Франциск Скорина

Биография

Автопортрет Ф. Скорины из книги "Исус Сирахов"

С сайта brama.brest.by

Неисчерпаемость и безграничность Франциска Скорины

По таланту и универсальности Скорина был настоящим человеком эпохи Возрождения: просветитель-издатель, философ, библеист, переводчик, поэт, художник, медик, естествоиспытатель-садовник, астроном-астролог, алхимик, математик, педагог и т.д.

На удивление, наиболее близко подошли к пониманию этой загадочной личности не белорусские исследователи, а англичанин Г. Пикарда и россиянка Т. Копреева. Они показали, что Скорина кровно связан с культурой итальянского Возрождения, а особенно - с деятельностью замечательных флорентийских философов Марсилино Фичино и Джованни Пико делла Мирандола. Кроме того, Скорина духовно был связан с виднейшим представителем польского Возрождения Каллимахом, а также с деятельностью первого славянского печатника Швайпольта Фиоля. Не случайно знаменитый гравюрный портрет Скорины так похож на скульптурное надгробие Каллимаха, выполненное великим Витом Ствошем. А фундатор скориновской издательской деятельности Богдан Онков снабжал деньгами как покровителя Фиоля - великого князя Александра, так и северских князей, для которых, в основном, и работал краковчанин.

Не вызывает сомнений, что флорентийские философы были масонами. Так, Фичино переводил сочинения Гермеса Трисмегиста - духовного отца масонов и алхимиков. А Мирандола - являлся известным знатоком Каббалы - одного их краеугольных камней учения масонов. Принято считать, что масонство возникло в начале XVIII века, но оно имеет более древние корни. Так, первые списки "Конституции масонства" возникли ещё на рубеже XIV-XV вв.

Масонство оказало гигантское влияние на развитие мировой культуры, да и всей цивилизации. От этого никуда не деться. Практически все деятели культуры XVIII века и начала XIX века были масонами, например, Пушкин, Гёте, Вольтер.

Фичино и Мирандола развивали в своих трудах идею "всеобщей религии, которая призвана выявить потаенную сущность всех исторически существенных религиозных учений, завершить их развитие". Конечно, первый шаг на этом пути - объединение католицизма и православия, в котором и была основная цель издательской деятельности великого Просветителя. Поэтому его книги не принимали ни православные, ни католические иерархи, видя в них проявление взглядов своих противников. Не случайно, что Скорина взялся за издание Библии: для каббалистов Святое Писание - источник всех знаний и тайного смысла жизни. И Франциск Скорина призывает своих читателей изучать по Библии математику, логику, историю и остальные науки. Все гравюры в его Библии наполнены тайным смыслом и масонской символикой.

Суть всей жизни и философии Просветителя зашифрована в его портрете. Много лет исследователи пытаются разгадать значение двух странных знаков (условно их будем называть "треугольник" и "трапеция"), которые держат геральдические львы (медведи?).

Главная ошибка ученых в том, что они искали в этих знаках какой-то один смысл. Интересно, что каждый был по-своему прав. Но суть в том, что смысл этих знаков безграничен, как безграничен и сам Скорина. Прав известный литературовед Г. Киселев, который видит в знаках образы покровителей Скорины. Действительно, "трапеция" явно напоминает королевскую корону. Таким образом, это - знак Сигизмунда I Старого. Тогда становится понятным освобождение Скорины из тюрьмы по велению короля в 1532 году. Отсюда следует, что "треугольник" - это знак королевы Боны. Если взглянуть на колье на гравюрном портрете Боны Сфорца, то явно просматривается знак "треугольник". Г. Пикарда рассматривает этот знак как буквы "I" и "Л", которые расшифровываются им как женщина-змея, изображённая также в орнаментальных инициалах. А гербом королевы Боны была как раз змея (интересно, что старинный герб города Пружаны - её герб).

Если перевернуть "треугольник", то получим парусник - герб Полоцка - родного города Просветителя. Кроме того, этот знак напоминает пчелу внизу гравюры. Насекомое является не только символом трудолюбия, но и масонства. В этом знаке некоторые исследователи видят также "ключ" ("Ключ Соломона" - важнейший текст для каббалистов), "якорь" и т.д. Искусствовед В. Шматов высказал гипотезу: "треугольник" - знак Богдана Онкова, и это действительно так. Из знака можно выделить не только буквы "I" и "Л", но практически все буквы кириллицы, из которых легко слагается "Богдан Онков". Вообще, из этих букв можно складывать огромное множество слов и предложений - это настоящая каббалистика.

Если перевернуть знак "трапеция", то получим "розу и крест".

Следовательно, просветитель был розенкрейцером. Исследователь В. Огиевич пишет: "У адным з актавых запiсаў 1512 г. у Падуi Скарына названы паўперам. Рэлiгiйны ордэн паўпераў (тамплiераў) - храмоўнiкаў - быў цесна звязаны з купецтвам i лекарствам. Цi не гэтым тлумачыцца i яго знаходжанне ў Храме [на гравюре. - А.И.], i спецыфiка храмавай сiмволiкi i свяшчэнства, бо ордэн прытрымлiваўся протамасонскiх традыцый, паводле якiх, з самага пачатку прагалошваецца iмкненне ўзняцца над канфесiйнымi адрозненнямi i сiнтэзаваць тое сутнаснае, што iх аб'ядноўвае?"

Фрагмент ожерелья королевы Боны - масонские знаки в виде треугольника.

Интересно, "трапеция" напоминает деформированный храм-костел (намёк на реформу католической церкви), а также - Голгофу с крестом над полумесяцем, что означает победу в войне с турками и освобождение Иерусалима вместе с храмом Соломона. Процесс толкования знаков, как и понимания Скорины, можно продолжать и продолжать. Так, на наш взгляд, оба знака ещё олицетворяют двух-, трёх-, четырёх-, пяти- и семиуровневый союз противоположностей. Т-образный знак из "треугольника" - такой двухуровневый союз. Сам "треугольник" - дух, душа и тело. Внутри треугольника: небо, солнце, мужское; земля, луна и женское. Внутри "трапеции": воздух, огонь, вода и земля. Символ объединения - дерево между красной и белой розой (это - крест и два острия в верхней части "трапеции"), т.е. целиком знак "трапеция" олицетворяет семиуровневый союз противоположностей. Над самим Скориной видим ветви алхимического древа (Мирового Древа). Наш просветитель - не только гениальный изобретатель, а и большой мистификатор, но это тема отдельного разговора.

Франциск Скорина был настоящим патриотом Великого Княжества Литовского: призывал его народ к единству независимо от национальной и религиозной принадлежности. Наиболее ярко он это выразил в гравюре "Израилевы полки около храма", где во главе колонны, несущей храм, видим штандарт с изображением "Солнца и Луны", который считается сигнетом (гербом) Скорины. Но смысл "герба" многозначен в понимании автора гравюры - "философия", "масонство", "алхимия" и т.д. В правом нижнем поле фронтисписа одной из культовых для алхимиков и масонов книг Бероальда де Вервиля (1600 г.) видим фигуру основателя науки алхимии - Алхимического Старца, который сидит в кресле и, как Скорина, держит в руках книгу Счастья. В его устах - известный нам полумесяц, а у ног - солнце. В колонне ещё девять штандартов с гербами виднейших родов ВКЛ и звездой Давида. Франциск Скорина, чувствуя себя русином, все свои силы положил на развитие руской культуры. Однако, он прекрасно понимал, что руская идея в руках ортодоксов и фанатиков разрывает его родину на части. Поэтому просветитель, всемерно развивая рускую культуру, постарался сблизить её с западной, сделать её ренессансной. Услышим ли мы через 500 лет призыв нашего учителя к единству?

Александр Ильин.

---

Зашифрованный гений

С сайта minds.by

Если бы Скорина родился в Западной Европе, он стал бы исторически значимой фигурой уже при своей жизни и, безусловно, положил бы начало некой интеллектуальной, культурной традиции. В контексте западно-европейской культуры Скорину можно поставить в один ряд с Петраркой, Пико делла Мирандола, Рейхлином, Бэконом, Дюрером. Он практически в одиночку осуществил перевод Библии на литературный язык, производный от старобелорусского, славянского, современного ему чешского. Он издал переведенные книги в неповторимой эстетической манере. По качеству печати и эстетике оформления скориновская "Библия руска" может сравниться лишь с великолепными венецианскими и немецкими образцами XVI века. Поистине гигантское мероприятие по переводу, изготовлению печатных форм, гравюр, заняло у Скорины всего лишь 8 (!) лет. В 1517 году, в Праге, он приступает к издательской деятельности и за два года выпускает в свет Псалтирь и шестнадцать книг Библии, а в 1525 издает в Вильне богослужебные православные книги и Новый Завет.

При всей личной неординарности Скорины, деятельность его, как светского ученого-одиночки, необычная на Руси, была вполне привычной для Западной Европы. Его издательская деятельность продолжала традиции западного книгопечатания. До Библии Скорины были изданы испанская (1477), итальянская (1471), голландская (1480), французская (1487) Библии. В Германии до 1518 года было осуществлено 18 изданий Библии на немецком языке. В Чехии первое печатное издание Библии появляется в 1487 г. Однако, не смотря на то, что издания Скорины были одними из самых поздних в Европе, осуществленное им поражает своим величием.

В Литве Скорину просто не заметили, прошли мимо. Скорина и современное ему литовское общество принадлежали к разным культурным эпохам. "Библия руска" переиздавалась в виде отдельных книг, она переписывалась в Карпатской Руси, можно говорить о влиянии Скориновской Библии на острожские издания. Однако эти влияния косвенные, они являются результатом ассимиляции трудов Скорины иными традициями. Православная церковь в целом не восприняла этой Библии, книги остались вне православного богослужения, что было равносильно их небытию. Но Скорина, кажется, и не преследовал таких целей: дать Библию Церкви. Он издавал ее "для люда посполитого", и будучи обращенной к простонародью, "Библия руска" использовалась светским, обмирщенным населением, проникнутым духом Ренессанса. Неудивительно, что значение Скорины возрастает лишь со временем. Его вес в секулярную эпоху гораздо больше, чем в эпоху позднего Возрождения и Барокко. Неудивительно, что в XVI веке книги Скорины жгут в Москве, а в конце 80-х годов ХХ века издают в коммунистической Беларуси. За это время "Библия руска" окончательно превратилась в памятник культуры, национальную, но не религиозную святыню. "Библия руска" никак не ассоциируется с Церковью, находясь в совершенно ином мире. И, кажется, что роскошно переизданные в 90-х в Минске пражские издания Скорины открывали единицы белорусов-и то, лишь для научных штудий. Ни у кого и в мыслях не было, чтобы читать их, как Слово Божие. В этом есть нечто, что вполне отвечает мировоззрению и основным интуициям самого Скорины. Скорина внецерковен. Он внешний по отношению к Церкви. Потому к Святому Писанию Скорина подходит по-иному, нежели Церковь.

Издание Библии Скориной-это попытка обучения народа в формах, которые могло воспринимать традиционное средневековое общество, это попытка, пользуясь традиционным церковным языком, проповедовать новые возрожденческие принципы, новое миросозерцание, для которого наука является высшей добродетелью. В основе такой философии лежало гностическое начало, один из основных мотивов эпохи Возрождения. Тезис о стяжании "мудрости Соломоновой" является центральным для Скорины. Потому и не могла эта Библия стать богослужебной книгой. Из Ветхого Завета Скорина издавал книги, которые были избраны им в порядке процесса обучения семи вольным искусствам: грамматике, логике, риторике, музыке, арифметике, геометрии (землемерию) и астрономии. В качестве пособий к изучению этих искусств Скорина рекомендует ту или иную библейскую книгу. Энциклопедия "Ф. Скорина и его время" замечает, что Скорина "в первую очередь издавал именно те библейские книги, которые в тех условиях могли быть использованы в просветительских и воспитательных целях, являясь поучительными высказываниями древних мудрецов, содержа сведения по древней истории, летописные эпизоды и любовные песни". Это утилитаристский подход, интерпретирующий и субъективизирующий Слово Божие. Скорина заключает книги Библии в оправу из собственных предисловий и послесловий, снабжает гравюрами, которые придают новые семантические значения библейским текстам, нужную, по мысли комментатора, форму, предполагающую определенную интерпретацию Писания.

В Скорине как в личности-начало практически всех направлений позднейшей светской интеллектуальной традиции Литвы и России. Для белорусов как нации, он является ключевой фигурой ко всей Новой истории: первопечатник, первый человек, начавший слагать стихотворения на старобелорусском языке, астроном, еще до Коперника изложивший основы гелиоцентризма, один из самых образованных людей своего времени. Скорина создал в одиночку модель существования не государства, не Церкви, а "люда посполитого", общества тех, кто способен был усвоить его учение и его идеи. В этом Скорина приближает Беларусь к общеевропейской культурной традиции. Именно поэтому он так привлекает деятелей национального возрождения на протяжении последних полутора столетий. Однако до сих пор исследователи Скорины были слишком предвзятыми и субъективными: стремились причислить Скорину то к какой-либо конфессии, то к какому-либо лагерю. У Владимирского Скорина-православный, у Агоновского-католик, у Головацкого-протестант, у Копитара-униат: Даже И. Дворчанин в своей обстоятельной монографии ("Франц?шак Скарына як культурны дзеяч ? гуман?ст на беларускай н?ве". Прага, 1926, Минск, 1991) не смог удержаться от того, чтобы не доказывать, что Скорина был католиком. Советская историческая традиция видит в Скорине прежде всего "прогрессивного деятеля", возводя к нему национально-освободительное движение. При всем этом, вопрос о конфессиональной принадлежности Скорины остается открытым по сей день. И это словно бы дает возможность конъюктурно трактовать деятельность Скорины как экуменистическую. Так, один иерарх Белорусской Православной Церкви во время празднования 500-летия со дня рождения Скорины приписывал изданиям Скорины экуменичность. И напротив, Кончевский на основании такой разноголосицы утверждает, что Скорина был ни тем, ни другим, ни третьим, будучи по существу язычником, первым национальным Волатом. Такое упорство в попытках определить конфессиональную принадлежность Скорины способствует появлению "загадок" и "тайн" Скорины. Между тем, эта загадочность-не более чем расхождение в мировоззрении между Скориной и его исследователями.

Вот здесь исследование В.В. Агиевича очень своевременно и важно. Он впервые подошел к исследованию творчества Скорины в контексте мировосприятия самого Скорины. Ключом миросозерцания Скорины, согласно Агиевичу, является его автопортрет, в котором в аллегорически-символической форме выражены и автобиографические данные о Скорине, и его философское кредо. "Понимание Скориной человека и его предназначения, роли приобретенной мудрости в совершенствовании самого себя основывалось на мировоззренческом принципе-постижения всего как символа, знамения и обозначения высшей сущности через последовательное познание сущностей дискретных, философских первооснов. Только затем идет приближение к сущности духовной:, собственно Божественной сущности, которая подается человеку через ряд обозначений себя, знаков, символов в этом мире",-пишет Агиевич. Творчество Скорины рассматривается им в двух аспектах. Это собственно перевод Священного Писания и интерпретация Библии, выраженная в предисловиях и послесловиях к библейским книгам, а также в гравюрах. Если текст Библии Скорина открывает всем "людям посполитым", то высокое его понимание зашифровывает в своих гравюрах. Символика гравюр подробнейшим образом рассматривается в книге, и, надо сказать, этот отвлеченный разбор оживляет саму личность Франциска-Георгия Скорины. Впервые перед нами предстает живой человек: с заветными мыслями, с дорогими идеями, желаниями, своим миром. Ни одна книга о Скорине в части реалистичности (а этих книг-десятки) не дотягивает до книги Агиевича.

Принадлежность Скорины к тайным обществам многое объясняет в его жизни. Становится понятным включенность Скорины в корпорацию печатников и ученую корпорацию Падуанского университета. Становится понятной его жажда просветительства. (Ведь если исходить из церковности Скорины, то как-то странно его просветительство выглядит в православной стране, где службы ведутся на вполне понятном славянском языке). Становится понятной путаница в именах Скорины: Георгий он или Франциск? То, как его именуют за границей (сын Луки), свидетельствует о том, что там его принимают как брата: масоны не называют друг друга полным именем.

Самое замечательное место среди гравюр, помещенных в "Библии руской", занимает автопортрет Скорины. Это квинтэссенция символологии Скорины. Его включенность именно в библейские книги, по мысли Агиевича, вовсе не случайна. Этот автопортрет-отображение миросозерцания Скорины, символическая картина библейского космоса. Гравюра эта есть по существу фряжское письмо-забытый ныне популярный научный жанр, который предполагает передачу знаний не письменным словом, но графически. Скорина на портрете-это идея человека вообще, идеала Высокого Возрождения. Человек помещен в центр мироздания. Но мир этот не хаотичен, а представляется Скорине храмом, полным гармонии материальных вещей, которыми он переполнен. Все эти предметы, расположенные вокруг самого Творца, на месте которого изображается Скорина,-лишь только подчеркивают фигуру Гностика, образованного, мудрого, стяжавшего мудрость Соломонову. Скорина на портрете вполне эмансипирован от церковной идеологии, малейших следов которой лишена гравюра. Этот храм-подобие апокалиптического храма, который не нуждается в изображениях и свете, потому что светом является Сам Бог.

Для Агиевича Скорина-настоящий белорус, достойнейший представитель нации. Сегодня, когда Беларусь находится в процессе очень болезненного определения своей национальной идентичности, обращение к национальным началам, которые лежат в эпохе Скорины, должно быть критичным и рассудительным. Величание Скорины нам мало что сообщает и дает. Самое ценное и дорогое в нем-его ренессансный характер.

Недостаток книги-в том, что Агиевич находит у Скорины то, чего у Скорины нет, и не может быть: некий синтез идей Запада и Востока (так, Агиевич фантастически сближает Скорину со свт. Григорием Паламой). Если действительно Скорина пришел к идее гелиоцентризма и зашифровал ее в своем автопортрете, то его утверждение человека в центре вселенной наряду с физическим Солнцем-это отстаивание идеала Высокого Возрождения, которое не может являться синтезом, будучи самостоятельным феноменом. Об этом достаточно свидетельствует гуманистическая внецерковность Скорины, его принципиальная светскость и чуждость церковной антропологии. Совершенно необоснованно также подводится исследователем деятельность Скорины под некий прогрессивный экуменизм, чуравшийся межрелигиозной борьбы, укрывавшийся от нее в лоне Библии. И хочет того или нет Агиевич, как бы он не ограждался в книге от таких выводов, образцом такой синкретической религии у него выступает нецерковное гностико-индивидуалистическое масонство. Вряд ли такая позиция приносит пользу реальной церковности. И это нужно признавать, когда мы говорим о влиянии Скорины на современность.

Решил или нет Скорина те задачи, которые ему приписывает Агиевич, неважно. Главное, что, наконец, наметился путь к действительному осознанию места Скорины в национальной истории и традиции. Скорина, человек Возрождения, означает для Беларуси возможность в прошлом развития по западноевропейской модели. Это значит, что у Беларуси, переживающей своего рода малый Ренессанс в ХХ веке, есть свое историческое время, к которому можно обращаться, и основа, на которую можно опереться в социальном, государственном и культурном строительстве. При жизни Скорины "люд посполитый" оказался не готов, исторически, культурно, социально к тому, к чему призывала его "Библия руска" с гравюрами. Это ни в коем случае не вынуждает нас отрицательно оценивать то состояние Литовской Руси; оно показывает лишь то, что Скорина не может быть критерием национальной истории, что история не развивается по одному руслу. Но голос Скорины не ослабевает со временем, и сейчас слышим гораздо яснее и четче, чем 500 лет назад. Примером тому-книга В. В. Агиевича. Скорина-это вечная альтернатива, вечный перекресток, придающий дороге истории народа свободу выбора, а народу-ответственность за совершаемый на этом перекрестке выбор.

Олег Бреский
СТУПЕНИ №5 (6), 2002