С сайта www.ucpb.org
Сын Максима ТАНКА: В 1937 году папу должны были застрелить
Дмитрия БРУШКО
20 Сентября 2007
17 сентября народному поэту Беларуси Максиму Танку (настоящее имя Евгений Скурко) исполнилось бы 95. Он родился еще при царе, пережил Советский Союз и дожил до независимости Беларуси, умерев в августе 1995-го.
Обидно, что со временем Максим Танк становится для многих 'названием университета', 'названием улицы' или автором двух-трех стихотворений из школьного учебника. Накануне круглой даты мы встретились с сыном поэта Максимом Скурко. Разговор получился долгий и искренний. О встречах с Хрущевым, вечной любви и трагической смерти поэта:
Даже будучи председателем Верховного Совета, Максим Танк писал жене пронзительные стихи о любви.
- Ваш отец родился 17 сентября 1912 года. И в этот же день спустя 27 лет произошло объединение Западной Беларуси с БССР. Что этот день значил для него?
- Родился он в Западной Беларуси, на хуторе Пильковщина в Мядельском районе. Но с самого начала в стихах восславлял коммунизм, мечтал, чтобы он наступил и у них. Любимым поэтом был Маяковский. Несколько раз папа пешком уходил в Вильню за наукой. Потом он вступил в Компартию Западной Беларуси, его ловили, он снова удирал. Дважды за стихи против польской власти сидел в виленской тюрьме 'Лукишки'.
- Тема Западной Беларуси обсуждалась в вашей семье?
- Дед, бывало, риторически обращался к папе: 'Женя, ну почему на всех этих колхозных собраниях предлагают много вариантов, а выбирают и голосуют всегда за самый худший?..' Но у нас дома никогда не было разговоров о политике. Папа ведь еще в польские времена работал в подполье, умел держать язык за зубами. Но самое главное - это дух того времени, когда за лишнее слово, за мысли могли посадить и даже расстрелять. Уже через много лет, когда я был студентом, мама призналась мне: по ночам папу тоже вызывали в НКВД. Дома всегда стояла корзина с сухарями. Ночью приезжала машина, папа брал сухари, его отвозили в КГБ. И председатель, по-моему, тогда это был Цанава, приглашал папу сыграть партию в бильярд. В два часа ночи. У папы тряслись руки, он не мог держать кий. А Цанава между делом интересовался, что папа думает о том или другом писателе:
- А как вы считаете, что спасло его самого?
- Я не знаю: Был момент, когда его вместе с Лыньковым забрали практически окончательно - участь была уготована как всем: судить, расстреливать: Но к ним очень хорошо относился Пономаренко. А самого Пономаренко якобы очень любил Сталин. И будто бы он поручился головой за этих писателей, в том числе и за моего отца. Уже намного позже Машеров показал папе несколько папок доносов на него. Писали даже люди, которых папа считал друзьями. Я запомнил, как он говорил маме: 'Слухай, Алесь Кучар, мой сябар: такое панап_сваць:' Кучер был литературным критиком. Как выяснилось потом, кровавым критиком: по его доносам расстреляли или сослали много писателей... А спасало отца чаще всего чудо. Однажды в Канаде на литературном вечере к нему подошел человек и сказал: "В 1937 году вы должны были прийти в Вильне на явочную квартиру, а я вас должен был застрелить. Но вы не пришли. Давайте за здоровье!.."
- А ваши дед и бабка так и остались жить на хуторе? Танк, уже будучи влиятельным человеком, не забрал их к себе?
- Папа пытался, но их было не заставить! Он даже пробовал заплатить деньги председателю местного колхоза, чтобы у родителей забрали корову, а им каждый день привозили молоко. Но бабушка как отрезала: корова - член семьи, не отдадим ни за какие деньги!.. Когда папа уже был весомым человеком, его родители освещали хату лучиной, которую втыкали в печку. Хутор стоял в трех километрах от деревни, в темном лесу. Электричества не было. Помню, как отец добился, чтобы им провели свет: Когда я им привез приемник 'Нарочь', они смотрели на него как на чудо! Когда увидели телевизор, то перекрестились. Когда они стали уже совсем старенькими, то дед все-таки отправил бабушку к нам в Минск, а сам остался смотреть хозяйство. И, когда чистил ружье, отстрелил себе несколько пальцев: Сообщил об этом позже, в письме. На бабушку в городе было жалко смотреть. Сидела днями, как канарейка, и грустно смотрела в окно. Папа повез ее ко всем врачам - она ведь доктора в жизни не видела: Потом приехал на зиму дед. И папа решил отвести его в кинотеатр - показать хоть, что это такое. Но дед воспротивился: 'Женя, ты подумай, если тебя увидит кто-нибудь из начальства, они подумают, что ты эти глупости смотришь?!'
- Высокое положение часто помогало отцу?
- Знаете, он был очень скромный человек. Например, когда отец был председателем Союза писателей, за ним была закреплена машина с шофером. Но пользовался он этой привилегией крайне редко, стеснялся что ли. Если он и пользовался своим влиянием, то чтобы помогать другим. К нам в дом постоянно ехали люди со всей Беларуси: у кого-то сына несправедливо посадили, у кого-то хата сгорела: Когда человек заходил, папа говорил жене: 'Люба, накарм_ чалавека з дарог_, а пасля мы з _м пагаворым". Папа спас многих, особенно от судов. Он писал письма министру иностранных дел СССР Громыко, который был родом из Беларуси. Громыко ставил резолюцию "Сменить меру наказания" и присылал обратно. Дела пересматривали. А люди, конечно, ехали не с пустыми руками... Папа говорил так: "Ц_ вязеце абратна, ц_ мая жонка разл_чыць вас па рынкавым кошце". И мама доставала все: яйца, колбасы, мясо, грибы: Считала и отдавала деньги.
- Максим Танк был хорошим отцом?
- Семья была для него главным. Хотя главное детское воспоминание об отце - это то, что он все время на работе. Растила нас в основном, конечно, мать: Но у папы, например, дома даже не было специального рабочего кабинета. То там присядет, то там. Когда напишет стихотворение, бежит в кухню читать маме. Она была первым и главным критиком. А когда удавалось особенно хорошее стихотворение, он читал его уже всем нам. Мне запомнилось, что когда издавалась очередная папина книга, он носился с ней, как с младенцем. Все говорил маме: 'Любаша, глянь, _ паперы не пашкадавал_... _ мастак добра папрацаваў..." Еще каждую новую книгу он отправлял друзьям со всего Союза. А авторских экземпляров давали немного. Поэтому папа давал нам с сестрами деньги и отправлял в книжный магазин, чтобы мы покупали его книги. Самому, видимо, было неудобно. Еще я запомнил, как перед каждым праздником папа отводил три дня, чтобы каждому знакомому отправить открытку с личным текстом.
-На каком языке говорили у вас дома?
- В основном на русском. С друзьями-литераторами папа общался, конечно, по-белорусски... Однажды нам позвонил Короткевич, я ответил ему по-русски. Владимир Семенович вскипел: "Ах ты, беларус сраны! Як табе не сорамна!"
- Это правда, что вашего отца перед смертью отказались лечить?
- Его последние месяцы были просто страшные. Стимулятор в сердце: Ноги все распухшие, в язвах, вены вздутые: Мама доживала свой век в инвалидной коляске. Он сам уже не в состоянии ходить, но постоянно был с ней: Когда она умерла, папа стал чахнуть на глазах. К тому же умирал он в нищете. Сбережения, как и у всех, сгорели. Новая власть не вспоминала о народных поэтах: Папа часто говорил: 'Ты ж не купляй дарагое, а то не хоп_ць грошай..." Официально ему было положено лечиться в лечкомиссии. Но мы не могли добиться, чтобы его положили туда. Когда я понял, что все очень плохо, стал действовать. Приехал к главврачу лечкомиссии, стал скандалить: Максим Танк умирает, а вы ничего не хотите делать! Главврач пообещал, что сейчас за папой пришлют машину. Я вернулся, отец, терпя страшную боль, собрался, сидел наготове с вещами. Час, два, пять... Папа говорит: "Каму я на... патрэбны..." Никто не приехал. Я звоню в лечкомиссию: где "Скорая"? Отвечают, что не было распоряжения забирать Максима Танка. Тогда, говорю, я вас вызываю, человек умирает! Приехали, забрали. Положили в душную палату, на солнечную сторону. Кроме него там было еще двое... Папа сказал тихо: "Палата смертн_каў..." Я снова к врачу: дайте отдельную палату. Он говорит, что все занято. Тогда я буквально побежал по коридору, распахивая палаты одну за другой: свободная, свободная, свободная... Папа терпел невыносимую боль, обезболивающих препаратов почему-то "не было". Когда я приходил, он просил принести ему мышьяка... Папа умер очень быстро, почти за неделю... А потом, когда я стал вслух говорить об этом, в газетах пошли кляузы, что сын все врет, что у Танка всегда была персональная палата...
В 1964 году, когда Никита Хрущев ездил в Америку стучать ботинком по трибуне, Максим Танк был там как представитель БССР в ООН. Корабль 'Балтика' отправлялся в Штаты из города Балтийска. На борту были все руководители союзных республик, представители от каждой страны в ООН, секретари партии: Папа вспоминал, что до последнего никто не знал, поплывет ли Хрущев со всеми. Точную информацию дали лишь местные евреи-торговцы, которые заверили, что 'сейчас приедет Хрущев'. И приехал: Корабль до английских берегов сопровождали три крейсера. Потом крейсеры отдали салют и поплыли обратно. В этот момент по бокам и впереди 'Балтики' вдруг вынырнули три американские подводные лодки. У всех начался мандраж. Хрущев дал телеграмму Кеннеди: что за бардак, что это значит?! Ответ последовал незамедлительно: не волнуйтесь, это охрана. Уже около Нью-Йорка над кораблем завис вертолет. Все напряглись. С вертолета медленно опустилась веревка с привязанной бутылкой виски. Хрущев приказал привязать взамен бутылку 'Столичной'. Так страны обменялись любезностями. На этом сюрпризы не кончились. 'Балтику' приняли в грузовой порт, но несколько часов никто не начинал разгружать корабль, подавать трапы: Снова телеграмма. Ответ: бастует профсоюз грузчиков, требуют выплатить зарплату. Никита нервничает, спрашивает, о какой сумме идет речь: С грузчиками расплачиваются наличными, и корабль начинают разгружать.
За время путешествия Танк не однажды общался с генсеком, сфотографировался рядом с ним. Поэт вспоминал и такой эпизод. Всех, кроме Никиты, донимала морская болезнь. А Хрущеву все нипочем! И один раз генсек вышел из каюты с бутылкой коньяка и закричал: 'Ребята, что такое, давайте выпьем!..' И никто не мог отказаться выпить с самим:
Максим Танк безумно любил жену. Даже будучи председателем Верховного Совета, он каждый раз после ужина вскакивал и шел мыть посуду. Как только жена шла на кухню, Танк шел следом: "Люба, што зраб_ць, чым дапамагчы, давай пачышчу бульбу". Дети росли в атмосфере любви и гармонии. И эту любовь поэт сохранил до последних дней.
Умерли они в один год. Хотя постоянно спорили: каждый хотел умереть раньше. И договорились об одной вещи. Когда Любовь Андреевна умерла в марте 1995-го, ее кремировали, а урну с прахом поэт поставил в тумбочку у кровати. Сам он умер спустя четыре месяца, урну положили к нему в гроб и похоронили в одной могиле на родине Танка в Пильковщине.