Знаменитые узники |
|
|
С сайта likhachev.lfond.spb.ru
Дмитрий Сергеевич Лихачев
Джек Ф. Мэтлок
Жизнь Д. С. Лихачева почти совпала по времени с XX веком, но среди тех потрясений, которые испытала его страна, он оставался образцовым русским интеллигентом ХIХ века. Этот человек пережил сталинские трудовые лагеря, лишения блокадного Ленинграда и десятилетия преследований клевретами тоталитарного режима, сохранив свою интеллектуальную и нравственную целостность. Он не просто уцелел, с честью пройдя все испытания; с приходом в Советский Союз горбачевской перестройки он стал тем, кто первым открыл соотечественникам почти забытое прошлое, кто возглавил движение за сохранение русской культуры и предупредил общественность об опасностях национального шовинизма и этнической розни.
Д. С. Лихачев родился в Санкт-Петербурге в состоятельной семье. Его отец был инженером-электриком и работал в таких государственных учреждениях, как Главное управление почт и телеграфов и Первая государственная типография. Его родители часто посещали театр, покупали книги, проводили летние месяцы на даче у Финского залива, а их сын учился в лучших петроградских школах. Семья не принимала участия ни в большевистской революции, ни в последовавшей за ней гражданской войне; несмотря на отсутствие "пролетарского происхождения", в начале 1920-х годов Дмитрий поступил в Ленинградский университет. В университете он изучал древнерусскую литературу, которая стала главным делом его жизни, а также современную русскую и зарубежную литературу и языки. Две его дипломных работы (одна о Шекспире в России, другая - о повестях о патриархе Никоне) свидетельствуют о широком диапазоне его интересов, характерном для него на протяжении всей жизни.
В университете Д. С. Лихачев стал членом студенческого кружка, который в любом нормальном обществе не вызвал бы ни малейших сомнений в плане политической благонадежности. Однако невинные студенческие занятия привели к аресту его участников. В феврале 1928 г. Д. С. Лихачев был арестован, обвинен в хранении антисоветской литературы и более чем полгода провел в тюрьме. После вынесения приговора его отправили в лагерь особого назначения на Соловецких островах, а оттуда перевели на строительство печально знаменитого Беломоро-Балтийского канала, где он провел более четырех лет. В своих воспоминаниях он описывает жестокость охранников и надзирателей и невероятные унижения, которым подвергались заключенные. Даже в этих тяжелых условиях главными предметами его внимания были встреченные им люди и нетронутая природа русского Крайнего Севера. Более того, Д. С. Лихачев считал свое пребывание в тюрьме и трудовом лагере важнейшей частью своего образования. Он писал в воспоминаниях, опубликованных в 1995 г.: "Если внимательно разобраться, наши тюремщики делали странные вещи. Арестовав нас за то, что мы раз в неделю встречались и проводили несколько часов в обсуждении интересующих нас вопросов философии, искусства и религии, они поместили нас в общую камеру, а затем в лагеря, тем самым умножив число наших единомышленников за счет других арестованных из нашего города: Находясь в лагерях, мы общались с широким кругом подобных нам людей из Москвы, Ростова, с Кавказа, из Крыма и Сибири". В своих воспоминаниях он уделял гораздо больше внимания замечательным людям, с которыми познакомился на Соловках, чем своим собственным лишениям.
После освобождения из лагеря Дмитрий Лихачев вернулся в Ленинград, где устроился на должность корректора в издательстве Академии наук. Кроме того он написал диссертацию по новгородским летописям XII века, а через некоторое время стал работать в Институте русской литературы, размещавшемся в Пушкинском доме - особняке начала XIX века на Васильевском острове. Здесь он занимался своей профессиональной деятельностью в течение полувека. Лихачев пережил в Ленинграде пятьсот дней блокады, потерял нескольких членов семьи, умерших от голода; он очень ответственно относился к дежурствам на крыше Пушкинского дома, где обнаруживал и тушил пожары, возникшие в результате немецких бомбежек.
После Второй мировой войны Лихачев стал одним из самых выдающихся и плодотворно работающих гуманитариев Академии наук. В библиографии работ Лихачева, опубликованной за несколько лет до его кончины, - более 300 страниц. Он перевел на современный русский язык и составил основополагающее издание "Повести временных лет" и подготовил к публикации множество полузабытых древнерусских сочинений. Он - автор проницательных исследований культуры Киевской и Московской Руси. Интересы Лихачева не ограничивались письменной литературой текстами и фольклором, они охватывали весь спектр знаний об обществе и культуре средневековой Руси. Он был эрудированным и проникновенным комментатором таких разных дисциплин, как искусство и архитектура, народные праздники, государственное устройство, право, религия и, его особая привязанность, садово-парковое искусство. Ему удалось сохранить свою нравственную и мировоззренческую целостность даже в условиях жесткого политического давления. Когда в 1975 году он отказался подписать письмо, направленное против Андрея Сахарова, он подвергался травле и даже был избит, скорее всего, сотрудниками КГБ.
После того, как в конце 1980-х годов идеологическое давление на российских ученых ослабло, а потом и вовсе прекратилось, Лихачев стал играть заметную роль в политической жизни страны, но не как активный приверженец какой-либо партии, а как всенародный философ. Он был председателем правления Советского фонда культуры, поддерживаемого Раисой Горбачевой, и депутатом Верховного Совета СССР 1989 года созыва, что позволило ему проводить кампании за сохранение национального достояния и возрождение русских традиций, утраченных за семьдесят лет коммунистического режима. В своей речи в высшем законодательном органе СССР, впервые контролируемым Коммунистической партией лишь частично, он высказал свою тревогу:
"Буду говорить только о состоянии культуры в нашей стране: Я внимательно изучал предвыборные платформы депутатов. Меня поразило, что в подавляющем большинстве из них даже не было слова "культура":
Между тем без культуры в обществе нет и нравственности. Без элементарной нравственности не действуют социальные и экономические законы, не выполняются указы и не может существовать современная наука:
Низкая культура обязательно сказывается на нашей общественной жизни, государственной работе, на наших межнациональных отношениях, так как национальная вражда одной из причин имеет низкую культуру:"
После распада Советского Союза в конце 1991 года Лихачев много говорил и писал о предназначении России и подлинных основах русского патриотизма. Он оспаривал мнение "евразийцев", считавших, что русская культура, в сущности, не европейская, что российскому обществу присущ больший "коллективизм", чем обществам Западной Европы, и что оно склонно скорее к автократии, чем к демократии. Он настаивал на том, что русская традиционная культура является европейской, что она возникла на оси Север-Юг, соединявшей Скандинавию и Константинополь. В ней присутствуют такие элементы демократии, как советы и народные собрания, с которыми совещались князья. Крепостничество появилось гораздо позже в центральной и южной России и почти неизвестно на Севере; индивидуальность никогда не утрачивалась полностью в коллективе.
При всей своей любви к русским традициям и гордости за них Лихачев последовательно отвергал шовинизм во всех его обликах и претензии на культурное превосходство. Открыто поддерживая те национальные черты, которые он считал достойными, Лихачев признавал, что в истории России имелось немало и плохого. Он был противником славянофилов и, признавая общие корни и взаимное влияние культур России, Украины и Белоруссии, защищал целостность и ценность каждой из них. По его мнению, истинный патриотизм не может основываться на чувстве исключительности или превосходства над другими культурами.
В 1991 году С. Фредерик Старр обобщил значение Д. С. Лихачева следующим образом:
"Так кто же он, все-таки, такой, Дмитрий Сергеевич Лихачев? Филолог, ученый, историк, философ, искусствовед, хранитель старины и экологии культуры, общественный деятель, патриот - все эти и многие другие определения вполне ему подходят. Но в первую очередь Лихачев - человек высокой нравственности. Выражая свои мысли понятным языком, он обращается к соотечественникам с призывом признать ценности, извечно признаваемые порядочными людьми, и хранить то, что всегда ими хранилось. Он пишет: "Не существует маленькой и большой лжи", поскольку правда неделима и абсолютна. В период национального возрождения он призывает соотечественников быть честными по отношению к себе и друг к другу в слове и деле".
До конца своей жизни Лихачев горячо защищал все лучшее, что свойственно русской культуре. Когда в сентябре 1999 года он умер, немного не дожив до девяноста трех лет, российские интеллигенты говорили о конце эпохи и о невосполнимой утрате для народа, обретающего свою духовность. Ради блага страны, в которой Лихачев жил, ради поддержания всего человеческого в каждом из нас будем надеяться, что он не был, чего боятся многие, последним из себе подобных.
Источник:Jack F. Matlock, Jr., Dmitri Sergeyevich Likhachev. 28 November 1906 - 30 September 1999 // Proceedings of the American Philosophical Society, Vol. 145, No. 3, 2001. Пер. с англ. Т. Талалаева под ред. Б. Останина.
С сайта www.kamsha.ru
Интеллигент
К 100-летию академика Дмитрия Лихачева
Вера Камша
Сейчас уже очевидно, что фигура академика Дмитрия Сергеевича Лихачева, чьи научные и литературные труды заставили по-новому взглянуть на Древнюю Русь и ее культуру, является одной из знаковых - тех, что определяют лицо России теперь уже прошлого века.
И прочая, и прочая, и прочая:
Исследователи возводят фамилию Лихачев к древнерусскому имени Лихач, зафиксированному еще в 1161 году. Ипатьевская летопись упоминает "в Киеве двор лихачев попов", то есть двор попа Лихача. Есть и другие примеры, в частности в 1464 году был "записан монастырский послух Лихач Сахаров". Последнее сочетание заставляет вспомнить 1975 год, когда в прошлом соловецкий узник, а к тому времени - академик, лауреат Государственной премии и известнейший в России и за рубежом ученый выступил против исключения Сахарова из Академии наук СССР.
Как ни странно, этот поступок Лихачева практически не отразился на положении Дмитрия Сергеевича. Академик по-прежнему получал правительственные награды, выезжал за рубеж, публиковал свои труды.
Для биографии Лихачева вообще характерны вещи на первый взгляд трудно сочетаемые. Кажется, каждая из ряда сменявших друг друга эпох, в которые выпало жить Дмитрию Сергеевичу, ставила на его судьбу свой оттиск. Гимназия Императорского Человеколюбивого общества и Советская трудовая школа имени Лентовской, факультет общественных наук Ленинградского государственного университета и арест за участие в студенческом кружке "Космическая академия наук", Соловки, первая публикация в журнале "Соловецкие острова" ("Картежные игры уголовников"), Беломоро-Балтийский канал, досрочное освобождение, снятие судимости по ходатайству президента Академии наук, блокада, Дорога жизни, эвакуация, первая правительственная награда - медаль "За оборону Ленинграда", возвращение в родной город и наука, наука, наука:
Только для перечисления трудов, званий и регалий академика требуется целая брошюра. На счету Лихачева более 1500 работ, многие из которых переведены на иностранные языки. Так что звание Героя Социалистического Труда Дмитрий Сергеевич заслужил по праву. Не все знают, что именно Лихачев стал первым кавалером возрожденного ордена Святого апостола Андрея Первозванного и первым же почетным гражданином Санкт-Петербурга. Пожелали видеть русского академика своим почетным гражданином и Милан, Ареццо, Флоренция:
Но и это не все. Почетный член множества иностранных академий и кавалер самых значимых орденов, почетный доктор Оксфордского и Эдинбургского, Бордоского, Горуньского университетов, председатель правления Советского, а позднее Российского международного фонда культуры, председатель Пушкинской комиссии АН СССР, член Союза писателей СССР и Союза писателей Санкт-Петербурга, депутат Ленсовета (1961-1962) и народный депутат СССР от Советского фонда культуры стараниями советских астрономов еще при жизни попал на небо. В 1984 году имя его присвоено малой планете.
"Очень семейный человек"
О том, что представлял из себя академик как ученый и общественный деятель, узнать нетрудно, о Лихачеве-человеке известно меньше, а ведь для Дмитрия Сергеевича основополагающим была не политика, не общественная деятельность, а работа и семейные ценности. Академик ни в коем случае не был лишенным корней одиночкой, семья для него значила, пожалуй, не меньше, чем работа.
Правнучка Дмитрия Сергеевича носит традиционное для Лихачевых имя Вера. Веры есть чуть ли ни в каждом поколении. Так звали его маму, в ее честь он назвал одну из дочерей, Верой стала одна из внучек, и вот теперь - правнучка.
"К прадедушке Мите и прабабушке Зине (я буду называть их дедушка и бабушка, как и всегда называла), - вспоминает студентка филфака С-ПбГУ Вера Курбатова, - я ездила с мамой каждую пятницу на все выходные. И в мыслях не могло быть - не прийти. Не могу сказать, что мне не хотелось ехать, но и дикого рвения не было, хотя теперь в памяти осталось одно только хорошее.
Никогда не забуду дорогу от дома до 2-го Муринского (где жили дедушка и бабушка), 55-й трамвай и много деревьев. Самый зеленый район, как говорил дед. Приехали. Чистая парадная, лифт с двумя деревянными дверцами до середины с окошками: шумный, но очень безопасный, как мне казалось. 5-й этаж, квартира 16. Дверь открывали либо домработница, либо моя двоюродная бабушка, тетя Мила. В прихожей много дедушкиных палок, а в шкафу за кожаной занавеской пальто, шубы, плащи и груда серых домашних тапок и только одни, красные с синим, тоже старые, - мои. Я успеваю раздеться, когда дедушка только выходит из кабинета, он останавливается, не доходя до прихожей. Я бегу к нему, он целует и обнимает меня очень-очень сильно, мне кажется, что он меня любит больше всех. Я уже бегу в столовую, потому что там бабушка. Она радуется нашему с мамой приходу особенно. Это дедушке некогда, он целыми днями работает, для бабушки же это событие.
Были еще поездки дедушки и бабушки за границу, откуда мне всегда привозили подарки. Я никогда не забуду, как, протянув пакет с вещами (в детском саду я была одета лучше всех и на меня косо смотрели), дедушка достает обручи, заколки и резинки с клоунами для волос. У нас такое не продавали, но, главное, это было очень трогательно.
Дедушка был очень семейный человек, но, несмотря на то что для меня он - в первую очередь дедушка, а не "патриарх русской культуры", я его побаивалась. Я пыталась не шуметь, входила в кабинет очень осторожно и нечасто, за столом сидела выпрямившись, приборы старалась держать красиво и правильно и вообще была несколько скована. Все в доме подчинялось ему. К примеру, мне хотелось посмотреть мультики, но по-другому каналу повторяли "Вести" или "Новости", а дедушка не пропускал ни одного выпуска. Я ни разу не видела, чтобы он смотрел художественный фильм - только новости, передачи о культуре и "Вокруг света".
Дед был весь в себе, в своем мире, казался очень спокойным, но мог и вспылить. Помню, как его что-то разозлило, он ударил кулаком по столу так, что все зазвенело, а домашние замерли. Со мной ни в какие игрушки он, конечно, не играл, но вот в шахматы играть научил. Были у него пережившие блокаду старые шахматы с надписью "в эти шахматы мы с братом играли на Офицерской улице", он мне их подарил. Потом тетя выменяла их у меня на новые шахматы с шашками в комплекте, я согласилась - не могла отказать взрослому человеку.
В семье был жесткий распорядок: завтрак в 9.00, обед в 13.00, после обеда тихий час, в 16.00 полдник, а в 19.00 ужин. Ложились не поздно. Моим любимым временем был тихий час: все шли отдыхать, а я, немного погодя, - в дедушкин кабинет. Не было ничего интереснее этой комнаты. Там были тысячи книг (правда, тогда я ими совсем не интересовалась) и миллион всяких вещей - начиная от красивых, подаренных дедушке шариковых и перьевых ручек и заканчивая кожаными заплатками из-за границы. Много фотографий, картины и рукописи, рукописи: огромный письменный стол, на котором всегда беспорядок: печатная машинка, сломанные ножницы, бумага, визитные карточки и высохшие фломастеры, так как дедушка никогда не закрывал крышечки. А корзиной для мусора служила огромная нога слона. До полдника было время все внимательно изучить и рассмотреть, даже посидеть за рабочим местом".
Особенности эпистолярного жанра
Лучшим свидетельством единства семьи, того, какие в ней существовали отношения, являются письма. Лихачевы писали друг другу часто и много - так переписывались в неспешном ХIХ веке. ХХ век с его войнами, революциями, репрессиями стремительно отучал людей доверяться бумаге, но Лихачевы продолжали писать.
"Пиши больше, - наставлял дед внучку Зинаиду, - особенно дневники. Как это важно для развития способности писать и как это будет интересно - особенно через много лет".
Сейчас Зинаида Курбатова работает на телеканале "Россия" специальным корреспондентом программы "Вести-Петербург". Письма Дмитрия Сергеевича до сих пор с ней.
"У нас в семье было особое отношение к эпистолярному жанру, - рассказывает внучка академика. - Писали друг другу и отдельно писали детям, даже совсем маленьким. Моим первым корреспондентом был дедушкин брат дядя Миша, он жил в Москве. Первое его письмо, написанное печатными буквами, я получила в пятилетнем возрасте.
До сих пор помню это ощущение - толстый конверт с несколькими красивыми марками, сверху печатными буквами - "заказное", мой адрес и мое детское прозвище "Зюкочка". Так и написано - Зюкочке Курбатовой. В конверте, помимо самого послания, несколько красивых открыток. Какая это была радость!
Потом почтальон Нина стала приносить мне письма от незнакомых людей. Я не сразу догадалась, что писал их дедушка".
Вот одно из этих писем, написанных тогда уже знаменитым ученым:
"Дорогая Зина! Пишет тебе писатель Джек Лилли-Буллер. Я слышал, что ты хорошо рисовала. Мне нужен иллюстратор для моих рассказов. Изобрази меня, пожалуйста, среди пиратов на корабле. Я хочу портрета к своему собранию сочинений! вот!
Ио-хо-хо и три бочки пива и рома! Миллион маленьких дьяволят и черти на моей лысине. Участвовала ли ты в сражениях? Плавала ли с пиратами? Кто твоя бабушка и храбрая ли она? Миллион бочек рома!"
Письма Джека-Лилли Буллера оказались пророческими: Зюкочка, вопреки воле деда, желавшего видеть внучку искусствоведом, "вторым Бенуа", выбрала профессию книжного иллюстратора. И дед понял и принял: "У тебя в будущем прекрасная специальность. Я мечтаю, что ты будешь иллюстратором классических произведений. Во-первых, сейчас хороших иллюстраторов очень мало. Во-вторых, у тебя к этому все данные:"
И еще одно письмо, полученное Зинаидой в Пушкинских Горах, где она была на практике. Эти слова могли бы стать частью эссе, стихотворения в прозе, мемуаров, но предназначались одному-единственному человеку. Именно поэтому нельзя сомневаться в их искренности, в том, что написаны они человеком, до мозга костей преданным Пушкину и русской культуре, влюбленным в родную природу и твердо знающим, в чем смысл его существования и существования вообще.
"Дорогая Зиночка! Мне очень нравится Савкина Горка (удачно поставлена часовня) и городище Воронич - именно оно более всего нравилось Пушкину, потому что он подписывал даже свои произведения "на городище Воронич". Там замечательно пахнет густо растущая медуница.
Я нашел медуницу в Комарове, но здесь она пахнет чуть-чуть. А на городище Воронич медуница пушкинская (он ею дышал) пахнет властно. Не надо к ней наклоняться. Вообще человек себя чувствует в ваших местах не приниженно и может ходить в полный рост. Покатайся, пожалуйста, за меня на лодке - по сильному течению, там, где весла путаются в водорослях, пройди пешком до Петровского - на берегу озера Кучане растут замечательные леса:
Надо каждому иметь свои места. У Десницких - Коктебель, у них там дача, но место сильно испортилось. Пушкинские Горы же всегда останутся. И приехать туда на два дня зимой или осенью всегда можно. Эти поездки будут тебе восстанавливать душевные силы".
"Разумеется, главное в нем не то, что он был моим дедушкой, - часто повторяет Зинаида Курбатова. - И даже не то, что он был выдающимся человеком и выдающимся ученым. Главное, что он был не один. За ним и рядом с ним стояли люди, прожившие очень похожую жизнь и сумевшие пронести через все сложности и потери нечто чистое, настоящее и правильное. Я застала еще дедушкиных приятелей и коллег, это были корифеи. Можно только гадать, что они смогли бы сделать, достанься им другое, не столь страшное время. Поколение моих родителей, мое поколение, поколение наших детей уже не дадут таких титанов. Это печально, но это так.
В этом смысле Дмитрий Сергеевич был символом и отражением доставшейся ему эпохи. У него была судьба такая - прямая, как стрела. Конечно, он был человеком тяжелым, порой несправедливым, особенно к самым близким, но у него было четкое осознание того, что он должен сделать. Для своего города, для своей страны, для русской культуры:"
Санкт-Петербург
24.11.2006