Флоренция -- город не особо удобный для туристов. Потому что: 1) напряжёнка с бесплатными туалетами, а в платных одно посещение всё равно по какому поводу обходится в 1 Евро (понимаю, надо ж чернявых "беженцев" содержать); 2) скамеек мало, особенно скамеек удобных и в тенистых местах (делать скамейки с навесиками от солнца -- это слишком сложно для современных умов; если бы Леонардо да Винчи нарисовал такие сиделища, то, может, начали бы их и делать -- со ссылка- ми на маэстро -- но он, к сожалению, в основном на всякой ерунде сосредоточивался: на лыжах для скольжения по воде и на прочем этаком); 3) info-пункты, где туристу можно прихватить бесплатную (а пусть бы и платную) карту города, почему-то не работают по воскре- сеньям (а, скажем, "беженца" припахивать на weekend -- это типа слабо?!); 4) ситуация со входом в церкви -- сложная: где-то надо неслабо платить, где-то пускают только в течение нескольких часов в день, причём узнаёшь эти часы, лишь подойдя к церкви, а в интернете (большой квазиинформационной помойке для недоумков) ещё попробуй отыщи эту инфу между выплесками рекламной блево- тины; 5) общепит и снабжение бутылочной водой заточены на то, чтобы тебя обобрать, а не на то, чтобы тебя ублажить. А ещё во Флоренции, как и почти везде в туристических местах, задалбливают ремонтно-строительно-реставрационные работы со вся- кими оградками, оранжевыми и красными лентами/сетками, а также будками для строителей и подъёмными кранами. Изобретателя подъём- ного крана хочется и вовсе убить. Кажется, это был какой-то там мальчик. Значит, убить мальчика. Ах, да, он уже давно помер. Или таки был убит туристами-любителями-фотографировать?! Нет, я при- знаю, что строить и ремонтировать иногда всё же надо, иначе в конечном счёте нечего будет смотреть и фотографировать, но ведь можно же делать это гораздо быстрее: дружненько навалились на какой-нибудь объект, сделали его по-стахановски на раз-два, при- брали за собой тщательно, переключились на следующий. Ан ведь как бы не так: разводят бодягу на месяцы, а то и на годы. Может, это такая форма вымогательства? * * * Джорджо Вазари (1511-1574) -- один из наиболее титанистых тита- нов итальянского Возрождения: живописец, архитектор, автор "Жиз- неописаний прославленных живописцев, скульпторов и архитекторов" -- книжищи, являющейся основным источником сведений о жизни раз- ных Джотто и Боттичелли, а главное -- несравненного и загадочного Леонардо Да Винчи. Во Флоренции сохранилось множество картин и настенных росписей от Вазари. В частности, он -- один из тех, кто расписывали дворец Синьории (ныне Палаццо Веккьо) и собор Санта Мария дель Фьоре -- ключевые объекты Флоренции. В числе творений Вазари -- картина (якобы фреска) "Битва при Марчиано" в Зале птисот в Палаццо Веккьо (на площади Синьории). И картина, и битва -- весьма особенные. Битва случилась под Марчиано-делла-Кьяна в 1554 году. В её ре- зультате прекратила своё существование Сиенская республика: вошла в Флорентийское герцогство. На стороне сиенцев сражались вдобавок французы, швейцарцы и тосканские изменники, на стороне флорентий- цев -- испанцы, немцы и неаполитанцы. Небольшая битва народов. * * * Палаццо Веккьо -- скорее, башня (снаружи мрачная и... эээ... лаконичная, скажем честно). Но в этой как бы башне поместился внутренний дворик -- световой колодец. В Зале пятисот великий Леонардо подрядился писать фреску "Битва при Ангиари". Сохранившиеся копии её набросков потрясающ, но Лео- нардо доэкспериментировался с красками, картина начала разрушаться ещё до её завершения, и Леонардо сбежал в Милан. Место "Битвы при Ангиари" позже заняла "Битва при Марчиано" Джорджо Вазари. Некото- рые считают, что Вазари не уничтожал остатков фрески Да Винчи, а спрятал их под слоем штукатурки, и всё порываются соскоблить како- го-то там Джорджо ради поисков шедевра великого Леонардо. * * * Говорят, сравнительно быстро и дёшево можно попасть в галерею Уффици, несмотря на пугающую длину очереди. Но это -- на полдня, не меньше, и только если ваша ханум не ноет, что ей невмоготу пя- литься до одури 3-5 часов на картины, пусть и знаменитые, но уже виденные во всяких альбомах. Позитивы музея: благоприятная темпе- ратура воздуха и туалеты. * * * Даже к большому дерьму, бывает, можно постепенно привыкнуть. Но когда ты проезжаешь 4 страны за 2 недели, то где-то на 3-й стране начинаешь чувствовать сильное раздражение по поводу всяких транс- портных "шероховатостей", и мысли невольно приобретают уголовно- террористический уклон. По-моему, любую facility надо тестировать исключительно на та- ких, как я, а не на ком-то ещё. За большие деньги, разумеется. Если мне удаётся спокойно прорваться через "пользовательский ин- терфейс" какого-нибудь автомата для продажи железнодорожных биле- тов или через какую-нибудь систему вокзальных указателей, значит, ситуация сносная. А если я ругаюсь страшными словами, значит, надо срочно улучшать. * * * В одном увлекательном фильме о Флоренции, предназначенном для туристов, мне понравились выражения "чудесное распятие" и "нетра- диционное изображение Святого Семейства". * * * Если всмотреться в картины и фрески, представленные в отличном крупноформатном путеводителе по Флоренции в краснообложечной се- рии "Золотая книга", обращается внимание на удивительное следую- щее: большинство персонажей -- русоволосые, а то и вовсе блонди- ны. Включая Святое Семейство и примкнувших к нему Иоанна Крести- теля и Марию Магдалину. Кстати, и Леонардо да Винчи ведь был, насколько помнится, далеко не брюнет. То ли мощный лангобардский впрыск ещё не шибко рассосался ко времени Ренессанса, то ли светловолосие считалось признаком высшести. В общем, современные семитохамитистые итальянцы, глядя на картины древних мастеров, видят на них как бы не совсем своих предков. Мой белобрысый литовский приятель-историк уточнил это дело та- ким вот образом: члены тамошних правящих династий привилегию по- зирования при рисовании святых оставляли за собой, а в верхнем слое итальянского общества доля "белокурых бестий" была как раз очень велика -- из-за того, что победоносные лангобарды набились в этот слой по самое "не могу", тогда как остальное общество, скорее всего, было уже довольно брюнетистым. Ну, получается, светловолосие таки являлось признаком (пусть и не достаточным) принадлежности к высшему слою и -- как ни крути -- к расе господ. * * * Впечатление от скульптурно-художественной части Флоренции: на- висающие над тобой тщательно выделанные мужские гениталии и тор- чащие тебе в лицо полированные задницы (хорошо ещё, если женс- кие). У флорентийских ренессансеров на этих сабджектах, похоже, был какой-то зацикл. Ясное дело, что в ряды гениев Возрождения позатесались в немалом количестве "голубцы", но ведь даже "голуб- цы" бывают в общем-то посдержаннее. * * * Фасад флорентийского собора Санта Мария дель Фьоре (Святой Марии из Цветка -- или что-то в этом роде) достраивался в XIX веке. Ну, хорошо, что хотя бы тогда доделали (дооблицевали мрамором), потому что в Болонье не получилось и этого. * * * Впечатление от внешнего вида значительной части итальянцев у меня очень неприятное. По-моему, они весьма обезьянисты в разных смыслах. А ещё они дегенератнуты и абсурднуты сверх меры. Если в какой-нибудь мусульманской стране мне под настроение хочется уда- рить по физиономии приблизительно каждого десятого или реже, то в Италии -- приблизительно каждого четвёртого. Кого за что: за татуировки, пирсинг, волосатость, небритость, курение, слишком выраженные семито-хамитские признаки, каких нет у бюстов времён Юлия Цезаря, или хоть за что-нибудь, только посильнее (я не виноват: это -- инстинктивно-рефлекторное). Спрашивается, почему тогда я таскаюсь в Италию? Ну, всё-таки 3/4 итальянцев я ведь воспринимаю более-менее терпюче. Потом, приезжаю я ведь скорее к Сенеке, Тациту, Марку Аврелию, Бенвенуто Челлини, Джорджо Вазари, Бенито Муссолини и др., а не к теперешней либерастнутой ущерби с концептуально нагруженной волоснёй. * * * Флоренция у Марка Твена ("Простаки за границей"): "Флоренция некоторое время нам нравилась. Мы, кажется, оценили по достоинству громадного Давида, на красивой площади и скульп- турную группу, которую называют «Похищение сабинянок». Разумеет- ся, мы проследовали мимо бесчисленных картин и статуй в галереях Питти и Уффици. Я упоминаю об этом ради самозащиты. Я не могу допустить, чтобы кто-нибудь заподозрил, будто я побывал во Фло- ренции и не пропутешествовал через все бесконечные мили ее кар- тинных галерей. Мы вяло пытались хоть что-нибудь припомнить о гвельфах, гибеллинах и прочих исторических головорезах, чьи кро- вавые распри составляют столь большую долю истории Флоренции, но эта тема была мало привлекательна. Когда мы ехали сюда, нас гра- бительским образом лишили прекрасных горных видов, применив сис- тему железнодорожных путей, в которой сто ярдов дневного света приходится на три мили туннелей, и поэтому у нас не было настрое- ния любезничать с Флоренцией. В окрестностях города мы видели ме- сто, где флорентинцы предоставили костям Галилея в течение почти столетия покоиться в неосвященной земле, потому что церковь со- чла тяжкой ересью его великое открытие о вращении миров; и мы знаем, что много лет спустя после того, как весь свет принял его теорию и поставил его имя на почетном месте в списке великих лю- дей, флорентинцев не смущало, что его кости по-прежнему гниют там. И тому, что нам довелось увидеть его прах в освященной гроб- нице в церкви Санта-Кроче, мы обязаны обществу literati, а не Флоренции или се правителям. В этой церкви мы видели также гроб- ницу Данте и с радостью узнали, что она пуста, что неблагодарный город, который изгнал его и подвергал преследованиям, дал бы мно- гое, чтобы прах поэта покоился в ней, но что он может не питать никаких надежд на эту высокую честь. С Флоренции хватит и Медичи. Пусть себе разводит их и воздвигает над ними великолепные памят- ники, чтобы показать, с какой благодарностью она лижет бичующую ее руку. Щедрая Флоренция! Среди ее ювелиров — множество специалистов по мозаике. Флорентийская мозаика — лучшая в мире. Флоренция лю- бит, чтобы так говорили. Флоренция гордится этим. Флоренция гото ва всячески поддерживать это ремесло. Она благодарна художникам, которые приносят ей славу и иностранную валюту, наполняющую ее сундуки, и поэтому она поощряет их пенсиями. Пенсиями! Подумайте, какое великодушие! Она знает, что люди, складывающие из кусочков прекрасные безделушки, долго не живут, так как этот труд тяжел и изнурителен и для мозга и для рук, и вот она постановляет, что каждый из них, достигнув шестидесятилетнего возраста, будет полу- чать пенсию! Я еще не слышал, чтобы кто-нибудь из них потребовал свои дивиденды. Один мастер кое-как дотянул до шестидесяти лет и отправился за своей пенсией, но оказалось что в семейных записях дата его рождения указана с ошибкой на год; тогда он махнул на все рукой и умер." "Находясь во Флоренции, мы время от времени заходили в церковь Санта-Кроче поплакать над гробницами Микеланджело, Рафаэля и Макиавелли (я полагаю, что они погребены здесь, хотя, возможно, они пребывают где-то еще и сдают свои гробницы кому-то другому — в Италии это принято), а в промежутках между этими посещениями стояли на мостах и восхищались Арно. Здесь принято восхищаться Арно. Это великий исторический ручеек глубиной в четыре фута по- середине, где плавают плоскодонки. Если бы в него накачать воды, он вполне мог бы сойти за реку. Мрачные, кровожадные флорентинцы называют его рекой и чистосердечно верят, что это река. Они даже подкрепляют свое заблуждение, сооружая над Арно мосты. Не вижу, почему они считают ниже своего достоинства переходить его вброд." "Однажды я в девять часов вечера заблудился во Флоренции и до трех часов утра проплутал в лабиринте узких улочек и бесконечных рядов высоких зданий, которые все похожи одно на другое. Вечер был ясный; сперва вокруг сновали люди и блестели веселые огни, потом я привык бродить по таинственным проходам и туннелям с заманчивыми поворотами, ожидая за каждым увидеть свой отель, — но неизменно оказывалось, что его там вовсе нет. Потом я ощутил усталость. Потом я ощутил ужасающую усталость. Но на улицах уже никого не было — даже полицейских. Я шел, пока не вышел из тер- пения, мне было жарко и очень хотелось пить. Наконец в начале второго я неожиданно очутился перед городскими воротами. Тогда я понял, что нахожусь где-то очень далеко от отеля. Солдаты реши- ли, что я хочу выйти из города: они повскакали с мест и прегради- ли мне дорогу своими мушкетами. Я сказал: — Hotel d'Europe. Это были единственные итальянские слова, которые я знал, и я не был уверен, итальянские они или французские. Солдаты тупо по- смотрели друг на друга и на меня, потом покачали головами и арес- товали меня. Я сказал, что хочу домой. Они меня не поняли. Они увели меня в кордегардию и обыскали, но не нашли ничего крамоль- ного. Они нашли кусочек мыла (мы теперь носим мыло с собой), и, увидев, что они смотрят на него, как на диковинку, я им его пода- рил. Я продолжал повторять: «Hotel d'Europe», а они продолжали качать головами, пока наконец дремавший в уголке молодой солдат не проснулся и не сказал что-то. Наверное, он сказал, что знает, где находится отель, потому что начальник караула послал его про водить меня. Мы прошли, как мне показалось, не то сто, не то сто пятьдесят миль, а потом и он заблудился. Он сворачивал то туда, то сюда и наконец, сдавшись, знаками показал, что намерен провес- ти остаток утра в поисках городских ворот. Тут мне почудилось что-то знакомое в доме напротив. Это был мой отель! Мне еще очень повезло, что я встретил солдата, который знал хо- тя бы столько, потому что, как говорят, правительство все время переводит солдат из одного места в другое, из города в деревню и обратно, для того чтобы они не знакомились с местными жителями, не пренебрегали своими обязанностями и не вступали в заговоры и комплоты со своими друзьями. От Флоренции у меня остались главным образом неприятные впечатления."
Беломраморные с тёмным геометрическим декорумом фасады церквей - одна из особенностей Флоренции. Очень дорогостоящая, поэтому и особенность. Церковь Санта Мария Новелла. Похоже, от неё этот флрентийский стиль и пошёл.
В наше гуманное время уже не спускают нежелательных посетителей с лестницы, а применяют для отправки вниз вот это. Во внутреннем дворике какого-то палаццо.
Черти - парнокопытные? Витрина какого-то бутика.
Ещё для Венеции... эээ... Флоренции характерны такие вот железяки в наружных стенах всяких палаццо.
Не совсем одетый Давид Микеланджело под охраной карабинеров на площади Синьории. Копия (подлинник убран в музей). "Микеланджело" тут - фамилия, но не Давида. Балкончик слева вверху - тот самый, на котором Ганнибал Лектор вешал свою очередную жертву (он поедал далеко не каждую: то одно мешало, то другое).
Как к Старому мосту привяжешься, так потом от него не отвяжешься. Ряд окошек наверху -- это часть галереи Вазари: длинного крытого перехода между Палаццо Веккьо и Палаццо Питти.
Доказывать, что Флоренция прекрасна, нет необходимости, но всё равно хочется.
Туристы под статуей Данте ждут разрешения на заход в очередную беломраморную церковь. На этот раз - церковь Санта Кроче (Святого Креста).
Самое-самое во Флоренции - собор Санта Мария дель Фьоре. Справа - баптистерий, построенный IV веке (!!!), но отделанный много позже.
Скамья для народа вдоль фасада дворца Медичи. Реальная забота о людях. Мелочь, но зачастую очень кстати. Я там тоже сидел. Ещё бесплатный медичский туалет не помешал бы.
Нижний гобелен - копия картины Джорджо Вазари "Битва при Марчиано". На одном из знамён - намекающий девиз "Cerca trova" ("Ищет - найдёт"). Гобелен перекочевал за 30 евро в моё жилище. Волнительный кусочек Флоренции, собственноручно уволочённый с рынка Сан Лоренцо.