Керенский: временщик исторической минуты
12.10.2005
Керенский прожил долгую жизнь - 89 лет. Он родился в один день с Лениным в одном с ним городе - Симбирске, но позже его на 11 лет и скончался в Нью-Йорке 11 июня 1970 года, пережив вождя большевизма почти на полвека. Активная политическая деятельность Керенского продолжалась недолго - с начала 1905 года, когда он принял участие в создании комитета помощи жертвам "Кровавого воскресенья", по июнь 1918 года, когда ему пришлось бежать из России. Стечение обстоятельств привело его к руководству страной между двумя революциями. Керенский был действительно временщиком, промежуточной фигурой, калифом на час. Он не выдержал испытания властью и больше, чем кто-либо другой, выслушал и прочитал в эмиграции упреков по поводу бездарной сдачи России большевикам. Его нередко выставляли главным виновником крушения демократических идеалов в стране.
"Беспочвенник", "интеллигентный обыватель", "неврастеник-актер", "шут", "хвастунишка" - вот далеко не полный перечень нелестных характеристик, данных Керенскому его политическими сторонниками и противниками. Однако были и другие мнения. Видный русский философ Федор Степун считал, что "линия Керенского" в 1917 году была "единственно правильной" и вина его "не в том, что он вел Россию по неправильному пути, а в том, что он недостаточно энергично вел ее по правильному".
Так кем же все-таки был для России Керенский: выскочкой, временщиком, чем-то похожим на Лжедмитрия, или ее спасителем, не понятым российским обществом, трагической фигурой, неким подобием Гамлета? Ответ на этот вопрос следует искать как в политической истории России начала ХХ века, так и в особенностях личности самого Керенского.
Керенский был очень религиозным ребенком. Его отец Федор Михайлович Керенский - директор мужской гимназии и средней школы для девочек, в отличие от Ильи Николаевича Ульянова, с которым он поддерживал теплые отношения, присматривал за своими детьми куда лучше. Казнь Александра Ульянова за подготовку покушения на Александра III и последующий остракизм семьи Ульяновых со стороны симбирской общественности стали для Федора Керенского не только личным потрясением (он хорошо относился к семье Ульяновых, и именно он настоял на том, чтобы Владимиру Ульянову присудили золотую медаль по окончании гимназии, о чем Ленин всегда вспоминал с благодарностью). Это заставило его самого с пристальным вниманием относиться к воспитанию собственного сына. Александр рос примерным гимназистом - хорошо учился, исправно посещал церковь, горячо скорбел о кончине Александра III. Приход Керенского в революционное движение ничем особенно непримечателен. Как и тысячи студентов начала ХХ века, он влился в это движение, бессознательно повинуясь оппозиционным настроениям, существовавшим в обществе. Такие настроения формировались не только соответствующей запретной и полулегальной литературой, но и конфликтами между властью и студенчеством в вопросах вузовского самоуправления, прав студентов. Так, например, студенческая демонстрация 4 марта 1901 года в Петербурге, разогнанная полицией, была вызвана указом министра просвещения Боголепова об отдаче в солдаты студентов, замеченных в революционной деятельности. Когда этот указ был отменен, а новый министр Ванновский значительно расширил права студенческого самоуправления, волна студенческих волнений резко пошла на спад. Один из участников тех событий, видный публицист Иванов-Разумник, считал, что, "если бы в это время конституция и парламент были даны не студенчеству, а русскому обществу, - вся дальнейшая история России могла бы пойти иначе". Предположение далеко не бесспорное, но в отношении нашего героя верное - Керенский влился в революционное движение, повинуясь не какой-то идеологической доктрине, как это произошло, к примеру, с Лениным, а испытывая неудовлетворенность политикой правительства. В своих воспоминаниях он писал: "Мы вступали в ряды революционеров не в результате того, что подпольно изучали запретные идеи. На революционную борьбу нас толкал сам режим".
Керенского нельзя назвать профессиональным революционером не только потому, что он не принадлежал к какой-либо партии (официально он числился в эсерах с марта 1917 года, но к политической деятельности этой партии не имел почти никакого отношения), но и по складу своего характера. Профессиональная революционная деятельность в царской России означала скрытую от общества полную опасностей и материальных лишений жизнь в подполье или эмиграции. Честолюбивый молодой Керенский не стремился к такому образу жизни. Если он и хотел в 1905 году вступить в знаменитую террористическую Боевую организацию эсеров, то сделал это сгоряча, не подумав, и наверняка никогда не жалел о том, что его туда не взяли - из этой организации редко кто выходил живым. В то время как многие революционно настроенные молодые люди лишались статуса студента, попадали в ссылку, уходили на нелегальное положение, эмигрировали, Керенский перешел в оппозицию только после того, как окончил юридический факультет Петербургского университета и стал адвокатом. Этот факт свидетельствует о прагматичности и осторожности в отношении собственной карьеры и благополучия. Керенский шел в революцию, имея прочный профессиональный и социальный статус. Профессия адвоката обеспечивала постоянный заработок, а специализация Керенского на защите политических заключенных приносила ему широкую известность и давала возможность политического роста.
Уже в октябре 1906 года после 5 месяцев тюремного заключения, которому он подвергся по подозрению в принадлежности к Боевой организации партии эсеров, молодой адвокат выигрывает свой первый процесс по делу ревельских крестьян, разграбивших усадьбу местного барона. С этого времени, вступив в Петербургское объединение политических адвокатов, Керенский участвовал практически во всех громких политических процессах последнего десятилетия царствования Николая II. Среди его подзащитных были армянские националисты из партии "Дашнакцутюн", боевики южноуральской организации большевиков, ограбившие для нужд партии в 1909 году почтовый поезд, большевистская фракция 4-й Государственной Думы. Не все процессы приносили Керенскому победу. Будучи профессиональным юристом, опытным адвокатом, он не мог не понимать, что, например, нападение на почтовый поезд - чистой воды уголовщина. Однако такие юридические нюансы отходили на дальний план - Керенский зарабатывал на политических процессах популярность и готовился к прыжку в большую политику.
Настоящий успех, стремительный политический взлет произошел в 1912 году. В начале апреля на Ленских золотых приисках возник конфликт между рабочими и администрацией. По вине жандармского ротмистра Трещенкова, отдавшего приказ стрелять в рабочих, шедших к местному прокурору со своими требованиями, погибли 270 человек (еще 250 получили ранения). Николай II отправил на прииски комиссию во главе с сенатором Манухиным. В составе этой комиссии находился и Керенский. Из дела о расстреле рабочих Ленских приисков Керенский выжал максимум политических дивидендов. У Керенского были свои оперативные и надежные источники информации о ленских событиях. Граф Владимир Коковцов, возглавлявший в 1912 году правительство, вспоминал, что в то время как ни он сам, ни министр внутренних дел Макаров не имели никаких донесений с места трагедии, у Керенского уже была телеграмма со всеми подробностями произошедшего. Правительство попало в неловкое положение: на запросы депутатов Думы, которых Керенский информировал, разумеется, незамедлительно, оно не могло ответить ничего вразумительного. Спустя неделю после внесения в правительство запроса депутатов о причинах расстрела рабочих на Ленских приисках и о реакции на него центральной власти, министр внутренних дел Макаров сделал непростительную глупость. Оправдывая расстрел рабочих их агрессивностью и количественным превосходством над солдатами (что уже выглядело нелепо, поскольку у рабочих не было винтовок и среди солдат не было ни одного убитого), он сказал то, чего говорить было нельзя ни при каких обстоятельствах: "Так было и так будет!" Керенский, находившийся во время выступления министра в Думе, отреагировал на это высказывание крылатой фразой, обошедшей всю Россию: "Так было, но так не будет!"
Как член комиссии Манухина, Керенский работал не столько на эту комиссию, сколько на себя. Ему удалось прибрать к рукам все бумаги по ленским событиям, собранные чиновником для особых поручений иркутского генерал-губернатора Александром Розмировичем (братом видной большевички Елены Розмирович), который принял сторону рабочих и покончил жизнь самоубийством, когда его вызвали на доклад в Петербург. Эти бумаги Керенский использовал, будучи уже депутатом 4-й Государственной Думы, в которой он возглавлял комиссию по расследованию ленских событий.
Вскоре после избрания в Думу Керенский получает предложение о вступлении в масонскую ложу. Этот факт биографии Керенского требует некоторых специальных разъяснений. Среди историков и в общественном мнении отношение к масонству колеблется между двумя полюсами. Одни видят в масонстве некое всесильное всемирное тайное общество, которое последовательно разрушало православную монархию и от которого в России возникли все беды: революции, войны, репрессии, пьянство, экологические катастрофы и все остальное, мешающее нормально жить русским людям. Другие считают масонство либо полицейско-черносотенной провокацией, либо плодом фантазии больных людей. Сами масоны, в том числе и Керенский, представляли масонские ложи как организации, имеющие исключительно благородные намерения. В своих воспоминаниях Керенский писал о том, что усилия масонов "имели целью установление в России демократии на основе широких социальных реформ и федерального устройства государства".
Непредвзято, трезво судить о роли масонских лож в борьбе против царского правительства лучше всего со слов и признаний самих масонов. Крупный русский эмигрантский историк Борис Николаевский, человек левых взглядов, видный меньшевик, собравший в своем богатейшем архиве немало таких признаний, писал в статье "Русские масоны и революция" о том, что "в месяцы, предшествовавшие марту 1917 года, руководители организации (Верховного Совета масонов России. - С.К.) развертывали энергичную деятельность, торопясь с осуществлением планов переворота сверху". Одно из самых ярких подтверждений этой точки зрения можно найти в письме Екатерины Кусковой, видной масонки, последовательно поддерживавшей Керенского в 1917 году. Вот что она писала меньшевику Николаю Валентинову (Вольскому) 10 ноября 1955 года: "К Февральской революции ложами была покрыта вся Россия". Об эффективности подрывной деятельности масонов историки нередко судят и по тому, что первый состав Временного правительства почти полностью совпадал с опубликованными в газете партии программистов "Утро России" в сентябре 1915 года "Диспозициями" за № 1 и № 2 некоего Комитета народного спасения, призванного бороться с внутренними врагами. Управляющий делами 2-го состава Временного правительства Гальперн признавал и тот факт, что "большую роль играли братские связи в деле назначения администрации 1917 года на местах. Да это и вполне естественно: когда вставал вопрос о том, кого назначить на место губернского комиссара или какой-нибудь другой видный административный пост, то прежде всего мысль устремлялась на членов местных лож".
Приведенные факты свидетельствуют о том, что масонские ложи сыграли большую роль в свержении Николая II. Масоны были сильны прежде всего слабостью монархии. Последние несколько месяцев своего царствования Николай II провел в полной политической изоляции. Дворянство - опора трона - на своем съезде 30 ноября 1916 года вслед за открыто оппозиционной Государственной Думой высказало недоверие действующему правительству. В заговор против царя были вовлечены видные военачальники - генералы Алексеев, Рузский, Крымов. Военные рассматривали варианты ареста императора и императрицы с целью отречения Николая II от престола. Двоюродный дядя императора великий князь Александр Михайлович считал, что вина правящей элиты, царского двора в крушении монархии была еще большей, чем вина интеллигенции и революционеров. В своих мемуарах он писал: "Царь сумел бы удовлетворить нужды русских рабочих и крестьян; полиция справилась бы с террористами. Но было совершенно напрасным трудом пытаться угодить многочисленным претендентам в министры, революционерам, записанным в шестую книгу российского дворянства, и оппозиционным бюрократам, воспитанным в русских университетах". В такой обстановке оппозиции, одним из лидеров которой являлся Керенский, был создан режим наибольшего благоприятствования. Власть просто падала к ее ногам.
В политических скандалах последних месяцев существования монархии Керенский принял активнейшее участие. Он пошел еще дальше Павла Милюкова, выступившего 1 ноября 1916 года в Государственной Думе с клеветническими обвинениями в адрес императрицы и главы правительства Штюрмера в намерениях заключить сепаратный мир с Германией. 14 февраля 1917 года в своей речи в стенах той же Думы Керенский открыто призвал не только свергнуть монархию, но и при необходимости физически устранить правящую династию. "Исторической задачей русского народа в настоящий момент, - говорил Керенский, - является задача уничтожения средневекового режима немедленно, во что бы то ни стало... Как можно законными средствами бороться с теми, кто сам закон превратил в оружие издевательства над народом? С нарушителями закона есть только один путь борьбы - физического их устранения". Председательствующий прервал выступление Керенского вопросом, что он имеет в виду. Ответ последовал незамедлительно: "Я имею в виду то, что совершил Брут во времена Древнего Рима". За всю короткую историю парламентской монархии в России никто не позволял себе говорить в Думе по отношению к правящей династии подобные вещи.
В свержении монархии Керенский принял самое активное участие. В ночь с 26 на 27 февраля, когда Государственная Дума была распущена указом Николая II, Керенский вошел не только во Временный Комитет Государственной Думы, но и возглавил ее военную комиссию, созданную для руководства операциями против полиции и верных царю воинских частей. В отличие от Ленина и его соратников, твердо усвоивших, а самое главное - осуществивших представление Маркса о том, что "восстание есть искусство", лидеры Февральской революции проявили полнейшую бездарность в военных вопросах. Социал-демократ Николай Суханов в своих известных "Записках о революции" оставил следующее описание деятельности военной комиссии Думы во главе с Керенским днем 27 февраля 1917 года: "До сих пор явно не было ни малейшего стратегического плана, ни исполнителей его. На улице солдатские отряды представляли собой случайные группы, перемешанные со случайной публикой. В штабе не было их командиров, а были также случайные военные и штатские люди, в распоряжении которых не было никаких определенных кадров вооруженных солдат или хотя бы рабочих. Для операций, также случайных, Керенский не назначил из присутствующих определенных людей, а вызывал добровольцев... Словом, революционная армия и в прямом и в переносном значении этого слова была явно и совершенно распылена..."
К концу того же дня 27 февраля военная комиссия по-прежнему не владела ситуацией в городе. Один из членов комиссии эсер Мстиславский на вопрос Суханова о положении дел мрачно ответил: "Весьма неважно... полный разброд среди войск, нет никаких организованных частей". На следующий день надобность в Военной комиссии полностью отпала - к 12 часам дня 28 февраля на сторону восставших дезорганизованных солдат перешли гарнизоны Петропавловской крепости и Главного Адмиралтейства. Керенского и его соратников по революции от неминуемого поражения спасли ошибки и нерешительность царского правительства и отдельных генералов. Генерал Занкевич, последний командующий Петроградским военным округом, не решился внять совету генерала Безобразова штурмовать в ночь на 28 февраля почти никем не охраняемый Таврический дворец, где размещался Временный комитет Государственной Думы. Но больше всего быстрому приходу к власти Керенский и его соратники были обязаны генералам Алексееву и Рузскому, которые дезинформировали Николая II о положении дел в столице и оказывали на него давление с тем, чтобы он отрекся от престола.
Керенский не был на высоте в деле организации революционного восстания, но в начавшейся борьбе за власть между Временным правительством и Петроградским Советом преуспел весьма. Он, несомненно, был властолюбивым человеком. Николай Суханов вспоминал, что он незадолго до февральских событий "совершенно определенно высказывал, что так или иначе Керенскому придется стать в центре событий. И он не спорил с этим, не ломаясь и не напуская на себя смирения паче гордости". В борьбе за власть Керенский проявил незаурядные политические и волевые качества. В возникшем остром противостоянии Временного комитета Государственной Думы и Петроградского Совета он сориентировался лучше, чем кто бы то ни было. Керенский быстро сумел стать товарищем председателя исполкома Совета и представить свое вхождение во Временное правительство в качестве министра юстиции как долг перед революционной демократией.
Во Временном правительстве Керенский довольно быстро выдвинулся на доминирующие позиции. Этому способствовали старые масонские связи с министром путей сообщения Николаем Некрасовым и министром торговли и промышленности Александром Коноваловым и безволие председателя первого Временного правительства Георгия Львова, который, по свидетельству Павла Милюкова, перед Керенским "совершенно стушевывался". Кроме того, Керенский был чужд всякой чиновничьей субординации и вмешивался в дела, его министерства не касавшиеся. Например, он в тайне от военного министра Гучкова знакомился с материалами так называемой комиссии Поливанова, занимавшейся реформированием армии на новый революционный лад.
С самого начала своей деятельности во Временном правительстве Керенский проявил себя чисто политическим министром. Кропотливая, будничная чиновничья работа была не в его характере. Как государственный деятель Керенский не оставил после себя ничего; все, к чему он ни прикасался, разваливалось. В качестве министра юстиции он проводил чисто политические решения, такие, как амнистия политзаключенных, но ничего не делал для того, чтобы обеспечить порядок и безопасность в Петрограде и в стране. Видный социолог, а в прошлом авторитетный деятель партии эсеров Питирим Сорокин вспоминал, что в тот же день, когда Керенский при нем подписал приказ об освобождении из тюрем политзаключенных, из Кронштадта пришли ужасные новости о резне офицеров Балтийского флота. Министр юстиции ничего не сделал для предотвращения подобного рода беззаконий. Петроград в первые дни после свержения монархии представлял жуткое зрелище. Питирим Сорокин вспоминал: "На улицах нередко можно было встретить пьяных людей, непристойно ругающихся и горланящих: "Да здравствует свобода! Раз свобода, то все дозволено!" Улицы были захламлены бумагой, грязью, навозом, шелухой от семечек. Круглые окна многих домов были заложены бумагой. На всех углах города солдаты и проститутки вели себя с "революционной непринужденностью".
Удачно занимаясь политическим интригами, Керенский расчищал себе путь к вершинам власти. Во время первого правительственного кризиса в апреле 1917 года, вызванного недовольством в обществе "нотой Милюкова", заверявшей Антанту, что в России существует "всенародное стремление довести мировую войну до решительной победы", Керенский сделал все, чтобы убрать из правительства Милюкова - своего главного политического конкурента. Когда в Петрограде начались демонстрации протеста против злосчастной ноты Милюкова, Керенский, явно издеваясь над ним, предложил перевести его на пост министра просвещения. Оскорбленный Милюков подал в отставку. 30 апреля добровольно ушел в отставку и военный министр Гучков. После этого у Керенского до августа 1917 года не было достойных конкурентов в борьбе за всю полноту власти в стране.
Фактически Керенский играл главную роль в правительстве с 5 мая 1917 года, когда он стал военным и морским министром. В мае-июне 1917 года он приложил массу усилий, чтобы организовать наступление армии. Суханов вспоминал, что в эти месяцы Керенский проявлял "величайший энтузиазм... Он говорил о свободе, о земле, о братстве народов и о близком светлом будущем страны... Всюду его носили на руках, осыпали цветами. Всюду происходили сцены еще невиданного энтузиазма, от описания которых веяло легендами героических эпох. К ногам Керенского, зовущего на смерть, сыпались Георгиевские кресты; женщины снимали с себя драгоценности и во имя Керенского клали их на алтарь желанной победы". Даже офицерство, по признанию генерала Антона Деникина, "тогда все забыло, все простило и мучительно ждало от него спасения армии".
Своего спасения армия не дождалась. Наступление на Юго-Западном фронте, успешно начавшееся 18 июня, но к июлю захлебнувшееся, было первой и последней удачей Керенского как военного министра. Армия начала искать другого спасителя, которым стал генерал Лавр Корнилов. Керенский еще сохранял свой авторитет благодаря тому, что в обществе поддержали его борьбу с большевистским восстанием 3-5 июля 1917 года. Он выиграл во многом из-за разногласий в партии большевиков по вопросу о целесообразности такого восстания.
В конце августа 1917 года вспыхнул корниловский мятеж. Поддержанный большинством офицерства, партией кадетов, крупными предпринимателями Путиловым и Вышнеградским, Корнилов, казалось, имел все шансы захватить власть. В случае успеха генерал намеревался разогнать Петроградский Совет, повесить Ленина и других "немецких агентов". 28 августа, когда Керенский объявил о смещении Корнилова с поста верховного главнокомандующего, четыре главнокомандующих фронтами (генералы Деникин, Клембовский, Балуев и Щербачев) решительно высказались против отставки Корнилова. На стороне Керенского оказались командующий Кавказским фронтом генерал Пржевальский и командующий Московским военным округом полковник Верховский.
От потери власти Керенского спасли Советы, солдатские комитеты и, наконец, ненавистные ему большевики. Известный эмигрантский историк Сергей Мельгунов выражал мнение многих современников, когда писал о том, что меры правительства Керенского, предпринятые в борьбе против мятежа генерала Корнилова, в частности, освобождение из тюрем большевиков, участвовавших в столкновениях 3-5 июля 1917 года, и согласие на формирование Советами боевых отрядов "дали большевикам индульгенцию - они были как бы окончательно реабилитированы в глазах широких масс от июльских обвинений в шпионаже на пользу Германии".
Противостояние Керенского и Корнилова, закончившееся поражением последнего, действительно было на руку прежде всего большевикам. Керенский, сумевший сохранить власть, стремительно терял политический авторитет. В сентябре 1917 года он сделал несколько шагов навстречу кадетам и нашел с их стороны понимание: кадеты вошли в новый, последний состав Временного правительства, но это был, пожалуй, последний политический успех Керенского.
С момента избрания председателем Петроградского Совета Льва Троцкого большевики начали стремительно теснить Временное правительство по всем фронтам. Керенский не мог найти твердой поддержки в борьбе с большевиками у эсеров и меньшевиков в Петроградском Совете и ВЦИКе. Один из лидеров эсеров Виктор Чернов покинул правительство 26 августа; он хотя и выступал резко против большевиков, но не менее резко осуждал коалицию социалистических партий с кадетами и активно выступал за формирование однородного социалистического правительства, что совершенно не устраивало Керенского. Один из лидеров меньшевиков Федор Дан, также боровшийся против узурпации власти большевиками, тем не менее заявлял, что меньшевики "не видят возможности встать на точку зрения борьбы с большевиками прежде всего и во что бы то ни стало". В самом правительстве назревал кризис. Военный министр Александр Верховский в течение октября несколько раз подавал прошение об отставке, мотивируя ее невозможностью вести войну. Слухи об истинных причинах отставки Верховского просочились в печать, давая большевикам лишний козырь в их агитации за прекращение войны. Вместе с Верховским заявление об отставке подал и морской министр Дмитрий Вердеревский. Временное правительство доживало последние дни.
Крушение карьеры Керенского произошло в несколько дней. Нет необходимости лишний раз подробно описывать, с какой бездарностью и позором Временное правительство отдало власть большевикам не только потому, что об этом написано слишком много, но и потому, что большевистский переворот 25-26 октября был лишь завершающим эпизодом развала правительства. Лев Троцкий во многом верно писал о том, что "исход восстания 25 октября был уже на три четверти, если не более предопределен в тот момент, когда мы воспротивились выводу Петроградского гарнизона, создали Военно-революционный комитет (16 октября), назначили во все воинские части и учреждения своих комиссаров и тем полностью изолировали не только штаб Петроградского военного округа, но и правительство". Но помимо этого тактического преимущества большевики пришли к власти потому, что чутко уловили усталость народа от бессмысленной войны и экономической разрухи. Это прекрасно осознавали политические противники большевиков - эсеры и меньшевики. Вечером 24 октября они тщетно пытались убедить Керенского обратиться к народу с заявлением, в котором, как вспоминал меньшевик Федор Дан, "вопросы о мире, о земле и демократизации армии были поставлены так, чтобы ни у одного рабочего и солдата не было сомнения, что правительство идет по этому пути твердыми шагами". Керенский не внял этому совету, и на следующий день подобные заявления за него делал уже Ленин.
Борьба за власть во имя демократии, которую Керенский понимал как набор красивых лозунгов, завершилась для него полным фиаско. Керенский не только "заболтал" революцию, как считали многие современники, но и похоронил демократические идеалы, продолжая войну, ненавистную народу. Как и многие другие либералы, Керенский называл дезертировавших солдат, бунтующих крестьян и рабочих чернью за то, что они не хотели выполнять свой "священный долг" перед Антантой. Уделяя большую часть своего времени ведению войны и политическим интригам, Керенский пустил на самотек экономику страны, не сумел создать дееспособные государственные институты. Россия при нем действительно, как писал видный русский философ Иван Ильин, пошла "в разнос".
После потери власти Керенский быстро превратился в политического изгоя. Никто уже более не желал воспользоваться его услугами. Жирную точку в конце политической деятельности Керенского в России поставил тот самый человек, который помог ему прийти к власти, - генерал Алексеев. "Передайте союзникам, - писал он в июле 1918 года одному из своих соратников, - что я считаю, что главным образом А.Ф. Керенскому Россия обязана уничтожением своей государственности..."
Сергей Константинов
