членство в СС
не сочеталось с либеральным образом Штирлица. Но почему тогда
сочеталась с его либеральным образом служба в нацистском мини-
стерстве иностранных дел?
Штирлиц (в начале романа):
"А я уже привык думать о себе как о старике: сорок пять лет..."
Значит, Штирлиц приблизительно 1900 года рождения (кстати, в
польском переводе издания 1979 г., читанном мной ради языковой
практики, Штирлицу почему-то и вовсе сорок семь; такие расхожде-
ния обычно случаются потому, что перевод делается с первой публи-
кации, а к последующим изданиям оригинальный текст подвергается
правке).
Мюллер -- Штирлицу (в конце романа):
"Сколько вам лет будет в семидесятом? Под семьдесят? Вы счаст-
ливчик, вы доживете. А вот мне будет под восемьдесят... "
На самом же деле Мюллер 1900 года рождения. Знал ли об этом
Юлиан Семенов?!!! Одним журналистом из числа сочинителей сенсаций
высказывалось мнение, что Семенов намеренно завысил возраст Мюл-
лера, а Татьяна Лиознова намеренно взяла на роль Мюллера непохо-
жего на него артиста Леонида Броневого, чтобы скрыть реального
Мюллера, перебравшегося после войны в СССР. Только от кого же его
собирались скрывать -- от "миллионов советских зрителей"? Кому
было надо, те могли выяснить и возраст, и внешность Мюллера. А
вот чтоб вдруг какой-нибудь бывший узник концлагерей мог узнать
в московской булочной через 30 лет после войны шефа гестапо и
устроить мордобой -- das ist fantastisch. Короче, загадка, кото-
рая лишь выглядит ошибкой. Произведение от этого только выигрыва-
ет. Пиши чушь, напускай тумана -- и пусть потом эрудированные
критики гадают, на что же ты намекал. А можно ведь и вовсе объя-
вить роман многослойным, масонским, насыщенным тайными знаками,
зашифрованным посланием в будущее. Главное -- преодолеть тот
порог, до которого тебя считают дураком, психом или нахальным
халтурщиком, а после которого -- непонятым гением.
Слабость Семенова к Мюллеру можно объяснить по-разному:
1. Мюллер -- тот, кто материально поддерживал Семенова (используя
золото Бормана) при написании романа.
2. Книжный (а может, и реальный) Мюллер -- это для Семенова
идеал работника спецслужбы.
3. Семенов своим Мюллером дразнил-таки партийных гусей, но очень
малозаметно.
4. Мюллер -- близкий родственник Семенова.
5. Мюллер под новой фамилией сделал БОЛЬШУЮ карьеру в Советском
Союзе, так что бывшего шефа гестапо нередко видела по телеви-
зору вся страна. Я думаю, что это был член Политбюро ЦК КПСС
товарищ Пельше.
6. Семенов хотел сделать роман более занимательным, а для этого
подпустил всяких пикантностей, включая своеобразную трактовку
образа Мюллера, а с доподлинной биографией великого гестаповца
знакомился через пень-колоду с чужих слов в курилке.
Последняя причина представляется наиболее правдоподобной.
* * *
Штирлиц как аморальный тип.
"- Саперы опасаются, нет ли здесь бомб замедленного действия...
- Значит, взлетим вместе, -- ответил Штирлиц и пошел к руинам
дома номер девять.
Он ощущал огромную, нечеловеческую усталость, но он знал, что
идти он обязан своим обычным пружинистым шагом, и он так и шел --
пружинисто, и на лице его была его обязательная, СКЕПТИЧЕСКАЯ
УХМЫЛКА."
Дымящиеся развалины. Трупы под обломками. А рядом ходит пружи-
нистым шагом и скептически ухмыляется какой-то человек. "Ну разве
так надо бомбить!?" -- написано на его лице.
"Санитарка вышла, и Штирлиц, открыв дверь, пропустил Кэт вперед.
Он пошел, взяв ее под руку, помогая ей нести ребенка, и потом,
заметив, как дрожат ее руки, взял ребенка сам.
- Слушай меня, девочка, -- заговорил он негромко, зажав во рту
сигарету, -- им все известно... Слушай внимательно."
В больнице -- с сигаретой! Вдобавок с чужим новорождённым ребён-
ком на руках! Может, ещё и пепел стряхивал не в карман?!
"После того как Штирлиц во время следующей игры представил Полю
Зигфрида, тот проникся к своему напарнику громадным почтением и с
тех пор старался при каждом удобном случае оказать Штирлицу ка-
кую-нибудь услугу. То он бегал ему за пивом после того, как кон-
чалась партия, то дарил диковинную авторучку (видно, отобранную у
арестованного), то приносил БУКЕТИК ПЕРВЫХ ЦВЕТОВ."
Так гомик был Штирлиц или не гомик?! Наверное, они с Зигфридом
просто очень длительно проверяли друг друга на истинную нордич-
ность по заданию своих шефов.
Вульгарность и садо-мазохизм Штирлица проявлялись в частых
посещениях им ресторанчика "Грубый Готлиб":
"...хозяин, встречая гостей, говорил всем -- вне зависимости от
рангов, чинов и положения в обществе:
- Чего приперся, жирный боров? И бабу с собой привел -- ничего
себе... Пивная бочка, туша старой коровы, вымя больной жирафы, а
не баба! Сразу видно, жена! Небось вчера с хорошенькой тварью
приходил! Буду я тебя покрывать, -- пояснял он жене гостя, -- так
я тебя и стану покрывать, собака паршивая...
...
Готлиб встретил Штирлица рассеянно:
-- Иди, жри пиво, дубина...
Штирлиц пожал ему руку, сунул две марки и сел к крайнему дубо-
вому столику, за колонной, на которой были написаны ругательства
мекленбургских рыбаков -- соленые и неуемно-циничные. Это особен-
но нравилось стареющим женам промышленников."
О Штирлице и сметане:
"Штирлиц сидел в маленьком вокзальном кафе возле большого
стеклянного окна -- отсюда ему был виден весь состав.
- Мсье? -- спросила толстая улыбчивая официантка.
- Сметаны, пожалуйста, и чашку кофе.
- С молоком?
- Нет, я бы выпил черный кофе.
Официантка принесла ему кофе и взбитую сметану.
- Знаете, -- сказал Штирлиц, виновато улыбнувшись, -- я не ем
взбитую сметану. Это у меня с детства. Я просил обыкновенную
сметану, просто полстакана сметаны.
Официантка сказала:
- О, простите, мсье...
Она открыла прейскурант и быстро полистала его.
- У нас сметана восьми сортов, есть и взбитая, и с вареньем, и с
сыром, а вот просто сметаны у нас нет. Пожалуйста, простите
меня. Я пойду к повару и попрошу его придумать что-нибудь для
вас. У нас не едят простую сметану, но я постараюсь что-нибудь
сделать.
'У них не едят простую сметану, -- подумал Штирлиц. -- А у нас
мечтают о простой корке хлеба. А здесь нейтралитет: восемь сортов
сметаны, предпочитают взбитую. Как, наверно, хорошо, когда
нейтралитет. И для человека, и для государства... Только когда
пройдут годы, вдруг до тебя дойдет, что, пока ты хранил
нейтралитет и ел взбитую сметану, главное-то прошло мимо.'
...
- Мсье, вот простая сметана. Она будет стоить несколько дороже,
потому что такой нет в прейскуранте.
Штирлиц вдруг засмеялся.
- Хорошо, -- сказал он, -- это неважно. Спасибо вам.
Поезд медленно тронулся. Он смотрел во все окна, но лица Кэт
так и не увидел: наверное, она забилась в купе, как мышка, со
своими малышами.
Он проводил глазами ушедший состав и поднялся из-за стола.
СМЕТАНУ ОН ТАК И НЕ СЪЕЛ, а кофе выпил."
Наверное, Штирлиц порывался послать сметану голодающим немецким
детям. Или решил, что не может себе её позволить: только кофе,
коньяк и сигареты. Или же снова вошёл в образ штандартенфюрера
СС. (Что до меня, то я бы съел эту сметану уже просто для того,
чтобы не создавать официантке проблемы, куда её деть: съесть
самой, слить в умывальник или плюхнуть обратно в жбан. Однажды
мне пришлось, подавляя позыв на рвоту, жевать в ресторане свиные
уши, и я почти справился: настолько неприемлемо оставлять на
тарелке что-то в принципе съедобное. В этом, скорее всего, прояв-
ляется моё неизбывное плебейство.)
* * *
Юлиан Семенов как антисоветчик и русофоб:
"Он тогда шел с резидентом СД в германском посольстве по Мари-
ноути-ку, а возле здания 'Токио банка' лицом к лицу столкнулся со
своим давнишним знакомым по Владивостоку -- офицером контрразвед-
ки Воленькой Пимезовым. Тот бросился к нему с объятиями, понесся
через дорогу (русский -- всюду русский: ко всему приучается,
только дорогу переходит всегда нарушая правила движения; Штирлиц
часто по этому признаку определял за границей соплеменников),
выронил из рук папку и закричал: 'Максимушка, родной!' (...)
Штирлиц точно сыграл презрительное недоумение и отстранил тогда
от себя Волю брезгливым жестом указательного пальца, и тот,
словно побитый, подобострастно улыбаясь, отошел..."
Мне кажется, это не Штирлиц, а сам Юлиан Семёнов брезгливым
жестом указательного пальца хотя бы мысленно отстраняет от себя
русское, неродное.
Гадости про подобострастных истинно русских людей, перебегающих
улицы где попало, -- это из арсенала эстрадных сатириков конца
1980-х. Надо сказать, действовало: пока не было массовых заездов
в Европу, можно было успешно скрывать от русского народа европей-
скую срань. Впрочем, некоторые её и сейчас не видят в упор.
(Кстати, у Юрия Мухина в книге "Асы и пропаганда": "Нет, русские
тоже знают пользу инструкций, но если немец никогда не перейдёт
улицу на красный свет, даже если нет автомобилей, то русский её
перейдёт не колеблясь, хотя правила знает. Правила правилами, а
здравый смысл надёжнее..." (стр. 346))
И эти восемь сортов сметаны... они ведь по поводу ужасов не
одного лишь нацизма... "Так что же, братец Юля, сметаны тебе не
хватает?" -- наверное, спрашивали его в ресторане знакомые
штандартенфюреры с Лубянки, а он в ответ лишь неопределённо
ухмылялся и глазами на штепсель показывал.
Роман Семенова можно воспринимать и как "агитку", талантливо,
но неискренне написанную для того, чтобы people хавал её вместо
сметаны.
* * *
Юлиан Семенов -- большой мастер сюжета, но если кто-то захочет
почерпнуть из его книги какие-то разведывательные или просто жи-
тейские премудрости, то уж лучше почитать, к примеру, "Искусство
разведки" Аллена Даллеса, иначе будет риск потерять тайники,
завалить явки, забыть пароли и погореть на связях.
Сведения о "верхушке" Третьего рейха Юлиан Семенов черпал
наверняка больше из разговоров очевидцев и знатоков, а не из
серьёзной иностранной литературы (мемуарной и пр.): иначе не было
бы стольких ошибок. Правда, в то время, когда писался роман, была
в дефиците не только сметана, но и хорошая литература -- и,
наверное, даже для людей, друживших с КГБ.
Если говорить о причинах успеха романа и фильма (о рецепте
Семенова, так сказать), то они, наверное, следующие:
1. Напряжённый сюжет, компактный стиль.
2. Большая значимость проблемы, решаемой главным героем.
3. Обильные пикантные детали из жизни "верхушки" Третьего рейха
(для советской литературы это было ново).
4. Умеренное освещение полового аспекта человеческой жизни (это
всегда оживляет текст).
5. Обличительный антинацистский пафос (он упрощал работу с
издательствами).
6. Образцовость главного героя и в то же время его заурядность
(пил, курил, воздерживался, плакал и т. д. -- как очень
многие из читателей).
7. Наличие кое-каких начальных сведений о технологиях разведки и
контрразведки (многие люди не прочь усилиться путём освоения
хотя бы некоторых "специальных" приёмов и знаний).
8. Вообще всякие хохмы, вроде бы не лишние для делающих карьеру
в трудных условиях (к примеру: "Запоминается последняя фраза.
Важно войти в нужный разговор, но еще важнее искусство выхода
из разговора.").
9. Сцены насилия (такое нравится гораздо большему числу людей,
чем те, кто себе в этом признаются).
10. Местами довольно эффектные выражения. К примеру, из разговора
Холтоффа с Мюллером:
- Но я обязан отказаться от прежнего мнения.
- А хорошо ли это? -- спросил Мюллер. -- Отказ от своего
мнения всегда дурно пахнет.
В части изображения пикантных деталей из жизни нацистских бонз
Юлиан Семенов снял все сливки. А возможным это стало благодаря
отношениям с центральным аппаратом КГБ, что тоже вряд ли воспро-
изводимо. Кстати, сегодня ярко блеснуть такого рода подробностями
уже не удалось бы, потому что после краха КПСС было опубликовано
о Третьем рейхе много превосходной мемуарной и исторической
литературы.
И ещё кое-что. Письмо Сталина Рузвельту по поводу сепаратных
переговоров -- потрясающее. Оно -- кульминация романа. Само по
себе или в массе других сталинских писем оно вряд ли было бы
вполне воспринято, но в контексте романа Семенова оно выглядит
как творение действительно великого человека.
* * *
Чтобы точнее оценить величие "Семнадцати мгновений", пришлось
для сравнения почитать роман Владимира Богомолова "В августе
44-го". Почти то же время действия, почти то же время появления
романа на свет. Но от чтения книги Богомолова остаётся впечатле-
ние, что автор ЗНАЕТ, о чём пишет. Конечно, Семенову было труд-
нее, потому что послужить Родине в СД или гестапо (или хотя бы в
Советской Армии) ему не довелось.
В отличие от произведения Юлиана Семенова, книга Владимира
Богомолова оказалась в отношении придирок очень трудной. Раза
три Богомолов, приводя польскую речь, пишет почему-то "официер",
тогда как в польском есть всего лишь "oficer" с ударением на
второй слог. И у Богомолова тоже встречается циферблат часов,
светящийся без предварительного его освещения, так что я в рас-
терянности: может, с этим свечением часов у Гиммлера я был в
корне не прав?! Но как же тогда мои отчётливо припоминаемые
детские эксперименты с циферблатом собственноручно разобранного
манометра?! Фосфорецирующие стрелки часов вышли из моды (может,
по причине своей бесполезности), так что проверить не на чём.
Книга Богомолова -- вещь потрясающего качества. Много всяких
посредственностей ходит в известных авторах только потому, что
ловко уклоняется от сопоставления своей простоватой и/или
извращенческой писанины с прозой Мастера.
* * *
Я очень беспокоился по поводу светящихся стрелок в будильнике
Гиммлера, поэтому когда мне тоже подвернулся случай купить бу-
дильник с такими стрелками, я не преминул это сделать. Последую-
щие многочисленные эксперименты показали следующее: стрелки таки
светятся в полной темноте хоть всю ночь, зато в сумерках их свет
не виден. Правда, понятие "сумерки" довольно растяжимое, и можно
растянуть его так, что после некоторой адаптации глаз к темноте
будут видны и стрелки, и какие-то предметы помимо них. Пришлось
ставить этот будильник подальше от себя, чтобы не облучаться. И
я соглашаюсь снять своё замечание насчёт будильника, потому маху
дал, может быть, Гиммлер, а не Семёнов. И уж точно -- не я: как
можно?!
Кстати, по этому поводу один читатель написал мне следующее:
"В год чернобыльского взрыва у нас в КПИ (Киевском политехни-
ческом) все начали делать дозиметры (радиометры). И один мужик
притащил швейцарские часы довоенного производства. Наручные!!!
Эти милые часики светились в темноте без предварительного освеще-
ния и давали фон ровно 1 миллирентген/час!!! Мы по этим часикам
дозиметры калибровали, хе-хе..."
Вот с какими ужасными вещами может столкнуться любитель техни-
ческих новинок, использующих не вполне изученные физические
эффекты!
* * *
Ещё добавления 2016-го.
Кто бы что ни говорил, я как-то серьёзновато отношусь к своим
"наездам", поэтому проверяю и перепроверяю, достаточно ли заслу-
женно я обозвал нехорошими словами того или иного плебейского
любимца. А в процессе проверок нередко вскрываются вещи ещё более
неприглядные, чем те, которые изначально толкнули меня к "пачка-
тельной" работе.
Так вот, о sogennanten Юлиане Семёнове. Выяснилось, что он нам,
среди прочего, ещё и вытащил из парижского бомжатника как бы подарил
Эдуарда Лимонова -- ура-патриота, пропагандиста войны, матерщин-
ника и "голубца" (зато правдореза и местами прорывиста к новым
смыслам). Из статьи Евгения Додолева "Юлиан Семенов vs Эдик
Лимонов" (сайт www.bigbook.ru и др.: от сайта к сайту варианты
различаются):
"...есть вещи, о которых никто не упоминает. Ну, например,
именно Семенов вернул в СССР писателя Эдуарда Лимонова. Потратив
собственные $$$ и нервы. В нем был силен дух фронды, хотя многие
пытаются ныне рисовать его певцом & партнером Лубянки на основа-
нии того, что он был допущен к архивам КГБ лично Андроповым. В
начале 1989 года Юлиан на свой страх и риск опубликовал в проекте
'Детектив и политика' два лимоновских рассказа: 'Коньяк Наполеон'
и 'Дети коменданта' и лично вручил автору-эмигранту экземпляр во
время очередного визита в город Парижск, где живет со своим
французским супругом его дочь Ольга."
Можно это понять и так, что Семёнов убрал секс-гиганта Лимонова
из Парижа, чтоб было где укрывать дочурку от наших лихих 90-х.
Додолев:
"Несмотря на все свои 'мажорские' (по дефиниции неблагодарного
& неблагородного Лимонова) понты -- гаванские сигары, клетчатые
пиджаки, цепочку на щиколотке, бороду а-ля Хэм и романтизм а-ля
шестидесятники, его смело можно называть большим русским писате-
лем. Хотя бы потому, что его Максим Исаев навсегда вошел в нашу
культуру, а один из президентов Новой России даже проговорился,
что учился жизни по разведчику Исаеву."
Чему можно научиться у Исаева -- см. анекдоты про Штирлица и
мои тексты. И кстати, тут должно быть не "несмотря на все СВОИ",
а "несмотря на все ЕГО", но Додолев, наверное, учился ваять прозу
у Семёнова.
Ещё про сусального Штирлица. Нам втюхали этого Макса фон Штир-
лица, как втюхали в своё время Иисуса Христа, а теперь говорят:
вы ж без него жить не сможете. Отнюдь. Пытался сообразить, без
чего я не смогу жить. Получается -- БЕЗ ВСЕГО смогу жить (только
не без всего сразу), кроме таких минимальных вещей, как вода,
воздух, тепло, хоть какая-нибудь пища. Скоро я смогу жить даже
БЕЗ ЖЕНЩИН, а вы мне про какого-то Христа... эээ... Штирлица. Вон
будущий граф Монте-Кристо целых 13 лет выдержал не только без
штирлицев, на даже без витаминов, выбрался из тюрьмы крепким
огурчиком и сразу же устроил заплыв на длинную дистанцию...
Ещё у Лимонова ("Книга мёртвых") -- секреты, которые в подти-
рочную газетёнку "Совершенно секретно", разумеется, не попадали:
"Генрих Боровик, председатель Советского Комитета защиты мира,
родил двоих: Артёма и дочку Марину. Дочка вышла замуж за Диму
Якушкина, сына КГБэшного генерала. Дима Якушкин, как и подобает
сыну КГБэшного генерала, работал журналистом в Париже. К этому
ещё следует добавить, что жена Артёма Боровика - Вероника Хиль-
чевская - тоже не безродная девушка. Её отец был представителем
СССР в ООН, а первый муж был тоже мальчиком-мажором - сыном
политического обозревателя Томаса Колесниченко. Одно из первых
интервью со мной в русской печати, в газете "Московские новости",
опубликованное чуть ли не в 1988 году, было взято у меня Дмитрием
Якушкиным. Позже я потерял его из виду, и выплыл он вновь уже в
качестве пресс-секретаря Президента Ельцина... В 1990-м, в нояб-
ре, после передачи "Камертон" прямо в студии Боровик познакомил
меня с телеведущим Любимовым. Вот ещё один мальчик-мажор. Папа -
большой советский разведчик. Они такие все крупные, эти ребята,
мясистые... Нет, я не испытываю личной неприязни к этим ребятам,
я испытываю классовую ненависть... Модные толстые ребята-мажоры
на самом деле герои попсы. Они - подделка, слабый раствор.
Толстый мальчик Боровик - слабый раствор феодала Семёнова."
Наверное, и у меня здесь вырвалась наружу не в последнюю оче-
редь именно классовая ненависть (не путать с завистью), а не
только неприязнь к халтуре, лжи, деструктивности, наглости, а
главное -- к концептуальному убожеству всяких таких персонажей,
под которое они стараются причесать остальное общество. А ещё
просто брезгливость: физическое отвращение к обладателям
физиономий, на которых их дегенеративность, по-моему, прописана
довольно отчётливо.
Книга Юрия Мухина "Асы и пропаганда: Дутые победы Люфтваффе" --
по-моему, блестящая. Вот только не понятно, насколько ей верить.
Подходит к этому деликатному обстоятельству Мухин издалека:
"И вот тут возникает вопрос с очень непростым ответом. Если ты
ложью можешь спастись от смерти, а правда тебя погубит, то не
явится ли в этом случае правда замаскированным самоубийством? А
Бог-то все видит! Я не знаю, как церкви решили эту дилемму, но
люди (европейцы, по крайней мере) к тем, кто врет во спасение,
относятся терпимо. Это, между прочим, нашло свое отражение в
уголовном законодательстве почти всех стран. По западным меркам
за ложь во всех случаях (и ложь свидетеля, и ложь клеветника)
следует, как правило, очень суровое наказание -- в США свидетель
за ложь может получить 20 лет тюрьмы. И одновременно никто не
обязан свидетельствовать ни против себя, ни против своих
близких..."
Подогрев себя и читателей приведенным рассуждением, Мухин
круто переходит к следующему:
"...в деле Буданова, да и во всех аналогичных делах, Путин
обязан был врать, сваливая всю вину на чеченцев. После войны его
не только не осудили бы, но и испытывали бы к нему благодарность
все граждане России, включая чеченцев. Русские -- за то, что
уменьшил ожесточение боев, уменьшил количество ответных терактов
и за счет этого уменьшил людские потери русских. Чеченцы -- за
то, что способствовал более быстрому окончанию войны и, следова-
тельно, меньшим людским потерям и с чеченской стороны. Недовольны
этим были бы только те, кто на чеченской войне греет руки..."
(стр. 32-33)
Но сложность в том, что 1) чеченцы -- не враги России, а росси-
яне, у которых ОЧЕНЬ большие расхождения в интересах с московским
правительством (настолько большие, что чеченцам даже не хочется
быть в составе России); 2) если один раз тебя поймают на лжи, не
будут вполне верить даже тогда, когда говоришь правду.
Мухин также пишет:
"Нужно признать признаком слабоумия слепую веру в 'подвиги',
описанные немецкими историками и мемуаристами. Побеждённые не
могут не лгать -- их ложь хоть как-то приподнимает их над своим
позором." (стр. 204)
Но ведь мы-то побеждённые и есть! Противостояние с Западом про-
играли именно мы, а Мухин своими книгами "приподнимает" нас над
нашим позором. Так он в них напропалую врёт?! А если я в этом
засомневаюсь, это будет признаком моего слабоумия?! А "признать
признаком" -- это признак остроумия, что ли?
В случае с Будановым надо было просто поскорее и почестнее
судить его, а в прессе помалкивать. Поскольку центральное телеви-
дение -- под контролем "Кремля", то телевизионные "новости" о
Буданове -- это всего лишь происки "партии войны" или чья-то
преступная ошибка.
Надо не врать, а выгодным образом представлять правду. Это
много труднее, чем врать, зато эффект длительнее. Но уж кому что
дано.
Из неудачных разоблачений Мухина. По поводу лгуна Хартмана
-- немецкого аса, который спасся из русского плена якобы посред-
ством того, что симулировал ранение в живот. Мухин не верит в
успешность симуляции:
"У человека около 5 литров крови, когда он ранен, она вытекает,
одежда и руки, которыми он зажимает рану, окрашиваются кровью.
У Хартмана крови не было, и все поверили, что он ранен?!"
"Чему поверил доктор, не видя ни крови, ни гематом? Или этот
доктор за 2 года войны симулянтов не видел и поверил в какое-то
необычное ранение? Хартман кричал от боли, а доктор ему даже
морфия не впрыснул?"
"Короче, вся эта байка с ранением и с тем, что в нее поверили,
шита белыми нитками." (стр. 294)
Однако, к примеру. в "Общей хирургии" В. И. Стручкова можно
прочесть следующее:
"ЗАКРЫТЫЕ ПОВРЕЖДЕНИЯ ОРГАНОВ БРЮШНОЙ ПОЛОСТИ. Наиболее часто
из закрытых повреждений органов брюшной полости и забрюшинного
пространства встречаются разрывы полых и паренхиматозных органов.
Механизм травмы, который чаще других приводит к этим повреждени-
ям, заключается в сильном ударе каким-либо предметом по животу
при расслаблении брюшной стенки или, наоборот, при ударе животом,
нижней частью грудной клетки при падении на твердое тело. Степень
разрыва органа определяется силой травмирующего агента (удар
копытом лошади, колесом машины, падающим предметом, деталью
работающей машины, при падении с высоты на камень, бревно и др.)
и анатомо-физиологическим состоянием органа в момент повреждения.
(...) КЛИНИЧЕСКАЯ КАРТИНА. Клиника закрытых повреждений органов
живота характеризуется появлением сильных болей по всему животу с
наибольшей выраженностью в области поврежденного органа. Отмеча-
ется резкое напряжение мышц брюшной стенки, при пальпации дающее
ощущение доскообразной плотности. Общее состояние больного обычно
тяжелое: бледность, холодный пот, частый и малый пульс, напряжен-
ная неподвижность в положении лежа, обычно с бедрами, приведенны-
ми к животу, картина шока или острой анемии в зависимости от
поврежденного органа." (стр. 271-272)
Таким образом, симптомы внутреннего повреждения брюшной полости
совпадают с симптомами крайней трусости, поэтому Хартману было
легко притворяться, а доктору было легко поверить ему. А морфия
доктор не впрыснул потому, что хотел, чтобы немецкая сволочь
помучилась. Неужели не убедительно? Мухин считает, что на самом
деле Хартман обделался в штаны. Может, и так. И даже вполне может
быть, что Хартману обделываться не очень-то хотелось, но ради
убедительности пришлось себя заставить. А после войны он солгал
по поводу деталей своего побега из плена, но опять-таки ради
спасения -- чтоб не умереть от стыда и чтоб на кусочек хлеба
заработать. А если Хартман лгал во спасение, то почему Мухин к
нему придирается? Вообще, какая ложь не во спасение? Ведь заранее
не всегда можно точно определить, какая ложь тебя в конечном
счёте спасёт, а какая погубит. Короче, автор запутался в
рассуждениях.
Красиво сказанное у Мухина:
"Уже много веков, как Россия разделилась на два класса: собст-
венно народ, то есть крестьяне, мастеровые, купцы, промышленники
и вообще деятельные люди, стремящиеся воочию увидеть результаты
своего труда; и паразиты на народе -- чиновничество, в свое время
помещики и всегда -- интеллигенция. Первый класс, зарабатывая на
жизнь трудом, довольно молчалив, а вот второй класс криклив до
неприличия, поскольку он именно криком зарабатывает себе на
жизнь. Это внешне. Но внутренние различия между классами еще
более огромны. Скажем, российская интеллигенция всегда молилась
на запад, причем делала это исключительно тупо -- раз с Запада,
значит выдающегося качества."
"А народ, накрепко связанный с делом, никогда и ни на кого в
своем деле не молится -- ему плевать, с Запада это или с Востока,
-- он руководствуется здравым смыслом, а в трудных случаях пола-
гается на интуицию -- на 'авось'. Так вот, наши враги, как прави-
ло, этого не знают, поскольку перед ними постоянно мельтешит
крикливая толпа 'выразителей чаяний русского народа' -- всяких
там познеров, жванецких, астафьевых, солженицыных, немцовых и
прочих хакамад. И у врагов постоянно возникали соблазны восполь-
зоваться идиотизмом этого 'русского народа'." (стр. 345)
Сказано красиво, да не верно. Патриотическая демагогия. Вообще,
простенькие модели из двух элементов, состоящие в разделении на
"хороших" и "плохих", -- ущербны и зачастую малоэффективны. В
данном, мухинском случае, можно заметить, что "крестьяне, масте-
ровые, купцы, промышленники и вообще деятельные люди, стремящиеся
воочию увидеть результаты своего труда", нередко оказываются
уродами, которые ради сегодняшних, самолично присваиваемых и
вряд ли необходимых "результатов труда" калечат землю Родины,
тогда как отдельные интеллигенты пытаются защитить совместное
будущее и некоторые для этого, можно сказать, даже кричат, только
"деятельные люди" их всё равно не слышат.
* * *
После прояснения позиции Юрия Мухина в отношении лжи интерес
к его книгам у меня пропал: больше нет доверия к автору. Мало ли
что он там приплетает ради спасения любимой Родины. Одно дело
врать жене, другое -- врать в политике.
Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнём-ка пулей в Святую Русь!
Александр Блок. "Двенадцать".
Диакон Андрей Кураев -- могучий православный умище. Этакий цер-
ковный интеллигент в очках, придираться к которому -- сплошное
удовольствие. Передовой священнослужитель с мобильником, ноутбу-
ком и собственным сайтом в интернете. Правда, образ мыслителя
несколько портится благосклонностью со стороны церковного началь-
ства: от каждого признанного и хорошо пристроившегося в нашем
грешном мире философа хоть чем-то разит. Но, может, это Русская
православная церковь пристроилась к Кураеву, а не он к ней...
Как у всякого верующего человека, у Кураева, на скептический
взгляд, некоторый непорядок с целеполаганием, из-за чего получа-
ется мастерская стрельба по ветряным мельницам.
* * *
Попробуем вчитаться в книгу Кураева "Как делают антисемитом".
Автор доказывает в ней, что евреи -- народ, мягко говоря, специ-
фический -- хотя бы потому, что бурно празднует Пурим -- день
памяти резни, которую он устроил 2,5 тыс. лет назад в Персии.
Кураев пишет:
"События Пурима напоминают, как именно надлежит поступать с
врагами. В том-то и состоит чудовищность этого 'весёлого праздни-
ка': из поколения в поколение он воспроизводит модель обращения
с теми, кого евреи однажды сочтут своим врагом. Истории нет,
прогресса нет. Роста духовного сознания и нравственности нет.
Ветхозаветная кровожадность не преобразилась. И т. д."
Этого кровавого эпизода иудейской истории не минует, кажется,
ни один многопишущий антисемит. Не миную и я. В отношении евреев
в связи с той резнёй высказываются или подразумеваются следующие,
скажем так, упрёки:
1) евреи не захотели вернуться в Израиль, когда персы разрешили
им это сделать (предпочитают паразитировать на других
народах);
2) евреи хорошо устроились в государстве персов (повадились
сосать персидскую кровь);
3) евреи нанесли упреждающий удар (напали на безоружных);
4) евреи сохранили память о своей блестящей победе (не стыдятся
устроенного ими побоища и намекают всем на возможность его
повторения).
Почему эти обстоятельства характеризуют евреев как особо злоб-
ный, хищный, жестокий народ, мне не понятно. Про поднятие на шты-
ки персидских младенцев на манер того, как это делали с польскими
детишками подчинённые Александра Суворова в 1794 г. в предместье
Варшавы, не сказано в ветхозаветской "Книге Есфири" ни слова. У
русских усмиритель Белоруссии и Польши Суворов -- почти святой,
а евреям праздновать их Пурим -- нехорошо.
Когда русские не хотят с 1991-го года возвращаться в Россию из
Прибалтики, это воспринимается почему-то нормально, а когда евреи
не хотят возвращаться из Персии или России в Израиль, это воспри-
нимается почему-то как признак их чрезвычайной порочности.
Далее, поразившие воображение Кураева 75 000 жертв устроенной
евреями резни -- это наверняка с приписками. Если Христос умуд-
рился пятью хлебами и тремя рыбами накормить пять тысяч человек,
да так, что даже осталось 12 коробов объедков (Матф. 14:21), то
почему не поверить, что горстка иудейских заговорщиков за нес-
колько дней перебила и перевешала 75 000 человек? Русские ведь
тоже умильно вспоминают великую победу на Чудском озере, где
погибло, по мнению некоторых исследователей, лишь несколько
десятков немецких рыцарей.
И почему-то никто из антисемитов не обращает внимания в "Книге
Есфири" на следующее: "...и умертвили из неприятелей своих семь-
десят пять тысяч человек, А НА ГРАБЁЖ НЕ ПРОСТЁРЛИ РУКИ СВОЕЙ".
А в самом деле, что эта неудобная фраза значит?
Что же касается празднования Пурима, то ведь, к примеру, и
Французы празднуют собственную затяжную резню -- Великую Фран-
цузскую революцию. Особенность резни, устроенной евреями, лишь в
том, что их резня была удачнее. Пурим -- это праздник Великой
Еврейской революции. Но, конечно, можно считать, что к Великой
Французской революции евреи тоже приложили свою страшную руку, а
потом навязали французам 14-е июля, как навязали русским 23-е
февраля и 8-е марта. От них же всего можно ожидать!
И что бы делали с евреями сторонники персидского деятеля Амана,
если бы евреи их не опередили? Наверное, то же самое, что евреи
сделали с ними. Так было принято. Поэтому иудеи празднуют
СПАСЕНИЕ СВОИХ, а не убийство чужих. Народ вывернулся из-под
ножей великим чудом и до сих пор рад.
Да, иудеи не так празднуют свой Пурим, как мы -- свой День
Победы, но ведь на то же они и ДРУГИЕ!
Кураев:
"Я не антисемит. И до сих пор не отрекаюсь от своей статьи
'Антисемитизм -- это грех'."
В отличие от Кураева, я таки эпизодически страдаю от приступов
антисемитизма (правда, в такой же степени, в какой мучаюсь анти-
американизмом, китайцефобией и пр.). И не считаю это грехом.
Поэтому я против того, чтобы авторы, вроде Кураева, выковывали
еврейский Widerstand на мою голову, радуясь любому поводу
блеснуть своей начитанностью в еврейской истории.
У меня неприязнь ко всякому, кто не такой, как я, но только
при условии, что этот всякий -- рядом (а не где-нибудь в Африке).
А ещё любопытство (если есть к чему его проявлять). Иногда быва-
ет больше любопытства, иногда -- неприязни. Я считаю такое отно-
шение к представителям других этносов правильным, и надо не
подавлять и не особо скрывать его, а лишь удерживать в рамках
нормальности, обеспечивающих положительный эффект.
Кураев подталкивает своего русского читателя к следующей
мысли: евреи не прочь сделать с нами то же, что сделали 2,5 тыс.
лет назад с Аманом, потому что до сих пор бурно празднуют Пурим.
Это занятие Кураева я считаю вредным -- не потому, что оно воз-
буждает межэтническую рознь (я ЗА умеренную рознь, поскольку она
способствует сохранению этнического и культурного многообразия),
а потому что оно абсурдизирует мышление, разрушает рациональ-
ность.
Я не против "освещения" еврейской истории критично настроенными
к ней неевреями (если она более позорная, чем история других
народов, то наверняка лишь потому, что более длинная и подробнее
описанная): я всего лишь против того, чтобы для обоснования со-
временной линии поведения использовались "исторические аргументы"
2,5-тысячелетней давности.
Пропорциональное представительство всех этносов в престижных
областях деятельности, запрет "двойного гражданства", запрет
использования "исторических аргументов" против русских и кого
бы то ни было я считаю достаточными мерами для того, чтобы
сдерживать чрезмерную активность некоторых этносов и достигать
согласования здравых этнических интересов.
Кстати, я не понимаю, как можно быть одновременно 1) умником,
2) честным человеком, 3) священнослужителем. Любые два из этих
качеств вполне сочетаются, но чтобы все три сразу... Это сказано
не из стремления задеть: я в самом деле далеко не всё понимаю в
нашем мире.
Кураев:
"Недоверчивость является одной из христианских добродетелей.
Верить без проверки можно только Матери-Церкви. А в остальном
христианин должен быть недоверчив."
Разве не смешно? И что за субъект такой -- Мать-Церковь? Лютер,
к примеру, не захотел верить и Церкви -- а только Библии. Я же не
хочу за просто так верить и Библии. Почему я не прав? Потому что
Христос воскрес? Потому что про это Мария Магдалина рассказала?
Кураев:
"Жажда опошлить, опоганить всё то, что высоко, характерна для
нынешнего мещанства."
Для некоторых высоким являются 23-е Февраля и 1-е Мая, которые
Кураев охаивает. Ещё для некоторых -- Пурим. Но эти некоторые --
не такие, как Кураев, поэтому они уроды, а их высокое -- на самом
деле ничто.
* * *
Моя гипотеза: евреи выглядят самыми большими страшилищами в
истории главным образом потому, что дольше других существуют и
соответственно накопили неблаговидные деяния. И давление на них
их собственной истории много сильнее, чем у какого-либо другого
народа. Другие народы рядом с ними -- почти как новенькие,
вдобавок усвоившие в готовом виде выстроенную в качестве антитезы
"дикости" христианскую культуру, тогда как евреи продолжают свою
культуру с очень даже варварских времён. Правда, можно заметить,
что Пятикнижье -- это варварский слой в христианстве, а Талмуд --
цивилизационный слой в иудаизме, который в части отношения к
"акумам" не гуманнее слоя варварского, но на это тоже найдётся
что возразить, а в целом всё же выходит, что иудейские верования
архаичнее христианских, а потому и жёстче.
Вместо того, чтобы помогать евреям подальше отойти от прежних
норм межэтнических отношений, "борцы с антисемитизмом" напоминают
им о том, какие кошмарные старые подвалы есть в их древней куль-
туре. Я уверен, что большинство нерелигиозных евреев постигает
еврейские националистические мифы по очень качественным юдофобс-
ким книжкам с картинками и очень убедительно подобранными цитата-
ми из самых разных, но очень авторитетных авторов.
Кураев:
"У христиан принято символически, аллегорически толковать войны
Ветхого Завета и события вавилонского пленения."
Не понял, что такое "аллегорическое толкование"? События имели
место или же это притчи?
Кураев:
"...единственное военное событие, происшедшее 23 февраля 1918
года , -- это решение ЦИК Совнаркома о принятии условий 'Брест-
ского мира'. Это -- день капитуляции России в Первой Мировой
войне (...) Трудно найти более позорный день в военной истории
России (в том числе -- советской России). И то, что сегодня этот
день называют 'днем защитника Отечества' -- еще одна издевка. Не
день это защитника Отечества а, в лучшем случае, 'день Красной
Армии'. А защищала ли эта красная армия Отечество -- это, мягко
говоря, сложный вопрос. И то, что день защитника Отечества
празднуется сегодня не в день Куликовской битвы, не в день
Бородина, не в день рождения Жукова или день св. Александра
Невского, а в день капитуляции -- это еще один признак атрофии
нормального национального чувства в русском народе."
Не понятно, почему православным можно аллегорически толковать
войны Ветхого Завета, а большевикам нельзя аллегорически толко-
вать события 23 февраля 1918 г.; почему Кутузову можно пускать
Наполеона в Москву, а большевикам нельзя подписывать "Брестский
мир". Чужие сложности всегда представляются чёрт знает чем.
Кстати, про Георгия Жукова и Александра Невского некоторые тоже
понаписали всяких правдоподобных разоблачений.
Кураев: иудеи и иудаизм сохранились лишь благодаря христианс-
тву и исламу. "Иудейская диаспора в течение столетий жила
почему-то лишь в христианском и мусульманском мирах. Почему евреи
не шли от 'христианского гнёта' под покровительство 'веротерпимо-
го' язычества?
Гипотеза не убедительная. Можно указать пример тех же "оккупи-
рованных" иудеями зороастрийцев-персов. Евреи расселялись везде,
где они не слишком выделялись своими расовыми особенностями и где
была цивилизация (а значит, развитые товарно-денежные отношения).
Правда, цивилизация нередко приходила вместе с христианством, но
тут уже между распространением христианства и евреев другая,
опосредствованная связь. Если евреи не проникли в большом коли-
честве в Индию (частично мусульманскую!), то, скорее всего, лишь
потому, что там имелись собственные "евреи": джайниты и пр.
Кураев:
"...традиция празднования Пурима привела к установлению
женского праздника 8 марта. К женскому революционному дню были
приурочены беспорядки якобы голодавших жительниц Петрограда 23
февраля 1917 года. Падение Российской империи совпало (или его
'совпали') с разгромом империи Персидской. С Пурима 1917 года в
России запахло погромом -- погромом русской культуры... Так что
советское поздравление с 8 Марта (равно как и с 23 февраля) --
это еще и поздравление с 'избавлением' от 'царизма'. Православным
же людям поздравлять друг друга с таким праздничком -- это уже не
смирение, а садомазохизм."
Надо заметить, 23 Февраля и 8 Марта -- праздники, востребован-
ные русским народом. Их отмечают не потому, что кто-то навязыва-
ет. Значит, в них есть психологическая потребность. Они давно
переосмыслены и символизируют совсем не то, для чего их когда-то
предназначали. Сегодня они никак не ассоциируются с большевизмом
и иудаизмом и не льют воду на мельницу еврейских экстремистов. Но
если гипотезу Андрея Кураева рекламировать, то уж начнут лить. Не
праздновать 23-е февраля 8-е марта на том основании, что эти
праздники были придуманы евреями по поводу чёрт знает чего? Но
тогда, если быть последовательным, надо и от некоторых православ-
ных праздников отказаться: к примеру, от Пасхи. Может быть, она
по поводу ещё более древней резни. А лучше отказаться от право-
славия вообще и вернуться к язычеству. Или попробовать вовсе без
религии. Разрушать для этого храмы не обязательно.
У Кураева:
"...а были ли какие-то смыслы уже связаны, сассоциированы с
1 мая и были ли они религиозными? И мы заметим, как уже здесь
начинается игра теней. Оказывается, по католическому календарю,
1 мая -- это день воспоминания Нагорной проповеди Спасителя. Так
не является ли наложение Дня пролетарской борьбы на 1 мая созна-
тельным вызовом Евангелию? Не есть ли 1 мая в сознании революци-
онеров некая альтернатива Нагорной проповеди? Вместо любви --
призыв к классовой ненависти. Вместо единения в духе -- солидар-
ность в борьбе за зарплату. Демонстрация 1 мая не есть ли анти-
теза крестному ходу? Ясного ответа здесь, конечно, нет."
Ясного ответа нет, а тень брошена. С православными "особыми
днями" та сложность, что их очень много, поэтому, вводя новый
праздник, обязательно кого-то заденешь: если не Его, то какого-
нибудь великомученика. А помимо православного календаря ведь ещё
и католический имеется! И это кураевское "вместо единения в духе
-- солидарность в борьбе за зарплату" есть мелкое злопыхатель-
ство: в СССР 1-го Мая за зарплату как раз не боролись, а на
Западе православие мало распространено.
У Кураева:
"Так что будь еврейские журналисты чуть посдержаннее и поос-
мотрительнее -- может, и не пришлось бы говорить о новой волне
антисемитизма в России."
Вроде, верно, но только на первый взгляд. Кураев, конечно же,
хорошо понимает разницу между понятиями "еврей", "иудей",
"сионист", "еврейский экстремист", но, тем не менее, он для
краткости зачастую пишет "еврей", "еврейский", не думая о том,
что такая краткость является для некоторых евреев настораживающей
и заставляет лишний раз думать о том, что жизнь -- это всё-таки
почти сплошная душиловка и если не они нас, то мы -- их. Кураева,
наверное, тоже задевало бы, если бы кто-то при случае вместо
"русский экстремист", "русский дурак", "православный" писал
просто "русский". Я, кстати, обратил внимание, что выражение
"русский нацист" воспринимается мною немного не так, как выраже-
ние "еврейский нацист": первое где-то даже греет, а второе звучит
отталкивающе. А для еврея, даже здравомыслящего, наверняка наобо-
рот, и ничего ни с ним, ни со мной не поделать, но надо всего
лишь понимать, что дело в инстинктах, а они не всегда подсказыва-
ют правильно. Короче, чтобы не разжигать взаимной иррациональной
вражды, следует разборчиво пользоваться словами "русский",
"еврей". В приведенном выше примере лучше было бы написать не
"еврейские журналисты", а, к примеру, "некоторые поверхностно
соображающие журналисты еврейской национальности": вдруг отыщется
среди евреев кто-то, соображающий неповерхностно и не желающий
нести коллективную ответственность за чужие глупости?
Из той же оперы:
"Почему, спрашивается, (...) татарского историка можно назвать
татарским, а вот еврейского историка или еврейского журналиста
назвать еврейским нельзя?"
Да можно же вполне -- если тот сам считает себя еврейским, а
не российским и не татарским. Если же он считает себя российским,
то можно лишь попрекать его тем, что у него, похоже, местами
получается не российское, а еврейское, и предлагать определиться
с позицией.
* * *
О святом. Кураев:
"Какое право люди, лишённые вообще чувства святыни (СВЯТЫНЯ --
это ЧТО? это ГДЕ? это КОГДА?), берутся судить о том, ЧТО испыты-
вают люди, у которых чувство святыни не атрофировано?"
Какое право, люди, имеющие "чувство святыни", берутся судить
о том, что испытывают люди, задумывающиеся о природе и социальной
функции "чувства святыни", когда видят, как "чувство святыни"
используется для разрушения мыслительной способности общества и
для натравливания возбуждённой толпы на упрямых одиночек, ищущих
никому, кроме них, не нужную истину?
О толерантности. Кураев:
"Христианин, конечно, должен быть готов в любом неприятном
происшествии увидеть свою вину, свои грех. Но является ли грехом
возмущение, которое рождается при слышании кощунств? Кто более
виноват в этом случае -- кощунник или же христианин, в чьем
присутствии это кощунство было произнесено, и который, может,
даже слишком вспыльчиво вступился за поруганную святыню?"
То, что для одних святыня, для других -- быть может, угроза их
собственным ценностям, пусть и не святым, но значимым. Разница
между людьми со "святым" и людьми без "святого", но с ценностями,
может состоять в том, что вторые способны, а иногда даже настрое-
ны обсуждать и изменять свою позицию, свои ценности, а первые
вообще не способны на такое и поэтому торопятся воздать за "пору-
ганную святыню". Когда нет возможности безнаказанно оскорбить,
ударить, убить, они только бурчат, но при первой возможности
бросаются совершать подвиг. Они бесконечно уверены в своей
правоте и своём нравственном превосходстве. Ты для них мразь, с
которой они обязаны покончить. Объясниться и договориться с ними
невозможно: можно только сдерживать их силой или превентивно
уничтожать, пока они не уничтожили тебя.
Святыни! Ну нехорошо ведь это -- так трепетно относиться к
некоторым собственным представлениям. Даже если их разделяют мил-
лионы людей, из этого ещё не следует, что данные представления --
истинные. А уважать чужие предрассудки -- это зачем? Правильнее
будет считаться с их наличием, бояться их, терпеть, держать по их
поводу язык за зубами, признавать право каждого на ошибки. Но
уважать -- нет! Уж лучше тащите меня на костёр, несчастные! Только
чтоб быстро и не очень больно!
"Чувство святыни" -- очень опасный перекос психики, заставляю-
щий людей относиться к тем, кто не разделяет их предрассудков, не
как к дуракам или просто ошибающимся (возможно, временно), а как
к мерзости, которая не достойна пребывать на этой земле.
До совсем недавнего времени я вовсе не сознавал, с какой чудо-
вищной опасностью я соседствую. Оказывается, есть целый пласт
людей с "чувством святыни". Он распадается на группки в зависи-
мости от того, каким святыням отдаётся предпочтение, но любая из
этих группок под настроение способна уничтожить всякого, кто не
разделяет её бурного чувства. На костре, быть может, не сожгут,
но забить до смерти могут запросто. В лучшем случае оплевать с
головы до ног так, что вряд ли отмоешься. Те же исламские
террористы-смертники -- это наверняка не люди расчёта, пришедшие
к трудному выводу, что иными, нерадикальными средствами они не
смогут защитить свой народ.
Я сделал вывод: не надо радоваться даже тогда, когда люди с
"чувством святыни" ногами месят твоих врагов. Потому что ты тоже
не такой, как эти люди с "чувством святыни", и ты для них --
возможный следующий, кого они будут месить. Разве могут быть
сомнения и компромиссы, когда речь идёт о защите святынь?! Даже
если ты спрячешь своё мнение поглубже и примажешься к какой-
нибудь группе защитников святынь, это убережёт тебя только от
этой группы, но не от какой-нибудь другой.
Кураев:
"У каждого национального менталитета своё бельмо. Со стороны
оно бывает заметнее."
Очень верно. Поэтому Кураев занимается в своей книге еврейским
бельмом, не замечая русского. На пытающихся разглядеть русское
бельмо он неявно натравливает обладателей "чувства святыни".
Позиция Кураева: еврей, не грызи нас, русских, тогда мы не
будем грызть тебя; а ещё помни, что ты по природе моральный
урод (празднуешь Пурим и т. д.), тогда как мы -- лишь с мелкими
слабостями.
Между тем, лучше было бы так: еврей, ты -- с большими недостат-
ками, и мы, русские, -- тоже; давай постараемся быть мудрее и
думать больше о наших общих интересах, в частности, о том, как
избежать Конца Света в ближайшем будущем. А олигархов давай
потрошить вместе, не делая скидки на их этническое происхождение.
Но сначала давай их, конечно, внимательно выслушаем -- на всякий
случай.
Рассматриваемая книга Кураева, к сожалению, способствует росту
числа слишком пламенных "борцов со злом". Вместе они гробят
Россию, потому что сегодня для спасения страны важнее не фанатизм
со связкой гранат за поясом, а здравое хладнокровное соображение,
иначе повзрывают не то, что надо.
* * *
Есть в книге Кураева и хорошее. К примеру, следующее:
"Я стараюсь быть благодарным людям, которые указывают мне на
мои неудачные и ошибочные шаги и высказывания.
Я тоже.
* * *
Я думаю, что диакон Андрей Кураев -- не философ, а философопо-
добный публицист, пасущий националистически настроенных русских
образованцев в интересах РПЦ. Для философа он недостаточно свобо-
ден в суждениях, слишком воздействует на эмоции и слишком многими
почитаем. Наверное, философ может быть и религиозным человеком,
но уж тогда еретиком.
Конечно, мышление надо где-то и ограничивать, чтобы защититься
от его нарушений (болезней), но ограничивать не там, где ограни-
чивает религия: она сама основывается на дефекте мышления -- на
догматической вере вместо осторожного допущения.
* * *
В издании книги Кураева, которым я пользовался, между текстами
"Можно ли не праздновать 8 марта" и "Об антихамизме, или Как де-
лают антисемитами" поместили подборку низкопробных антисемитских
листовок и статеек, характеризующих уровень мышления некоторых
борцов за Россию. Среди прочего, текст некого Николая Донского,
перепечатанный из газеты "Завтра" (№51, декабрь 2003 г.) и назы-
вающийся "Так какой же фашизм хуже -- русский или еврейский?".
Автор -- русский, проживающий почему-то в Израиле и пробующий
качать там права. Из статьи:
"Мы, русские, живя в Израиле, видим и иудаизм, и сионизм
'изнутри', и все прелести обоих -- светской и религиозной --
идеологий, испытали сполна на своей 'гойской', т.е. нееврейской,
шкуре."
"...являясь национальным меньшинством в Израиле, мы не планиру-
ем будущее этого государства. Десятки тысяч русских не поучают
еврейское правительство, как ему обустраивать Израиль. А когда мы
пытаемся заявлять о своих правах нацменьшинства, говорят прямым
текстом: 'Чемодан. Бен-Гурион. Россия'... 'русизм гарим бэ-рус-
сия, бэ-исраэль гарим рак егудим' -- русские живут в России, в
Израиле живут только евреи. Почему мы, подвергаясь оскорблениям
и унижениям на национальной почве, не говорим о каком-то 'вели-
коиудейском шовинизме' и 'антиславянизме' в Израиле? И т. д."
Ну убрались некоторые евреи из России в свой Израиль, так и
радуйся этому, патриот! Нет же, он прётся следом за ними в их
Землю Обетованную и оттуда кричит, что они его там притесняют.
Наверное, этот мазохист без евреев уже НЕ МОЖЕТ. Между тем, ведь
Израиль и в самом деле строился евреями для евреев. Они живут
там, как им хочется, а пролезших туда неевреев лишь терпят. Но
ведь терпят же, если он имеет возможность оттуда верещать! В
отличие же от Израиля, Россия -- страна многонациональная, а не
страна великороссов. Если кому-то это совсем уж не нравится,
дайте отделиться Казани, Сибири, Северному Кавказу и пр.
