Александр Александрович Иванов (1936-1996) -- очень заметная
личность в СССР 1980-х: поэт-пародист с запоминающейся внешнос-
тью, бывший в 1983-1991 гг. ведущим уникальной сатиро-юмористи-
ческой телепередачи "Вокруг смеха".
В 1980-х годах ВСЕ, кто хоть немного говорили по-русски и смот-
рели советское телевидение, знали, кто такой Александр Иванов, и,
конечно же, любили его, потому что не было оснований относиться
как-то иначе к этому интеллигентному смешноватому симпатяшке, так
ловко разделывавшему негодных искателей поэтической славы и сби-
вавшему спесь с уже "раскрученных" авторов.
Для очень многих русских людей, считающих себя приличными,
бурное воздание почестей какому-нибудь известному небесталантному
интеллигенту -- это способ морального очищения. Воздав почести,
они чувствуют себя значительно лучше, чем до воздания. Александр
Иванов счастливо попал в когорту местночтимых индивидов в около-
литературных образованческих кругах.
По-моему, в пародисты поэт Иванов подался всё-таки из-за того,
что надо было как-то изливать свою неприязнь к более успешным
конкурентам в писании и пристраивании стихов на первом этапе
творческого пути. Обретя славу через пародии (как говорится, не
мытьём, так катаньем), он стал менее едким, нормально социализи-
ровался на высоком уровне общественной иерархии (всесоюзная
известность, участие в регулировке доступа сатириков-юмористов на
центральное телевидение, позднее -- дружба с семейкой Ельцина).
Талантливые литературные неудачники и страдальцы мне симпатич-
нее людей успешных. Я заведомо более расположен к таким авторам,
как Серватнес, Лессинг, Стендаль, Эдгар По. Причина -- не только
в том, что их пример поддерживает в трудностях, но также в том,
что более или менее значительный разлад с обществом, по-моему,
является обычным условием привнесения в это общество чего-то
существенно нового и важного. Если очень многие тебя одобряют,
значит, ты ошибаешься, или слишком упрощаешь, или мельчишь, или
потакаешь дурным влечениям массы.
Вообще-то в условиях СССР писание на кого-то полноценных паро-
дий или эпиграмм было делом сложноватым. На представителей буржу-
азной культуры -- пожалуйста, но для советских людей это было
далеко и не интересно. А если всерьёз браться за кого-то из
отечественных, русскоязычных авторов, то сразу возникал вопрос:
а как его слабые произведения были допущены в литературу?! Куда
смотрели редакторы и партийные органы? Если ты пародируешь кого-
то всерьёз, значит, ты разительно не совпал в мнениях с людьми,
руководящими литературным процессом. А если ты кого-то всерьёз
эпиграммишь, то ты разительно не совпал, возможно, даже с руково-
дителями партии и государства.
Пародирование состоит в утрировании, в преувеличенном копирова-
нии нехорошего до достижения очевидности ошибок, слабостей, несо-
ответствий, излишеств. Для поэта пародия -- самый изящный и
эффектный способ разделаться с другим поэтом.
Чтобы пародия привлекала внимание, надо, чтобы пародируемый
автор был очень заметным (или хотя бы типичным) либо чтобы она
имела литературную ценность и сама по себе, а не только как
приложение к чужому опусу. Наиболее яркий пример пародии, имеющей
самостоятельную ценность, -- "Дон Кихот" Сервантеса.
В стихотворной пародии не развернёшься с мыслями, зато можно
скрыть свою неспособность с ними развернуться.
Фамилия "Иванов" (да ещё при имени "Александр") -- неблагопри-
ятная и для достижения известности, и для исследования её в
интернете. У Александра Иванова распространённость имени-фамилии
компенсировалась большим своеобразием внешности. И его фамилию
хотя бы легко было запомнить, а внешность -- тем более. Извест-
ность Иванова держалась по преимуществу на регулярном мелькании
его физиономии по телевизору в контексте всяких забав. Чисто
литературная сторона его деятельности вне телевизионных обстоя-
тельств впечатляла только небольшой круг людей, интересовавшихся
новостями поэзии, и была полезна Иванову в основном постольку,
поскольку давала повод для присутствия на телевидении.
Иванов очень успешно "раскрутился" на экране потому, что теле-
визионных каналов в его время было очень немного (2-3), а юморис-
тических передач по ним -- и вовсе только одна. При нынешнем
избыточном TV повторение такого успеха уже невозможно.
Иванов тяжело переживал закрытие телепередачи "Вокруг смеха"
в 1991 г., потому что вне её он мало что собой представлял.
Пародии -- это не заработок, а приработок. Эффектные пародии
неизбитого характера писать трудно: они -- продукт настроения.
Если за всю творческую жизнь только пара-тройка их вполне получи-
лась -- и то хорошо. Функционально пародии -- это малообъёмная
приправа к "первичной" литературе, а приправами не наешься, и
спрос на них небольшой.
* * *
И обратим внимание на то, что пародии в советской средней шко-
ле не "проходились", даже в старших классах (а как теперь -- не
знаю, да и меняется всё частовато). А с чего бы? Это ведь не пор-
нография какая-нибудь. И старшеклассники -- достаточно развитые
личности для восприятия этого жанра. А соль, наверное, в том, что
пародия не соответствует основному, воспитательному и познава-
тельному назначению серьёзной литературы. Она -- скорее внутри-
литературные разборки, замечания литературного "отдела техничес-
кого контроля", литература для литераторов, а не то, что литера-
турная отрасль должна выдавать "на гора" массовому читателю.
Заметим, что пародии интересны литераторам по аж пяти причинам
(как правило, отсутствующим у рядовых читателей):
1) хотя бы понимаешь, может быть, о каком второ- или третьесте-
пенном литераторе речь: сталкивался с ним в коридоре редак-
ции, в буфете Дома литераторов и т. д.;
2) ликуешь по поводу того, что кого-то из конкурентов слегка
"опустили";
3) отдельно радуешься тому, что "опустили" не тебя;
4) посматриваешь, на каких вещах можно подставиться;
5) подумываешь, не попробовать ли тоже "опустить" кого-то из
конкурентов?
Пародии -- это якобы реклама пародируемых. Ой, не всегда. Паро-
дия пародии рознь. И быть известным -- не значит быть популярным,
а монетизируется только популярность, тогда как нехорошая репута-
ция добыче денег только вредит.
Наклонность радоваться чьему-то литературному позору или позор-
чику -- не то качество, которое старались культивировать в совет-
ских человеках партия и правительство. Отрицательный персонаж са-
тирических произведений -- это отрицательный (= нежелательный)
персонаж и в жизни, тогда как давший маху поэт или прозаик -- это
всего лишь, может, бедолага-неудачник, старавшийся сеять добро.
Он сродни инвалиду, а потешаться над инвалидами -- дело последнее
и вдобавок опасное в смысле воздаяния. Может, Иванов потому и
спился, и помер, не откладывая в долгий ящик, что ухохатывался
над литературными инвалидами.
Нехорошие люди, конечно же, заводятся и среди литераторов, но в
чисто литературном аспекте писанина моральных уродов как раз бы-
вает нередко очень недурственной.
Далее, слабая литературная вещь означает вообще-то недоработку
редакторов и даже ущербность литературной среды. В страшное же
советское время она вдобавок выдавала слабость партийного руко-
водства литературой.
Далее, приличные люди в дружной семье советских членов Союза
писателей, наверное, не трубили на весь свет о чужих ошибках, а
деликатно уведомляли их авторов [на профсоюзных собраниях], чтобы
те, наверное, могли кое-что улучшить в своих опусах. Вот если те
упорствовали в своих заблуждениях, рвались позорить советскую ли-
тературу дальше -- тогда другое дело. Что, семья была на самом
деле не очень-то и дружной, скорее скопищем пауков в банке? Я в
курсе. Поправишь конкурента -- не сможешь его обскакать.
Утопить конкурента, чтобы подняться самому, -- это нормально,
это законная, естественная печалька нашей жизни, но с каким кон-
цептуальным багажиком поднимался наверх по головкам рассматрива-
емый Александр Иванов? С "Красной Пашечкой", что ли?
Я как бы сам -- тот ещё обличитель, но все критикуемые мной --
вроде как по другую линию фронта, а не товарищи по творческому
Союзу. И нередко они и вовсе уже покойники (но я тут не намекаю).
И я ведь открыто и чётко говорю, что не доволен, не согласен, не
читал, но осуждаю и т. д. А этот Иванов -- благообразненький та-
кой, лапочный, гадил людям на пиджаки чуть ли не патокой, а что
не белопушистенький был, так потому что облез.
* * *
О том, почему любимую телепередачу Иванова закрыли. Центр тяже-
сти интереса культурной части русскоязычного общества сместился
из литературной области в область политических разоблачений и
всякой белиберды, которой в советское время не давали ходу:
эзотерики, магии, гадания, "таинственных явлений" и т. п. Разу-
меется, для бедняги Иванова могли хоть что-нибудь подобрать
взамен, но стареющего и спивающегося пародиста подсидели молодые
телевизионные волки: в литературном отношении никакие, зато
чувствующие конъюнктуру и не стеснённые моральными препятствиями.
Остатки популярности Александра Иванова сегодня держатся благо-
даря старой телевизионной памяти -- и в основном среди людей,
которые не интересуются деталями его жизни либо не расположены
смотреть в их корень. Иванов кончится, когда кончится поколение.
видевшее его по телевизору.
История Иванова -- показатель того, как много могло сделать
телевидение для популяризации индивида с минимальным творческим
багажом, но фотогеничной запоминающейся внешностью и хорошей
дикцией.
"Раскрутку" Иванова никто специальной целью не ставил. Его
"раскрутка" -- побочный продукт длительного существования телепе-
редачи, которую он вёл. Симпатяга, "тонкий собеседник", "за
словом в карман не лезет" и "делает, что говорят" -- достаточные
качества, чтобы прижиться на телевидении в популярной
телепередаче и стать через телевидение -- в условиях дефицита
развлечений -- любимцем миллионов.
* * *
Википедия:
"В 1968 году была опубликована его первая книга пародий -
'Любовь и горчица', затем выходили сборники 'Смеясь и плача', 'Не
своим голосом', 'Откуда что:', 'Красная Пашечка', 'Пегас - не
роскошь', 'С Пушкиным на дружеской ноге', 'Плоды вдохновения',
'Избранное у других', 'Слово - не дело', 'О двух концах'. В 1970
году он был принят в члены Союза писателей. Александр Иванов
много лет выступал на эстраде со своими сатирическими произведе-
ниями, сыграл несколько небольших ролей в кино, тесно сотрудничал
с 'Литературной газетой' (16-я полоса, Клуб '12 стульев')."
Александр Иванов нашёл себя в стихотворной пародии, а ещё боль-
ше -- в роли ведущего телепередачи "Вокруг смеха", доставшейся
ему не то чтобы совсем случайно, потому что кое-какой эстрадный
опыт у него к тому времени уже был.
Скажем прямо: на экране он смотрелся фундаментально, особенно
когда появлялся в либерально-передовом джинсовом костюме.
Некоторые считают, что внешность у Александра Иванова еврейс-
кая. Это не так. По одной из классификаций телосложения выделя-
ются люди мускульного, пищеварительного и дыхательного типа. Для
последнего характерны тощесть, длинная шея, тонкий нос. Иванов
был выраженным представителем дыхательного типа, только и всего.
Такие попадаются во всех человеческих расах.
(Вопрос о еврействе Иванова не мелкий -- в аспекте понимания
подоплёки наших реалий -- поэтому приведу и развёрнутое альтерна-
тивное мнение. Моя приятельница и консультантка по литературным
вопросам N.: "По данным закулисных писательских тёрок Александр
Иванов -- таки еврей. И я с этим согласна, но исключительно по
собственному разумению: посмотрите на ивановское фото; он похож
на Боярского, как родной брат... Этнические признаки налицо --
это яйцевидное строение черепа, хорошо очерченные выпуклые 'ры-
бьи' глаза, неярко выраженные скулы, заметная округлость нижней
части лица - при его-то худобе, чуть выступающие вперед зубы и
пухлые губы -- набор более чем полный, да, и чуть заметная карта-
вость, куда же без неё?... Считаю, что эта кровь у него есть, и в
немалой доле. Ну и естественно, самый главный критерий -- это его
вполне определенная творческая позиция.")
Личная жизнь у Александра Иванова была очень неважная: долгое
время теснился в коммунальной квартире, с женщинами не ладилось,
дети не получились. Нередко у него были запои, и помер он не
вполне своей смертью, а из-за пьянства. Со второй женой ему, вро-
де, повезло, но в целом жизнь протекла в русле любимой концепции
Григория Климова, а это -- не то, что можно уверенно порекомендо-
вать другим.
* * *
Из статьи "Смерть на дне стакана":
"Почти булгаковский гнев, с которым Иванов обрушивался на чле-
нов Союза писателей, не обходил стороной и 'великих': Рождествен-
ский, Евтушенко, Доризо, Казакова также становились объектами его
пародий. Понятно, что такая 'подрывная' деятельность не вела к
сытной кормушке, которую в советское время предоставляла причаст-
ность к литературному цеху. На Иванова сыпались жалобы, многие не
подавали ему руки... Впоследствии, после успеха 'Вокруг смеха',
все резко изменилось. Бывший литизгой стал желанным гостем на
всех заседаниях, где его умоляли 'нас покритиковать', а поэты
подобострастно преподносили ему свои сборники с просьбой написать
'какую-нибудь пародийку' - и даже сами отмечали в тексте, что, на
их взгляд, лучше обсмеять. Такой вот мазохизм в целях
саморекламы."
Википедия:
"В 1993 году подписал Письмо сорока двух."
И это ужасно. Некоторые интеллигенты чуть ли не светятся
добротой, а копнёшь биографию -- там подписанное "Письмо сорока
двух", призыв к массовым репрессиям.
"Смерть на дне стакана":
"Если редакторы осознавали, что телепередача 'Вокруг смеха'
изжила себя, то для ведущего Александра Иванова ее закрытие стало
сокрушительным ударом. На ТВ его больше не звали, книги стали
расходиться хуже, гастроли практически прекратились. Иванову
пришлось лично продавать свои сборники на книжной ярмарке у
'Олимпийского'."
Про такое говорят: пережил собственную славу. Вообще-то в
денежном и прочих отношениях всё же лучше пережить её, чем не
дожить до неё.
"Привыкший к бешеной популярности, Александр Иванов с трудом
переносил забвение. Взамен телевидения Сан Саныч нашел для себя
другую публичную нишу -- политику. Демократы с радостью приняли
его в свой стан: там острое перо Иванова потребовалось для борьбы
с политконкурентами."
"Благодаря политпамфлетам 'новый' Иванов постепенно выправляет
свое материальное положение. У него даже появляется главный
атрибут достатка во времена строительства открытого общества --
вилла на испанском побережье. Сан Саныч дружил с семьей Ельцина,
общался с приближенными к 'семье бизнесменами и политиками... Но
продолжал пить."
"В июле 1996 года он приехал со своей испанской дачи, чтобы
выступить на митинге, посвященном новому демократическому
празднику. Его жена Ольга осталась в Испании. Естественно, он
сорвался. Смерть наступила в результате сильной интоксикации
алкоголем."
Короче, на старости лет Иванов превратился в ельциноидское чмо
и помер при попытке совершить очередную гадость в отношении рус-
ского народа.
Слава -- деньги. На остатках популярности, нажитой в жуткое
советское время, мегапародист Иванов после развала СССР тянул ещё
целых пять лет и даже приобрёл себе домик в Испании. Заметим, что
при Ельцине испанские домики русне просто так не доставались. За
каждым таким новоприобретённым домиком были преступления против
русского народа. Помнится, в 1995-м я едва наскрёб 100$ на покуп-
ку подержанного компьютера PC 286, а тощий парадистяра, русской
литературе по большому счёту на хрен сдавшийся (литературный поч-
ти-ноль, который даже эпиграммы на знаменитости толком сочинять
боялся, а лишь топтался по начинающим деревенским поэтам), в это
же самое время испанский домик заимел... Да, некоторые заимели
тогда много больше, чем просто домики под черепичными крышами, но
ведь по их поводу мало кто заблуждается.
Википедия:
"Цитаты его пародий уходят в народные присказки."
Если какие и ушли, то уже все вернулись: в современном русском
языке следов от пародиста Иванова не осталось.
Википедия:
"Иванов много писал 'в стол'. После смерти поэта бесследно
исчез его личный архив, в котором содержались неизвестные публике
лирические стихи."
Вряд ли архив похитили, чтобы не всплыли убийственные эпиграммы
на Ельцина. Скорее всего Александр Иванов уничтожил свои бумаги
сам, чтобы оставить после себя только отборные вещи. Скрыл свою
"кухню", чтобы лишний раз не позориться (я тоже так сделаю).
* * *
Сухой остаток от бурного литературного процесса 1960-х, 1970-х
-- большой, но в нём мало что от тогдашних газетно-телевизионных
героев. Отошли в небытие не только официозники, но и многие
фрондёры -- из-за того, что потеряли важность их темы, или из-за
того, что внимание перетянули на себя новые люди.
Литература -- это область деятельности, хронически страдающая
перепроизводством материала среднего качества и сильно зависящая
от моды.
За неимением возможности заниматься политикой и предпринима-
тельством, путешествовать по миру и т. д. советские люди уделяли
много внимания литературе, и значительная часть этого внимания
доставалась пародийному жанру, из-за чего Александр Иванов и смог
стать заметной личностью.
И до, и после Александра Иванова такие плодовитые, как он,
поэты-пародисты не появлялись на свет, хотя были авторы, пописы-
вавшие пародии. Иванов оказался в этом отношении фигурой уникаль-
ной, причём не только в силу способностей, но также в силу обсто-
ятельств культурной жизни. Но время ушло, и пародистский подвиг
Александра Иванова стал неповторимым.
* * *
У поэтов Александр Иванов цеплялся зачастую к языковым "иннова-
циям" и попыткам подражания простонародной речи. Это, так ска-
зать, его любимые поводы для пародирования. Например:
Стоеросовый дубок
Днем весенним таким жаворонистым
Я на счастье пожалован был.
Колоколило небо высокое:
Раззелёным дубком стоеросовым
Возле деда я выстоял год.
(Владимир Гордейчев)
Лягушатило пруд захудалистый,
Булькотела гармонь у ворот.
По деревне, с утра напивалистый,
Дотемна гулеванил народ.
В луже хрюкало свинство щетинисто,
Стадо вымисто пёрло с лугов.
Пастушок загинал матершинисто,
Аж испужно шатало коров.
Я седалил у тына развалисто
И стихи горлопанил им вслед.
На меня близоручил мигалисто
Мой родной глухоманистый дед.
- Хорошо! - Бормотал он гундосово,
Ощербатя беззубистый рот.
- Только оченно уж стоеросово,
Да иначе и быть не могёт.
Указать не имеющему большой известности поэту, что писать стихи
тот по большому счёту не умеет и что лучше нечего и пробовать, --
ход, не единожды использованный Ивановым.
Для пародии важна эффектная концовка. К чести Иванова надо
сказать, что вариациями на темы "Потому что пародист тоже хочет
есть" и "Не писал стихов -- и не пиши" он далеко не ограничивал-
ся. Чутьё на хороший стиль у него было немалое.
Большинство пародий Александра Иванова -- придирки к некоторым
неудачным словам. Иванову везло, если у несчастного автора попа-
дались в одном стихе хотя бы два нехороших места, а то ведь
"заводиться" на одно единственное было не солидно.
Прицепиться к нескольким неудачным словам -- это просто и не
убедительно. Много сложнее -- прицепиться к стилю, тематике:
хотя бы потому, что неудачно выражаться случается каждому сплошь
и рядом, тогда как узнаваемый стиль свойственен только немногим
авторам, а к тематике в условиях развитого социализма придирать-
ся было опасно.
Пародия, эпиграмма, если они не совсем разгромные, являются
разновидностями рекламы, поэтому не очень популярные авторы заис-
кивали перед популярным Ивановым, который заделался одним из ре-
гулировщиков общественного внимания.
Вообще говоря, пародия привлекает и как форма критики, и как
игра ума, которому нечем больше заняться. Ей не обязательно быть
смешной, чтобы отвечать своему назначению, но смешная пародия
всё-таки много эффектнее несмешной.
У Иванова пародии зачастую не смешные, а только остроумные. Он
прочитывал их на своей телепередаче под конец её, когда публика
уже была разогрета действительно смешными вещами других авторов и
готова была хохотать даже по небольшим поводам. Поэтому Иванов и
производил впечатление человека, способного сильно смешить.
Как все нормальные люди, литераторы не прочь погрызть друг дру-
га при случае, а интеллигентные читатели -- не прочь при случае
погрызть не любимых (или не безоговорочно любимых) ими за что-
нибудь авторов. Пародист Иванов кстати подсказывал "грызунам"
поводы для грызения, и этим он тоже был любезен пишуще-читающей
общественности.
Литературный критик -- как правило, не Белинский: не имеет
целью струнить и направлять массу литераторов сообразно своей
жёсткой миссионерской морали, не готов выступать один против
всех и вопреки всему. Его личная цель -- всего лишь вписаться в
"литературный процесс", заставить других немного считаться с
собой, принудить делиться вниманием и деньгами. Литературный
критик много-много более, чем судья по уголовным делам, волен в
выборе объектов своего внимания, исследуемых качеств этих объек-
тов, оснований для оценивания, оценок. Далее, если судью можно
найти законную управу, то на критика -- практически нет (конечно,
можно просто надраить ему физиономию, но тогда рискуешь познако-
миться и с судьёй).
Свободы у критика много, но не очень. Популярный литературный
критик -- такой же конъюнктурщик, как и популярный писатель:
должен выполнять "социальный заказ" и держать шеренгу. Критик
даже более зависим от конъюнктуры, чем "первичный" автор: у того
хоть есть возможность напрямую обращаться к читателям -- минуя
журналы и издательства. А у критика круг его потенциальных чита-
телей значительно более узкий, и интерес к критику появляется
только при условии, что предварительно появился интерес к объекту
его критики -- "нормальному" автору.
Хотя литературные критики по большей части ВТОРИЧНЫ по отноше-
нию к просто-авторам (Белинский старался быть иногда первичным) и
где-то даже паразитичны и неявно вымогательствуют, они в принципе
скорее полезны, чем вредны. Культура ведь устроена не намного
проще биосферы, а в биосфере зайцам нужны волки почти так же, как
волкам -- зайцы.
* * *
Разумеется, я обратил внимание на то, что мне тоже нередко
доводится строчить про кого-то не совсем хорошее. Но я хотя бы
широко подхожу к теме, стараюсь сделать какие-то обобщения
и т. д., тогда как жанр пародии -- узкий: в нём можно только
поехидничать.
* * *
"Передача стала популярной с первого выхода. Кроме Райкина,
монополиста советского юмора, народ узнал Жванецкого, Карцева с
Ильченко, Горина. 'Вокруг смеха' работала тогда как 'Фабрика
звезд': здесь впервые показались Задорнов, Новикова, Бабкина,
Розенбаум... В адрес программы дождем посыпались творения
'непризнанных гениев'. 'Присылал свои кассеты Александр Новиков,
вспоминает Галина Баскова-Каландадзе (кстати, родная тетя Николая
Баскова). Но 'блатняку' путь на экран был заказан. Вульгарного в
народе и так хватает'. Буквально осаждал Евгений Петросян. Он
присылал кассеты, звал на концерты, приглашал на семейные
посиделки. Но... Ничего из того, что тогда делал Петросян, для
формата 'Вокруг смеха' не подходило. Ян Арлазоров со своим
'мужик, мужик' появился на том телевидении лишь раз: сочли, что
это рассчитано на слишком низкий интеллектуальный уровень. А
творчество Шифрина охарактеризовали как 'Райкин для бедных':
до уровня Иванова и Ko не дотягивал. 'Подходящих' же артистов
приглашали на программу подчас из самых неожиданных мест и
положений. Надежду Бабкину из собора, где она пела а капелла.
Александра Розенбаума после того, как на кассетах услышали
'Вальс-бостон' и 'Ленинградские дворы'..."
ПРИЛИЧНОСТЬ телепередачи "Вокруг смеха" была больше заслугой её
режиссёра Валериана Каландадзе, а не Александра Иванова.
Впечатление от Иванова на телепередачах: он был полузелёным от
зависти к выступавшим юмористам-сатирикам, а свои листки доставал
с видом капризного ребёнка, которому позарез хочется, чтобы его
тоже похвалили. Зачитывал себя он веско, расчётливо, с увереннос-
тью в том, что будет восторженно принят.
Закрытие телепередачи "Вокруг смеха" в 1991 г. -- очередная
загадка России. Якобы исписались постоянные авторы, а новые всё
не появлялись, несмотря на пришедшую творческую свбоду. Может
быть, дело в наступившей дезориентированности массы зрителей:
стало не ясно, над чем теперь гыгыкать. До конца 1980-х годов 90%
населения дружно гыгыкали над советским, а с начала 1990-х многие
люди, наконец, протрезвели и начали задумываться, а правильно ли
они это делали. Большому числу бывших зрителей весёлой телепере-
дачи стало совсем не до смеха.
* * *
Эффектное от Иванова:
Вспыхает небо, разбужая ветер
Проснувший гомон птичьих голосов.
Проклинывая все на белом свете
Я вновь бежу в нетоптанность лесов.
Шуршат зверушки, выбегнув навстречу,
Приветливыми лапками маша.
Я среди тут пробуду целый вечер,
Бессмертные творения пеша.
Но выползя на миг из тины зыбкой,
Болотная зеленовая тварь,
Совает мне с заботливой улыбкой,
Большой орфографический словарь.
Но вот ещё у него на ту же тему:
Высокий звон
Косматый облак надо мной кочует,
И ввысь уходят светлые стволы.
Валентин Сидоров
В худой котомк поклав ржаное хлебо,
Я ухожу туда, где птичья звон.
И вижу над собою синий небо,
Косматый облак и высокий крон.
Я дома здесь. Я здесь пришел не в гости.
Снимаю кепк, одетый набекрень.
Веселый птичк, помахивая хвостик,
Высвистывает мой стихотворень.
Зеленый травк ложится под ногами,
И сам к бумаге тянется рука.
И я шепчу дрожащие губами:
"Велик могучим русский языка!"
Ещё забавные (но без благоприятного антуража таки не смешные)
пародии от Александра Иванова:
Лирика с изюминкой
Я слышу, как под кофточкой иглятся
соски твои - брусничники мои,
ты властна надо мною и не властна,
и вновь сухи раскосинки твои...
Владимир Цыбин
Ты вся была с какой-то чертовщинкой,
с пленительной смешинкой на губах,
с доверчинкой до всхлипинки, с хитринкой,
с призывной загогулинкой в ногах.
Ты вся с такой изюминкой, с грустинкой,
с лукавинкой в раскосинках сухих,
что сам собою нежный стих с лиринкой
слагаться стал в извилинках моих.
Особинкой твоей я любовался,
вникал во все изгибинки твои,
когда же до брусничинок добрался,
взыграли враз все чувствинки мои.
Писал я с безрассудинкой поэта,
возникла опасенка уж потом:
вдруг скажут мне: не клюквинка ли это
с изрядною развесинкой притом?..
После сладкого сна
Непрерывно,
С детства,
Изначально
Душу непутевую мою
Я с утра кладу на наковальню,
Молотом ожесточенно бью.
Анисим Кронгауз
Многие
(Писать о том противно;
Знаю я немало слабых душ!)
День свой начинают примитивно -
Чистят зубы,
Принимают душ.
Я же, встав с постели,
Изначально
Сам с собою начинаю бой.
Голову кладу на наковальню,
Молот поднимаю над собой.
Опускаю...
Так проходят годы.
Результаты, в общем, неплохи:
Промахнусь - берусь за переводы,
Попаду -
Сажусь писать стихи...
Он может, но...
Нет, жив Дантес.
Он жив опасно,
Жив
Вплоть до нынешнего дня.
Ежеминутно,
Ежечасно
Он может выстрелить в меня.
Николай Доризо
Санкт-Петербург взволнован очень.
Разгул царизма.
Мрак и тлен.
Печален, хмур и озобочен
Барон Луи де Геккерен.
Он молвит сыну осторожно:
- Зачем нам Пушкин?
Видит бог,
Стреляться с кем угодно можно,
Ты в Доризо стрельни,
Сынок!
С улыбкой грустной бесконечно
Дантес
Взирает на него.
- Могу и в Доризо, конечно,
Конечно,
Какая разница,
В кого...
Но вдруг
Лицо его скривилось,
И прошептал он
Как во сне:
- Но кто тогда,
Скажи на милость,
Хоть словом
Вспомнит обо мне?!..
Нечто трогательное
Все предвижу, чувствую заранее.
Ем твою конфету, фантик мня.
Ну чего ты трогаешь вязание?
Так и быть - дотронься до меня.
Нина КРАСНОВА
Не слыву я сроду недотрогою.
То и дело платье теребя,
У тебя чего-нибудь потрогаю
Или дам потрогать у себя.
Ты, дружок мой, чудо несусветное,
То, сидишь, на кресле брюки мня,
То шуршишь бумагою газетною
И совсем не трогаешь меня.
То уходишь ты своей дорогою,
То заснешь, сопя, как носорог.
Не слыла я сроду недотрогою,
Жаль, что ты - ужасный недотрог...
Диалог
Всё тебе бы мять меня да лапать.
Ты с кого берёшь такой пример?
Что же у тебя, ядрёный лапоть,
Никаких красивых нет манер?
И катись-ка ты к чертям и лешим,
Тоже мне, нашелся Дон Иван.
Нина КРАСНОВА
- Что ж ты, сукин кот, меня залапал?
Это же гумно, а не панель.
Встал бы на колени лучше на пол
Али преподнес в презент 'Шанель'!
Сел бы лучше рядом на диване,
А не то заместо чувств обман!
Может, даже звать тебя не Ваня,
Может, ты теперя Дон Иван?
- А чего ж, - смеется он, - не лапать,
Нешто я какой-то моветон?
Ты ведь, - говорит, - ядрена лапоть,
Тоже ведь не Лида Гамильтон!
Поэтический бредняк
Ведь это неясыть поет...
...Шапку
Сшибает бредняк.
- Тут неглыбко:
Выбредай на берег!
Игорь Григорьев
Скрозь елань, где елозит куржа,
Выхожу с ендалой на тропень.
А неясыть, обрыдло визжа,
Шкандыбает, туды ее в пень!
Анадысь, надорвав горлопань,
Я намедни бежу в многоперь,
На рожон, где нога не ступань.
Но неглыбко в стихах и таперь.
На олешнике бязь.
Ан пупырь
Врастопырь у дубов раскоряк.
Вопия, контрапупит упырь
Мой стихорукотворный бредняк!..
1968
Если это итожить, получится следующее. Персонально критиковать
посредством пародийных стихов двадцать невыдающихся поэтов за
схожие литературные слабости -- это так же избыточно, как и сами
критикуемые поэты. Погрызть пять из них было бы, наверное, доста-
точно, иначе -- повторение критиком самого себя.
Коллекции лучших пародий Александра Иванова на час упоительного
самоохмурения хватит, а потом наступит пресыщение. Это какой-ни-
будь роман можно читать хоть восемь часов подряд, ненадолго наси-
льно прерывая процесс, чтобы немного поесть или наскоро сходить в
туалет, пародии же для такого слишком однообразны.
В общем, литературная слава пародиста Александра Иванова была
дутая: не по творческим результатам, а вследствие удачно занятой
позиции в "Литературной газете", а потом ещё более удачной -- на
телевидении. Эта слава была на 90% обеспечена ролью телеведущего,
а не литератора.
* * *
Эпиграммы Александра Иванова -- это на самом деле по большей
части ПСЕВДО-эпиграммы: они остроумные, но не смешные и не едкие.
Знак внимания и не более того.
А вот, к примеру, эпиграмма Иванова на Жириновского:
Посмотрите-ка скорей -
Дело-то хреновое;
И фашист он, и еврей,
Это что-то новое!
Она не только не смешная, но даже не остроумная, зато невежест-
венная или лживая. Потому что фашистом называли, к примеру из-
вестного сиониста Жаботинского задолго до того, как "сын юриста"
разнообразнул собой российскую политическую сцену. Вдобавок
сионизм был на уровне ООН благодаря усилиям СССР некоторое время
неправильно заклеймён как разновидность фашизма (ничто человечес-
кое евреям, конечно же, не чуждо, но Израиль -- государство
всё-таки не фашистское).
Многие так называемые эпиграммы Иванова являют собой скорее
рифмованные комплименты. К примеру:
Эдварду Радзинскому:
Во времена Нерона и Сенеки
Ведь тоже жили люди-человеки.
И чтобы быт познать их исполинский,
Туда командирован был Радзинский.
Валентину Катаеву:
Кто этой книги не читал,
Пусть горько пожалеет.
Уже и автор белым стал,
А парус все белеет.
Это -- всё?! Вообще-то современном русском языке греческое сло-
во "эпиграмма" означает "небольшое САТИРИЧЕСКОЕ стихотворение". В
нём должно быть ВЫСМЕИВАНИЕ кого-то или хотя бы чего-то. А кого
или что высмеивает в своих как бы эпиграммах Иванов? Действитель-
но едкие, полноценные эпиграммы -- к примеру, у Валентина Гафта.
Они не всегда справедливы, иногда вульгарны, но хотя бы соответс-
твуют своему назначению:
М. Боярскому:
Зачем ты, Миша, так орешь,
Давно огрбленный еврей?
Ты д'Артаньяна не тревожь,
Он дворянин, а ты - плебей.
М. Казакову:
Неполноценность Мишу гложет,
Он хочет то, чего не может,
И только после грамм двухсот
Он полноценный идиот.
Все знают Мишу Казакова,
Всегда отца, всегда вдовца.
Начала много в нем мужского,
Но нет мужского в нем конца.
А. Каневскому:
Хоть Лёня дорог самому Эфросу,
Размер таланта уступает носу.
Но если Лёнин нос
Рассматривать отдельно,
Поймем мы, что артист
Талантлив беспредельно.
Михалковым:
Земля, ты чуешь этот зуд?!
Три Михалкова по тебе ползут!
И. Саввиной:
Все это правда, а не враки,
И вовсе не шизофрения:
В Крыму гуляли две собаки -
Поменьше - шпиц, побольше - Ия.
Создателям фильма "Три мушкетёра" (с Михаилом Боярским в роли
д'Артаньяна):
Пока-пока-покакали
На старого Дюма.
Нигде еще не видели
Подобного дерьма.
И т. п. Вот это -- действительно ЭПИГРАММЫ.
* * *
Нина Краснова ("Король пародии..."):
"Пародии Александра Иванова непривычны, остры и художественно
смелы для своего времени и, я бы сказала, новы и авангардны,
своим раскованным языком с ненормативной, то есть запретной,
табуированной тогда в поэзии и в других литературных жанрах
лексикой, своим свободным стилем, которым поэты тогда не
пользовались в своих стихах, да и просто не могли позволить себе
этого, по цензурным причинам, а Александр Иванов работал в очень
удобном для этого жанре юмора и мог под вывеской юмора, в своем
символическом колпаке юмориста очень много чего позволить себе в
поэзии, чего другие не могли и побоялись бы, и виртуозно владел
таким искусством слова, каким не владели его заморализованные,
заидеологизованные собратья-поэты. Его пародии были по сути новым
словом в поэзии и шагами к новой поэзии, а сходили за шутку и за
юмор, как бы за несерьезную поэзию."
О том же по-простому: при случае мэтр вульгарничал. Поскольку
в советское время обычно с вульгарностью боролись, то её в
литературе было мало и вульгаризмы Иванова звучали свежо, сильно,
впечатляюще. Но теперь специфические выражения прут отовсюду и
вызывают у приличных людей состояние, близкое к тошноте, так что
необычным оказывается скорее тот, кто избегает гадить в информа-
ционном пространстве.
* * *
Своими пародиями он не особо смешил, но был забавен.
Сказать, что Иванов совсем уж хорошо в русском языке разбирался
и был особо аккуратен в выражениях, я не могу. Все мы грешны. К
примеру, есть у него такое:
И, отдавшись грустным размышлениям,
Думаю, едя, пия, пиша:
То ли ты сильнее искушения?
То ли я не слишком хороша?
Вместо "не слишком" надо бы "не очень" или "не шибко":
"слишком" -- это как раз означает, что препятствие оказалось
достаточным для того, чтобы помешать.
* * *
У Иванова нередки недоделки, недошлифовки. К примеру
("Диалог"):
- А чего ж, - смеется он, - не лапать,
Нешто я какой-то моветон.
Ты ведь, - говорит, - едрена лапоть,
Тоже ведь не Лида Гамильтон!
Здесь двукратное "ведь" в соседних строках -- небрежность
Иванова, а не его персонажа. Лучше было бы, возможно, так:
Ты здесь, - говорит, - едрена лапоть,
Тоже ведь не Лида Гамильтон!
А если Иванов всё-таки считал, что это небрежность со стороны
персонажа, то он перегибал палку.
* * *
На всякий случай я попробовал, каково это -- быть поэтом-паро-
дистом. В качестве жертвы был выбран, разумеется, Пушкин А. С. У
Пушкина есть, среди прочего, вот такое:
Вечор, ты помнишь, вьюга злилась,
На мутном небе мгла носилась;
Луна, как бледное пятно,
Сквозь тучи мрачные желтела,
И ты печальная сидела.
А нынче погляди в окно!
У меня на это напародировалось следующее:
Надысь погода тут бесилась,
Во мгле небесной муть носилась,
И ты, как бледное пятно,
В окне печальная гляделась,
Как будто белены объелась,
Ведь спать пора была давно!
И ещё:
Старик Державин нас заметил,
Из гроба ручкою приветил.
Я понял так: БЛАГОСЛОВИЛ!
А то и так можно:
Весна! Крестьянин, торжествуя,
На дровнях добивает путь.
Его собачка, след почуя,
Несётся в гору как-нибудь.
Впечатление от собственных потуг: как бы ни был хорош поэт,
написать похожую на его продукт ехидную чепуху -- МОЖНО. Пароди-
ровать не означает быть особо изощрённым литератором. Для
пародиста важно следующее:
1) чувствовать свою неспособность побить конкурентов эффектными
"первичными" произведениями,
2) иметь злость,
3) поддерживать навык посредством регулярных занятий, а не огра-
ничиваться редкими налётами.
Строчить пародии мне не понравилось: есть набор верных приёмов,
так что даже не нужно сильно творчески напрягаться и думать, куда
бы ударить побольнее. Немножко поиздеваться над кем-нибудь в
стихах -- почему бы нет? Сбить спесь. Показать, что и ты шит не
лыком. Но делать пародирование своим основным занятием -- это
мелковато. А без издёвки ведь -- не пародия.
* * *
Хитроумный Александр Иванов, скажем, Пушкина с Лермонтовым не
трогал (по крайней мере на людях), а принимал величественную позу
защитника поэзии от халтуры.
Автор пародий смотрится не подозрительно, если он сам -- успеш-
ный "нормальный" поэт или хотя бы прозаик или что-то представляет
собой вне литературы. А если в запаснике у него только собствен-
ная невостребованная лирика, то он -- фигурно лающая шавка, вооб-
ражающая себя призванной охранять забор. Да, некоторые заборы
таки надо охранять, я этого не отрицаю, но делать это можно
по-разному.
Верю, что поэты-мазохисты млели от пародий Александра Иванова
на них и просили ещё. Верю, что какая-то польза от Иванова была и
литературе: даже когда амбар горит, заодно ведь много мышей
гибнет.
* * *
Выводы из поэтических пародий Александра Иванова:
1. В советское время публиковалось много стихотворной чепухи.
2. Если взялся сочинять стихи, то не хорошо делать следующее:
1) претенциозничать, выставлять себя великим автором;
2 примазываться к классикам (в особенности к Пушкину,
Державину, Льву Толстому);
3) заниматься обильным словотворчеством;
4) без подходящего основания имитировать деревенскую речь;
5) применять вычурные образы;
6) злоупотреблять литературными приёмами;
7) оставлять явные шероховатости ради размера и рифмы;
8) умничать, слишком демонстрировать эрудицию и особенно --
ошибаться при этом;
9) допускать выражения, которые могут быть истолкованы в
смешном смысле;
10) говорить выспренно.
Почти как Десять Заповедей.
* * *
В СССР поэзия в основном культивировалась государством, а не
развивалась самостоятельно на основе самоокупаемости. Из-за этого
стихов появлялось многовато, а "естественный отбор" в отношении
поэтов работал довольно вяло.
Большое СССР-овское поэтическое сообщество (авторы, редакторы,
критики, пародисты) было в значительной степени замкнутым на
себя: его члены много читали и обсуждали друг друга, а извне ими
интересовались не так уж пристально. Большинство нынешних обра-
зованцев, заставших во взрослом состоянии эпоху расцвета советс-
кой поэзии, вряд ли назовёт хотя бы десять тогдашних авторов, да
и не у всех, кого вспомнит, сможет воспроизвести хоть какие-то
стихи. Моя собственная попытка припомнить хотя бы авторов: Рожде-
ственский, Евтушенко, Вознесенский, Рубцов, Смеляков, Дементьев,
Долматовский, Самойлов, Друнина, Рублевская, Куняев... эээ...
эээ...
Литераторствование в советское время было шансом пробиться в
привилегированный социальный слой. Отсюда -- бурный натиск начи-
нающих молодых сил на редакции журналов, газет, издательств,
телеканалов и пр. Многие рвались в поэты, а не в прозаики, потому
что это был более короткий путь к известности, чем, скажем, сочи-
нение романов: не надо было утруждать себя придумыванием захваты-
вающих сюжетов и кропать сотни страниц без верной перспективы
что-то за это получить. Вдобавок была возможность выдавать
галиматью за новаторство.
* * *
Уверяют, что в личных отношениях он был отзывчивым милашкой.
Охотно верю, потому что это мало что значит. Соль в том, что если
человек израсходовал на какие-то "объекты" свою злость, то у него
просто нет душевных сил для того, чтобы злобствовать ещё по
каким-то поводам, пусть даже за деньги. Он понимает, что надо, но
в пороховницах временно нет пороха. Меня, к примеру, тоже считают
доброжелательным человеком, хотя уж я-то доподлинно знаю, что в
тёмных подвальчиках моей души засел серийный убийца на почве...
нет, даже на нескольких почвах.
* * *
Краснова, "Король пародии...":
"И я сказала ему, что я читаю в демократической прессе его пуб-
лицистические статьи, которых он раньше не писал, а теперь вдруг
начал писать, и в которых он раскрывается в совершенно новом
качестве, как гражданин... не Советского Союза, а постсоветской
России, и вся зачитываюсь ими... Он не ожидал от меня еще и
этого... И сказал, польщенный моими словами: 'Раз вы зачитывае-
тесь моими статьями, раз вы не только поклонница моих пародий, но
и моих публицистических статей, и моя единомышленница, я подарю
вам свою книгу прозы "Дело Ленина смертно".'"
"Книга эта - ценный вклад в Золотой Фонд антиЛенинианы."
Опус был издан в 1994 г. Аннотация: "Эта книга составлена из
статей, памфлетов и заметок, опубликованных в последние годы.
Пафос книги - в её названии."
Не читал, но осуждаю. В интернете отыскать статьи Александра
Иванова мне не удалось. Ну, а чего в наше время нет в интернете,
того как бы нет вообще.
Кстати, из ранней лирики Иванова (это когда он ещё не пародиро-
вал, а сам пытался стать простым советским поэтом) в интернет
тоже ничего пока не попало, а мне в библиотеку переться лень.
* * *
Единственные развёрнутые воспоминания об Александре Иванове,
какие мне удалось обнаружить в интернете, принадлежат поэтессе
Нине Красновой. О том, что эта дама собой представляет, она
говорит сама:
"В 1995 году, в период рыночных отношений, когда я уже перееха-
ла в Москву, я издала здесь книгу своих любовно-эротических сти-
хов 'Интим', самую смелую свою лирику, которую не могла издать в
советское время, потому что она была чересчур смелая и непривыч-
ная для того времени, да еще с хулиганскими частушками. За эту
книгу я получила на турнире поэтов в Лужниках титул Принцессы
Поэзии 'МК-95', а потом и титул Королевы Эротической Поэзии."
На что только люди не идут, чтобы не таскаться каждодневно на
обыкновенную человеческую работу.
* * *
Анонимная статья об Александре Иванове "В стране, где не было
юмора...":
"Сейчас в русской культуре вообще нет жанра литературной
пародии..."
Поверим на слово. Последние блистательные пародии, которые мне
попадались, относились к позднесоветскому времени: одна -- на
"17 мгновений весны" ("Операция Игельс", автор неизвестен, но по
размаху -- не Иванов), другая -- на Евангелия ("Житие великого
митька Иисуса по кликухе Христос и о том, как он тащился, и как
его замочили враги", автор Михаил Шильман).
Причина истощения поэтической пародии -- истощение поэзии
вообще. А поэзия истощилась отчасти из-за того, что её после
крушения Советской власти перестали дотировать. Вдобавок появи-
лись альтернативные средства самоохмурения: компьютерные игры,
интернет.
* * *
Почему поэт Александр Иванов -- именно что ЛИТЕРАТУРНО-ТОЩИЙ?
Потому что у него НЕТ НИЧЕГО уровня таких вещей, как "Клеветни-
кам России", "Я вас любил, любовь ещё, быть может...", "Бороди-
но", "Пророк" (Пушкина, Лермонтова), "Отговорила роща золо-
тая...", "Не жалею, не зову, не плачу...", "Левый марш", "Ты
помнишь, Алёша, дороги Смоленщины", "Василий Тёркин", "Я -- Як,
истребитель...". Иванов -- концептуально мелкий, вторичный, по
большому счёту, может, даже лишний, но раз за разом оказывавшийся
на переднем плане и разносивший по умишкам свою... эээ... никче-
мучину. Ладно, белиберду.
Александр Иванов мне не в последнюю очередь чужд и противен
своей социальной принадлежностью -- к элитке московско-ленин-
градской интеллигенции. Страшно далеки они были там от народа
-- своим головным мусором -- и страшно убоги в концептуальном
отношении. Зато иногда блистательны в частностях (но далеко не
все), а главное -- очень цепки и солидарны, когда дело касалось
держания обороны вокруг их кормушек, в основном наследственных.
* * *
Краснова:
"...он... тоже сам продавал в Москве свои книги. Не на 'площа-
дях и улицах столицы', как я, а в комплексе 'Олимпийский' на про-
спекте Мира. Критик Игорь Михайлов сказал мне, что своими глазами
видел там Александра Иванова, как он стоял за прилавком, и прода-
вал свои книги, и их у него не очень-то и брали, и он стоял такой
длинный, согнувшись над прилавком, и разглаживал руками, длинными
пальцами, мятые, засаленные бумажные десятки, и представлял из
себя какое-то такое довольно печальное зрелище."
За что боролся, на то и напоролся.
"Он умер от сердца. Незадолго до этого он купил себе и своей
жене домик в Барселоне, в Испании и уезжал туда с ней, а потом она
осталась там, а он вернулся в Москву, чтобы отметить здесь День
независимости, и ждал ее, когда она вернется из Барселоны. И
пригласил к себе 12-го числа своего друга. И тот пришел к нему и
позвонил ему в дверь и услышал за дверью шорох и страшный
хрип..."
Предсмертный хрип моего врага, прилетевшего в поруганную страну
отрабатывать испанский домик... Ну, врага не личного. В личном
аспекте он мне местами даже чуть-чуть симпатичен (потому как спо-
собный неудачник, да и в приватной жизни, вроде, не был дряню),
но активная ельциноидность -- это тяжкий грех. Тяжкий... Надо же:
"день независимости" отмечал: от кого и чего, интересно, если
РОССИЯ НИКОГДА НЕ БЫЛА ЧЬЕЙ-ТО КОЛОНИЕЙ (по крайней мере, номи-
нально).
Пародист Иванов не выдержал испытания "свободой"... Для него
свобода выбора явно оказалась слишком трудной ношей: за неимением
внутренних ограничителей он нуждался во внешних, но не понимал
этого и хотел, как "все", дышать полной грудью...
Но есть, есть Божий суд,
Наперсники разврата...
Это я ему за то, что он выделывал "своим раскованным языком с
ненормативной, то есть запретной, табуированной тогда в поэзии и
в других литературных жанрах лексикой..."
Бывший всесоюзный душка под конец оказался участником коллек-
тивных ельциноидских кровососаний из многострадального русского
народа. Если присмотреться к душке трезвым взглядом, заметится у
него и в самом деле что-то от вампира: худого, конечно, хроничес-
ки недопотреблявшего крови в сложное советское время (а может, и
сдерживавшегося из гуманных соображений, но потом сорвавшегося).
Так домик в Испании, говорите?
Как феноменчик в культуре, Александр Иванов уже более-менее
переварен, но сухого остатка от него оказалось так мало, что нет
смысла говорить о сколько-нибудь серьёзном удобрении.
Александр Иванов -- не явление, а явленьице в русской литерату-
ре. Русскоязычные интеллигентные люди, родившиеся после года этак
1978-го, ныне, когда им в исследовательских целях фото Иванова
показываешь, спрашивают: а кто это такой? Сан Саныч был, да весь
вышел. Литературный след от него оказался слабым и уже почти
выветрился в песках времени. Кто не видел его в эпоху своей моло-
дости по телевизору, того он теперь, в чисто текстовом варианте,
не впечатляет.
Восемь лет он был литературным князьком со своим удельчиком,
расположенным в очень бойком месте, но, вроде, вёл себя прилично.
Объяснить это можно тем, что до 1991 года его творческое самолю-
бие находилось в более-менее удовлетворённом состоянии. Решив
свои личные проблемы, Сан Саныч потерял стимул к созданию проблем
другим людям, и это характеризует его положительно.
Литератору не повредили бы какие-нибудь эссе или мемуары, но у
Александра Иванова подобное что-то не просматривается. Говорят,
где-то у него лирика и публицистика имеются, но я на них пока не
наткнулся (лирику он, возможно, скрывал для защиты от пародис-
тов). Как оказалось, отсутствовали у него не только дети, но по
существу и друзья, а были только товарищи по работе и по партии.
Его компактное литературное наследие лелеют теперь в интернете
какие-то сторонние любители. Всякий, кто сегодня пробует к нему
присмотреться, довольно быстро упирается прежде всего в "письмо
сорока двух" и в испанский домик, приходящиеся аккурат на эпоху,
когда разворовывали страну и расстреливали патриотов (из танков
-- по зданию Верховного совета). После этого у людей приличных
желание поддержать светлую память о великом пародисте, наверное,
несколько остывает. Таки предал всесоюзный Саня огромное множест-
во своих поклонников: обменял остатки популярности на символ
материального благополучия. И если выражаться совсем уж искренне
(а иногда надо позволять себе и такое), то он в конце концов не
помер даже, а подох. Помирают ведь только хорошие люди, а измен-
ники -- подыхают. Сомневающимся в стилистической правильности
здесь слова "подох" (я тоже иногда сомневаюсь) рекомендую
перечитать лживое и жуткое "письмо сорока двух".
На пьянство можно было бы элементарно закрыть глаза -- и даже
на подписание письмеца, призывавшего к расправам (время было
сложное, многие путались в мыслях). Но вот испанский домик -- это
уже не продукт настроения, а вещь фундаментальная, долговременная
и очень неслучайная.
Испанский домик Александру Иванову в начале 1990-х был не по
литературно-телевизионным заслугам перед народом. Значит, по за-
слугам перед кем-то другим. Может, домик стал платой за пресло-
вутую подпись, может, подпись стала благодарностью за домик. Есть
факт, что домик остался за пародистом.
Домик раскрыл мне глаза. Не всплыви он, картина жизнедеятель-
ности мегапародиста Иванова оказалась бы сглаженной, ничем не
цепляющей.
Домовладелец Иванов...
Если мы дохахакались до развала собственной империи, значит,
очень даже возможно, что юмористы-сатирики пичкали народную массу
не тем, чем надо было. К 1991 г. российское общество потеряло не
только КПСС, но также УМ, ЧЕСТЬ И СОВЕСТЬ и вообще оказалось в
состоянии неадекватности вызовам НАШЕЙ ЭПОХИ. Голодный тощий
пародист в компании прирождённых русских литераторов сатирической
разновидности восемь лет издалека подводил русскоязычную массу к
дурацкой мысли, что только сокрушив всё советское, можно придти в
этой стране к подлинной почти-всеобщей сытости. Когда сбылась
мечта идиотов, сам Иванов толком так и не упитался, зато упился
до смерти.
Заслуги Александра Иванова перед страной -- на том же уровне,
что и его заслуги перед литературой: он развлекал народ, когда
страна катилась в пропасть. На тему вредных развлечений, кстати,
такой вот анекдотец имеется:
Коpабль атакован подводной лодкой. Капитан:
- Боцман, торпеда! Увернуться не успеем! Иди успокой команду --
чтобы не было паники!
Боцман:
- ЕСТЬ!!
Выходит на палубу, дает команду "свистать всех на верх!" и
говорит:
- Мужики, а я вот сейчас так пёрну, что коpабль развалится!
- Врешь! А ну попробуй!
Боцман с шумом исполняет обещанное. Взрыв. Всплывает чудом
уцелевший боцман и натыкается на едва живого капитана. Тот
отплевывается и стонет:
- Дурак ты, боцман, и шутки твои дурацкие: торпеда мимо прошла!
Наверное, русским людям всё же не надо было так сильно хихикать
над отечественными реалиями во второй половине 1980-х...
* * *
Вы навыбирали себе в своё время очень специфических народных
любимцев, а теперь удивляетесь, что житуха в России всё хуже.
Нет, не "смотря кому", потому что катастрофа будет одна на всех.
Из обсуждения:
"Бывший сотрудник КГБ Владимир Попов в своей книге 'Заговор
негодяев' перечисляет кучу деятелей советской и российской
культуры, ставших агентами КГБ. Среди них и Александр Иванов,
взявший себе агентурный псевдоним Тугар - в честь отрицательного
персонажа русских былин, тюркского батыра Тугарина (т.е.
Тенгерийн, "небесного"). Стучать на коллег Иванову не нравилось,
и он начал сильно пить. Так от пьянства и помер."
Спасибо, нашёл в упомянутом источнике:
"В середине 1970-х годов Никандров приобрел агента из противо-
стоящего "русистам" лагеря. Им был известный поэт-сатирик Алек-
сандр Иванов, избравший себе своеобразный псевдоним Тугар. Туга-
рин Змеевич в русских былинах был противником русских богатырей,
Алеши Поповича или Добрыни Никитича. С помощью Тугара-Иванова
"литературная группа" 5-го управления в числе первых "доверенных
читателей" на несколько часов получала "горячие" машинописные
экземпляры романа Василия Аксенова "Ожог" и бесцензурный сборник
"Метрополь", которые после их копирования возвращались Иванову."
"Двойственность жизни сжигала Иванова изнутри. Он серьезно и
запойно пил, что стало причиной его преждевременной смерти от
алкогольной интоксикации."
Ну, человеку хотя бы не нравилось стучать.
И уточним, что ни подполковник КГБ, ни генерал даже, НЕ МОЖЕТ
иметь, наверное и 10-й части такой осведомлённости во всяких опе-
ративных делах, какую демонстрирует этот Владимир Попов. Данная
его книга -- в основном результат компиляций чужих рассказов,
наверняка включавших в себя не только достоверное, но также тен-
денцозные интерпретации, домыслы и ложь.
Литература:
"Александр Иванов. Смерть на дне стакана".
"В стране, где не было юмора...", сайт aa-ivanov.ouc.ru
Краснова Н. "Король пародии Александр Иванов", "Наша улица",
№114 (5), май 2009.
Сайт litparody.ru
Приложение: Александр Иванов, "Красная Пашечка".
(Как бы шедевр Иванова в прозе. Пародия на "Красную Шапочку".)
В конце лета мать с трудом оторвала голову от подушки и слабым
голосом позвала Пашечку.
Уже лет десять прошло с тех пор, как ушел от нее муж, Пашечкин
отец, красавец, левун, гулена, бабник, любитель выпить и заку-
сить.
Мать слегла. Врачи определили полеомиелит, потерю памяти,
тахикардию с перемежающейся экстрасистолией, хронический гастрит,
чесотку и энцефалопатический сидром.
- Сходи к бабушке, дочка, - прошептала мать. - Отнеси ей пирож-
ков. Пусть порадуется. Недолго уж ей осталось...
Бабушка жила одна в глухом лесу, где до ухода на пенсию по
инвалидности работала уборщицей в Театре оперы и балета.
Как-то, заменяя внезапно умершую балерину, она упала в оркест-
ровую яму, сломала ноги, руки, шею, позвоночник и выбила зубы.
С тех пор уже не вставала.
Раз в год Пашечка носила ей пирожки с начинкой из продукции
фирмы "Гедеон Рихтер". Бабушка радовалась, счастливо улыбалась,
ничего не видя и не слыша, и только выбивала желтой пяткой
мелодию вальса "Амурские волны".
Вот и сейчас Пашечка собрала корзинку и, тяжело опираясь на
костыли, вышла из дому.
Все называли ее Пашечкой из-за нездорового румянца, который был
у нее с детства. Она страдала рахитом, эпилепсией, слуховыми
галлюцинациями и аневризмой аорты. И ходила поэтому с трудом.
На лесной тропинке встретился ей Алексей Сергеевич Волк, лучший
в лесу хирург - золотые зубы, резавший безболезненно и мгновенно.
У него было размягчение мозга, и он знал это. Жить оставалось
считанные минуты.
Еле передвигая ноги, Волк подошел к упавшей от изнеможения
Красной Пашечке. Она слабо улыбнулась.
- К бабушке? - тихо спросил Волк.
- К ней.
- Поздно, - сказал Волк и, привалившись к березе, дал дуба.
Пашечка вздохнула и отошла. Последнее, что она видела, был
пробежавший мимо хромой заяц с явными признаками язвы желудка и
цирроза печени.
Она приказала ему долго жить.
Это остроумно? ДА. А смешно? Кому как. Лично мне -- уже нет
(а когда-то, в телевизионном исполнении, вроде, было). Хотя я и
смешливый (ухохатываюсь, к примеру, над медицинскими, военными,
еврейскими и т. п. анекдотами из своей коллекции). И это очень
ПУСТАЯ вещь.
"Привалившись к березе, дал дуба" -- таки микрошедеврик, вызы-
вающий зависть, но микрошедеврик формального типа. Скажем у Жва-
нецкого в его "вам шашечки или ехать?" имеется зарядик социальной
критики, а какой социальный зарядик в "Красной Пашечке"? Опуска-
ние слова "красный" в порядке охаивания Октябрьской революции
1917 года, что ли? Или пропаганда здорового образа жизни? Не
предчувствие же, наверное, своего "раннего ухода". Немного попо-
тешался над эпилептиками, язвенниками и др. жертвами несовершен-
ного общества, но, как оказалось, не безнаказанно. Кстати, не
упомянул алкоголиков. Не иначе, из скромности.
Из обсуждения:
"Автору, конечно же, ничего не известно о существовании сольных
творческих вечеров, где на протяжении полутора, двух и более ча-
сов на сцене – только автор со своими произведениями. И смех в
зале."
Дежурный ответ паскудящему интернетному "критику", который
корчит из себя шибко литературистого (а я -- типа никто).
Простите, и чего ж Вы сюда прилезли? Никто не читает Ваших
"портянок", наверное? Так ведь и здесь посетители бывают редко-
вато. Но здесь воняю своими "портянками" я, а Вы себе собственую
портяночную заводите, please, и там самозанюхивайтесь до одури.
Давайте, я, может, скажу про Вас по-простому и коротко. Вы --
литературный клопик. Даже не вторичный феноменчик в литературе, а
и вовсе третичный или, скорее, даже четвертичный, ой. Залитерату-
рившийся до кончиков волос и, похоже, утративший связь с нашей
кипучей грубой реальностью. Раздавливать я Вас тут не буду по
известной причине. Ползите-ка Вы отсюда с богом прочь и больше
не приползайте, а то меня может неслабо на Вас вытошнить снизу.
Мненьица подобных Вам индивидиков я подкладываю под ножку сту-
ла, если он качается. Иногда я ими, впрочем, подтираюсь, но во-
обще-то предпочитаю нормальную туалетную бумагу. Ещё случается,
что я ими обувь свою чищу, но редко (я ленивый и на свой внешний
вид особо не нарциссирую).
От клопачьей наглости я иногда просто фигею. Стояли бы вы лучше
смирненько на семи своих лапках, а восьмой лапкой благоговейно
конспектировали всё, что я говорю (мало ли со мной что -- ненаро-
ком; не на ночь будь сказано; тьфу на вас тридцать три раза).
Пристроились где-то под веником -- ну, так и сидите там тихо, а
свой компьютерчик выбросьте.
Он мне на мозжище посмел капнуть, надо же. Вообще-то дезинфици-
роваться надо прежде, чем к человечищам приближаетесь. Китяточком
и дустиком, чтобы верняк. Потом просыхать. Потом биться головкой
о стеночку с целью общего укрепления организма, поскольку я всё
равно ударю сильнее.
Ну и расплодилось существ! От избытка жратвы, видимо. А они ж
при этом имеют наглость на плохую власть жаловаться, дряни эта-
кие.
Если у Вас не получается здраво соображать, так Вы лучше и не
пытайтесь раз за разом. Головки своей зря не мучайте: вам её и
другие открутят при случае, только подайте знак.
Вы, может, рассчитывали, что я разбирать Ваши писульки буду?
Тыкать Вас хоботком в ваши разительные ошибочки и убогие заблуж-
деньица? Как говорят в народе, А НА ХРЕНА, если я ещё в состоянии
отличать акцентуированных клопов от толковых критиков?
Что ещё? Попробовать убиться я Вам уже советовал? Если ещё нет,
то вот Вам моё ДА. Сойдёте за невольника чести, может. Только не
прямо здесь, пожалуйста. Такой (или такое?!) позорище с выпуском
газиков в сторону честнейшего писателя смывается разве что кро-
вью. Кстати, не помню, а она у вас хоть есть, или вместо её лимфа
какая (давненько я клопов не давил, сорри)?
Резюмирую: БРЫСЬ.
Возврат на главную страницу Александр Бурьяк / Литературно-тощий поэт-пародист Александр Иванов