О Хельсинки я буду писать без душевного жара, а сообразно местному климату. Хельсинки -- из немногих приморских столиц, которые действи- тельно смотрят на море, пусть и не очень солёное. Здесь даже есть набережные и отражающиеся в воде вполне приличные фасады. Линия соприкосновения города с морем очень протяжённая и извилистая, правда, в основном занятая портовыми сооружениями и т. п. Надо думать, что большинство людей, даже финских, иметь море под самыми окнами не хочет, если только это не окна дачи, обитаемой несколько тёплых месяцев в году. В 2013 г. в Хельсинки было около 600 000 жителей. В России есть много областных центров, в которых народу побольше наби- рается. Правда, говорят ещё о Большом Хельсинки, и в нём уже можно насчитать около 1 300 000 человек. Впрочем, малочислен- ность населения -- это ведь плюс, а не минус. До конца XIX века в Хельсинки преобладало шведское население. Шведов было много в привилегированном слое финляндцев, и этот слой предпочитал шведский язык финскому. Чтобы переориентировать Финляндию со Швеции на Россию, царское правительство поощряло развитие финского языка (препятствуя в то же время развитию украинского и белорусского). * * * После практически "белого" Таллинна довольно уже разноцветный Хельсинки ударил по моей чувствительной психике грозным напоми- нанием о том, что пока я тут архитектурные памятники рассматри- ваю, пришлые южные ребята всё более обживают нашу Европу и уже начинают указывать нам, что делать. Психический слом на расовой почве произошёл у меня, когда я увидел в Хельсинки негра за кассой в универсаме: это ж как надо освоить финский язык, чтобы тебе даже работу на кассе доверили! Я не стал выволакивать негра из-за кассы, а всего лишь поддался мысли "да смотрите вы сами на свои достопримечательности!". * * * Ну что смотреть в этом Хельсинки? Tuomiokirkko (Кафедральный собор) действительно эффектно выглядит, но только снаружи, а внутри -- лютеранская сдержанность. Здание финляндского парламента очень большое, да и функция у него важная, но не впечатляет оно, НЕ ВПЕЧАТЛЯЕТ, хоть и усилено по сторонам двумя статуями местных великих деятелей. Хельсинкский "югендштиль" заставляет думать, что финны в своё время решили в это дело сильно не углубляться. Негры, индусы и тому подобные по Хельсинки так и шастают. Ки- тайцы и вовсе на каждом шагу (правда, многие из них -- туристы). Цыгане, частью завезенные в Финляндию на развод, шуршат по мусорным ящикам. (Представители этих южных народов, по-видимому, стремятся равномерно занять собой ВСЮ зону обитания белой расы. Во всяком случае, такое впечатление возникает, когда видишь их на улицах Хельсинки. Ну холодно же здесь, холодно -- даже для меня -- но эти всё равно прутся.) Заниматься в Хельсинки шоппингом -- это смешно: цены здесь заметно выше, чем в соседней Эстонии. Хельсинки пребывает на 20-м месте в списке самых дорогих городов планеты. Скажем, жаренные колбаски, запиханные в булочки, продаются на улицах Германии по 2,5 евро, здесь же -- по целых 5. В супермаркетах цены на глазок процентов на 30 выше, чем в Эстонии. Но, разумеется, если знать хорошие места, денежный напряг будет меньше. Высоким ценам в Финляндии (Швеции, Норвегии) должно быть какое-то объяснение, но у меня его нет. Не так уж там холодно и неурожайно. Если такие цены сформировались для уменьшения числа приезжающих, то эта мера срабатывает только против европеоидов среднего достатка вроде моего, но никак не против глобальной разноцвети (я видел здесь даже индейцев, не говоря уже об инду- сах). Я думаю, это намеренно или стихийно сложившийся механизм обирания остальной Европы. Ну да, куда финн ни поедет, ему почти везде дёшево. Думаю, туристы много таскаются в Хельсинки только потому, что он находится рядом со всякими северными центрами цивилизации: Санкт-Петербургом, Таллинном, Ригой, Стокгольмом. Кто добрался до этих прекрасных городов, тому совсем уже мало осталось потратить- ся, чтобы заглянуть заодно и в столицу Финляндии. * * * Моя попытка самостоятельного прорыва в Порвоо (Porvoo, где Леонид Гайдай снимал комедию "За спичками") не удалась: поезда и рейсовые автобусы не ходят из Хельсинки ни в этот городок, ни хо- тя бы мимо него. Попробовать морем или пешком не хватило времени.
Вид Хельсинки с верхней палубы парома
Прогулочное судно "Nikolai II", названное в честь последнего российского императора.
Странная улица.
Богатый бомж. То ли не из местных, то ли рассчитывает на иностранных туристов.
Православный Успенский собор на скале. Сооружён в 1860-1868 гг.
Лютеранский кафедральный собор (Tuomiokirkko) на Сенатской площади. Годы строительства: 1830-1852. Первоначально назывался Nikolainkirkko (в честь Николая I), в 1917-1959 гг. -- Suurkirkko (высокая церковь).
Деревянная Старая церковь в центре Хельсинки. 1826 год. Вот даже так иногда бывает, если не бросать окурков куда попало.
Двуязычный хельсинкский люк. На финском: "Helsingin vesi". На шведском: "Helsingfors vatten". (На русском: "Хельсинкские воды".)
Финляндский парламент.
Памятник маршалу Маннергейму на улице Маннергейма. На маршале зимний "головной убор" -- вроде того, что был принят в Красной Армии.
Цыганка, совершающая обход мусорных баков.
Тяжёлый финский "модерн".
Менее тяжёлый финский "модерн".
Хельсинкский железнодорожный вокзал. Тоже "модерн".
Здание финского национального театра (Suomen Kansallisteatteri) на площади Раутатиентори, возле железнодорожного вокзала.
Здание чего-то там. Вид с другого берега бухты.
* * * Двухчасовое плавание на пароме "Tallink" из Таллинна в Хельсин- ки или обратно обходится приблизительно в 40 евро и якобы колеб- лется туда-сюда в зависимости от спроса. Пикантно, что на билете цена не проставляется. Меня это так удивило (и цена, и её отсутс- твие на билете), что я прицепился подозрительным образом к како- му-то нерусскому индивиду, едва отвалившему от кассы, и стал до- пытываться, а сколько платил он. Оказалось, что столько же, mama mia! Одинаково дурят всех подряд?! В нормальном европейском городе топаешь от вокзала (пристани, автостанции и т. п.) сразу к ратуше, там ищешь буковку "I" (тури- стический информационный центр) и получаешь под ней бесплатно карту местности и адреса дешёвых пристанищдля неудачников. В Хельсинки же я за день не нашёл не только буквы "I", но даже ра- туши: чрезмерно понадеялся на свою почти неизменную удачливость. Первейшее условие положительного восприятия города -- это со- стояние выспавшести, сытости, своевременной спокойной сходючести в ватерклозет. А ещё, конечно же, надо, чтобы не лил дождь, а ветер был ближе к слабому, чем к умеренному. А иначе уже через несколько часов шныряния по улицам твои разнообразные мысли по- степенно сливаются в одну единственную: не пора ли домой? В Хельсинки я приплыл не то что без заказанного номера в гос- тинице, но даже без списка хостелей в кармане. Зато в рюкзаке был спасательный комплект в составе палатки, спального мешка и коври- ка. (На самом деле от такого комплекта в большом чужом городе ма- ло толку, потому что палатку негде ставить: все парки просматри- ваются насквозь, все сколько-нибудь укромные места используются в качестве бесплатных туалетов. Надо выбираться из города на при- роду, а это требует времени. В принципе можно куда-то вбиться и в городе, но для этого следует его уже знать.) На морском вокзале я прихватил бесплатный буклет с картой центра города и адресами нескольких хостелей. Но была сложность в поиске адресов на карте. Один хостель я тем не менее нашёл, но в нём просили 30 евро за койку в общей комнате с непонятно кем, а мне в таких случаях мерещатся шумные волосатые прокуренные дегенераты с пирсингом, татуировками и педерастическими наклонностями. Отдельная комната с удобствами в коридоре обошлась бы 75 евро. После таллинских 35 евро за то же самое (плюс хороший завтрак!) это было возмутитель- но, особенно если сравнить тощий Хельсинки с могучим Таллинном по части всякой старины. Послонявшись по достопримечательностям Хельсинки часов до 17, и достаточно устав, чтобы согласиться на соседство даже бздючих лесбиянок, но не встретив в городе ни одной надписи "Hostel", "Guesthaus", "You are welcome", а также сделав попытку уехать поближе к природе -- в Або или хотя бы в Порвоо -- а ещё тщетно обследовав городской ботанический сад на предмет установления в нём палатки в экзотических кустиках -- я вернулся в тот изначаль- ный жуткий хостель, НО ТАМ УЖЕ ВСЁ БЫЛО ЗАНЯТО. Ну и где ваши обещанные прелести капитализма? Где легендарная переразвитость сферы услуг? Где пресловутая борьба за клиента? Где приветливые улыбки от уха до уха? В ужжжасном застойном СССР-е не хватало гостиниц и не было во- обще никаких хостелей (точнее, там многие гостиницы тянули только на хостели), но тёртый путешественник со спальным мешком или хоть чем-то для подстилания всегда мог бесплатно примоститься для сна где-нибудь в сравнительно чистом и малоопасном месте. Мои ночёвки: - в Москве в капитально ремонтируемом доме, 2 раза; - в Ленинграде в капитально ремонтируемом доме, 6 ночей подряд; - в Тбилиси на склоне горы Мтацминда 3 ночи подряд; - во Львове на склоне замковой горы, 1 раз; - в Волгограде в подъезде на подступе к чердаку, раз 5; - под Калининградом в чём-то недостроенном, 1 раз; - на окраине Юрмалы в палатке, 1 раз; - за околицей Сигулды в палатке, 1 раз; - в Столбцах (или Городее?) в чём-то недостроенном, 1 раз; - в городском посёлке Уречье на чердаке сарая, 1 раз; - и т. д. Всё это было возможно, потому что 1) люди мало боялись друг друга, и многое не запиралось, не огораживалось, 2) бомжи ещё не развелись в огромных количествах, 3) люди не столь обильно влива- ли в себя алкоголь; 4) было меньше собак, 4) из-за массового недопотребления было мало чем сорить, многие советские граждане даже в туалет по большим делам ходили не каждый день, а если ходили, то не очень обильно. Что мне теперь уже подсказывает опыт: поиском не заказанного заранее места во всяких отелях, хостелях, гестхаусахи ночлежкахследует заниматься между 11 и 14 часами, поскольку именно в это время одни люди выселяются, другие (включая импровизаторов типа меня) ещё не успели занять то, что освобождается. Если прозевать это время, вероятность успешного заселения снижается во много раз. В общем, Хельсинки меня напряг. Разумеется, не настолько, на- сколько, скажем, Суворова напряг переход через Альпы, но всё же чувствительно, а главное -- без частичной компенсации в виде каких-нибудь особо впечатляющих зрелищ, больших открытий, прият- ных знакомств, потешных приключений или хотя бы удачных покупок. * * * Александр Куприн (1870-1938) о Хельсинки ("Немножко Финляндии", 1908): "Идем в гору по Michelsgatan. Так как улица узка, а дома на ней в четыре-пять этажей, то она кажется темноватой, но тем не менее производит нарядное и солидное впечатление. Большинство зданий в стиле модерн, но с готическим оттенком. Фасады домов без карнизов и орнаментов; окна расположены несимметрично, они часто бывают обрамлены со всех четырех сторон каменным гладким плинтусом, точ- но вставлены в каменное паспарту. На углах здания высятся полу- круглые башни, над ними, так же как над чердачными окнами, остро- верхие крыши. Перед парадным входом устроена лоджия, нечто вроде глубокой пещеры из темного гранита, с массивными дверями, укра- шенными красной медью, и с электрическими фонарями, старинной, средневековой формы, в виде ящиков из волнистого пузыристого стекла. Уличная толпа культурна и хорошо знает правую сторону. Асфаль- товые тротуары широки, городовые стройны, скромно щеголеваты и предупредительно вежливы, на извозчиках синие пальто с белыми металлическими пуговицами, нет крика и суеты, нет разносчиков и нищих. Приятно видеть в этом многолюдье детей. Они идут в школу или из школы: в одной руке книги и тетрадки, в другой коньки; крепкие ножки, обтянутые черными чулками, видны из-под юбок и штанишек по колено. Дети чувствуют себя настоящими хозяевами города." "Я несколько дней провел в гельсингфорсском Atheneum'e, в этом великолепном национальном музее искусства. Я был тогда влюблен - я не могу подобрать другого слова - в триптих Галена на мотив из 'Калевалы'. Я знаю, если бы судьба занесла меня опять в Гельсинг- форс, я первым долгом прямо с вокзала побежал бы на свидание с этим изумительным произведением. Какая громадная грядущая сила, еще не развернувшаяся, но уже поднимающаяся мощной волной, таит- ся, однако, в этих неуклюжих, корявых пасынках природы. Искусство их, по-видимому, только еще пробует голос, точно молодой соловей- первогодок, но Гален, Эдельфельд, Иеренфельд - это уже художники, у которых не грех поучиться европейским мастерам." Надо полагать, во времена Куприна столица Финляндии ещё не вго- няла заезжих бродяг в гневный тремор своими ценами на временное жильё.