"Якая эпоха, такiя i таленты."
Уладзiмiр Караткевiч,
"Каласы пад сярпом тваiм"
"Няшчасная Беларусь! Добры, памяркоўны,
рамантычны народ у руках такой поскудзi.
I пакуль гэты народ будзе дурнем, так
будзе заўсёды."
Уладзiмiр Караткевiч,
"Дзiкае паляванне караля Стаха"
По поводу Владимира Короткевича в интернете почти нет критичес-
кой критики, и я решил рискнуть чуть подправить эту ситуацию, по-
скольку дружное единомыслие всегда настораживает меня и вызывает
желание высказать хоть что-нибудь против, потому что в мощь и
безошибочность массового разума я НЕ ВЕРЮ.
Белорусский писатель Владимир Короткевич (1930-1984) был мало-
конфликтный сибарит, созерцатель-мечтатель и творческий пьяница.
Рано помер из-за совместного разрушительного действия алкоголя,
табака, кофе и малоподвижного образа жизни на организм, в особен-
ности на печень. В памяти современников запечатлелся как единст-
венный из белорусских письменников позднесоветского времени, кому
удалось вызывать ажиотажный стихийный интерес народных масс не к
одному даже, а к целым двум своим крупным произведениям: к повес-
ти "Дикая охота короля Стаха" и роману "Чёрный замок Ольшанский".
Правда, не в исходном, белорусскоязычном варианте, а только после
перевода на pусский. В 1984 г. я тоже был в огромном восторге от
этих творений и в развитие успеха даже купил и прочитал, уже на
белорусской мове, менее эффектный, но тоже впечатливший меня
роман этого же автора "Нельга забыць" (я и тогда был в принципе
не против белорусского языка, но отыскать на нём что-нибудь инте-
ресное было очень сложно).
* * *
Короткевич чрезвычайно много учился работе со словом. Он
закончил:
в 1954 г. Киевский университет (русская филология);
в 1955 г. аспирантуру при Киевском университете;
в 1960 г. Высшие литературные курсы;
в 1962 г. Сценарные курсы.
Таким образом, не исключено, что в формально-образовательном
аспекте Короткевич является самым подготовленным писателем всех
времён и народов. Эта перманентная учёба прирождённого литератора
выглядит несколько подозрительно. Напомним себе, что Лермонтов,
Гоголь, Горький, Шолохов и некоторые другие весьма качественные
писатели не получили не то что филологического (не говоря уже о
писательском), но даже хоть какого-нибудь высшего образования.
А ведь были вдобавок и моменты принятия творческой благодати:
"Яшчэ ў даваенныя гады Караткевiч даслаў лiст Карнею Чукоўска-
му. I атрымаў адказ гэтага прызнанага майстра. У лiпенi 1938 года
ён убачыў Янку Купалу, якi адпачываў недалёка, на дачы ў Ляўках."
(раскопал Анатоль Верабей)
После войны Короткевич, затесавшись в ряды так называемых моло-
дых писателей, и вовсе тёрся о как бы классиков. Есть, к примеру,
снимок 1955 года, на котором 25-летний Владимир Семёнович запе-
чатлён в небольшой компании с Якубом Коласом и Петрусём Бровкой.
Ещё вот снимок 1959 года: Семёнович и Янка Брыль. А есть снимок
1966 года, на котором "Уладзiмiр Караткевiч з бацькамi Максiма
Танка i маладымi письменнiкамi ў Пилькаўшчыне": тут он типа при-
пал аж к первоисточникам таланта. Это всё навскидку из 3-го тома
собрания сочинений 1988 года. В общем, он был очень интегрирован
и, надо думать, наставлен (от слова "наставник"), вот только --
обратная сторона медали! -- обвешан моральными обязательствами по
самое не могу, так что выдать хоть что-то более-менее критичое о
ком-то из коллег или, к примеру, о белорусской литературе в целом
ему оказывалось сильно в лом. Кукушки нахваливали петухов, а те
за это подвигались чуток возле союзписательской кормушки, давая
немножко прохода кукушкам.
* * *
В 1954-1958 гг. Короткевич работал школьным учителем русского
языка и литературы. По белорусской традиции начал с публикации
стихов в районной газете, потом укрепился в прозе. В 1957 г. был
принят в Союз писателей. В 1962 г. вступил на профессиональную
писательскую стезю.
Литературным деятелем трибунно-заседательского типа он не был,
но с коллегами охотно водился (особенно если те были не прочь вы-
пить) и вообще был компанейским человеком, что, надо думать, зна-
чительно облегчило ему пристраивание его текстов, зато съело мно-
го времени и здоровья и сузило диапазон допустимых высказываний.
* * *
О том, как надо пролезать в белорусскую литературу, можно почи-
тать в белорусскоязычной Википедии:
"Як паэт Караткевiч дэбютаваў у 1951 г. - апублiкаваў у аршанс-
кай раённай газеце 'Ленiнскi прызыў' два вершы: 'Тут будет канал'
(на рускай мове) i 'Якубу Коласу' (на беларускай мове)."
"Летам 1952 г. пад уражаннем паездкi ў Вязынку - родныя мясцiны
Янкi Купалы - быў напiсаны нарыс 'Вязынка', якi разам з суправа-
джальным пiсьмом Караткевiч даслаў жонцы Янкi Купалы Уладзiславе
Францаўне. У гэты ж час ён накiраваў шэраг сваiх раннiх твораў
(казкi, вершы, апавяданнi) для ацэнкi Якубу Коласу."
"У казцы 'Нямоглы бацька' пiсьменнiк звяртае ўвагу на неабход-
насць у павазе i любовi да бацькоў. (...) Пры стварэннi гэтай
казкi Караткевiч, верагодна, абапiраўся на казку 'Стары бацька'
Аляксандра Сержпутоўскага, аднак пры гэтым iм была выказана
ўласная аўтарская пазiцыя."
* * *
До 1983 года я о писателе Короткевиче не слышал: у белорусского
народа была своя жизнь, у белорусских классиков -- своя, а я во-
дился всё как-то с народом, а не с классиками. Читать белорусские
литературные журналы обычно было невозможно. Единственным замет-
ным событием на моей памяти была публикация в русскоязычном
"Нёмане" повести Виктора Каннинга "Проходная пешка", переведенной
с английского на русский (я мог и с оригиналом справиться, но где
ж его было достать?). Причиной литературной скукотищи в Белорус-
сии было засилие не столько КПСС, сколько сплочённой компашки
письменников, которые и сами занимательно писать не могли, и
другим проявить себя не давали.
В 1984 г. я, начитавшись "Нельга забыць", разузнал в Союзе
писателей адрес Короткевича и пошёл к нему домой, чтобы спросить
совета в одном важнейшем для меня деле. Ну, как ходили простаки
ко Льву Толстому отнимать его время. Мне тогда представлялось,
что Короткевич -- особенный, значительно выше других по духовному
складу, и что только он поймёт и поможет. Но "встреча поколений"
не состоялась, передача благодати -- тоже: Короткевич уже был в
больнице. Зато теперь нет и сдерживающих моральных обязательств
(и не известно ещё, что лучше для литераторства: благодать или
свобода от обязательств). Тридцать последующих лет я противопо-
ставлял Короткевича как писателя всем местным классикам, пока,
наконец, не съездил случайно в Гольшаны и не увидел ситуации с
"замком Ольшанским" и прочей гольшанской стариной. После этого
то, что много лет лежало перед глазами, вдруг сложилось у меня в
определённую картинку.
Соль не в том, что реальный Гольшанский замок оказался в много
худшем состоянии, чем Ольшанский в романе (мне это было и прежде
известно). Соль в том, что в как бы дворе замка вдобавок жутко
смердело навозом от бывшего здесь при Советах коровника, а в
прекрасном гольшанском костёле в те же времена, оказывается
устроили склад удобрений, и сторожа этого склада ЖГЛИ АЛТАРИ и
прочую деревянную храмовую атрибутику в своей печке, а Коротке-
вич, получается, всю жизнь ловко уклонялся от заострения темы
уничтожаемого архитектурного наследия, чтобы исправно получать
путёвки в дома отдыха и "дома творчества". Если за тридцать лет
после его смерти никакие следы его храбрых заступничеств не
обнаружились, значит, их и не было.
Из белорусской Википедии:
"Пiсьменнiк выступаў у абарону беларускай мовы, культуры, пом-
нiкаў архiтэктуры i прыроды. У 1970-я г. быў удзельнiкам навуко-
вых экспедыцый 'Збору помнiкаў гiсторыi i культуры Беларусi'
iнстытута мастацтвазнаўства, этнаграфii i фальклору АН Беларусi,
вёў на Беларускiм тэлебачаннi праграму 'Спадчына'."
Программы не помню. Выступать в защиту можно очень по-разному.
Советская власть как целое тоже всегда именно что ВЫСТУПАЛА в
защиту "беларускай мовы, культуры, помнiкаў архiтэктуры i
прыроды", на деле же нередко получалось кошмарное лишь бы что.
Для сравнения почитаем, что говорится в Википедии о Зеноне
Позняке:
"С 1960-х годов активно боролся за сохранение историко-архитек-
турной среды г. Минска, которая разрушалась в процессе социалис-
тического градостроительства. В 1969 опубликовал статью в газете
'Правда' на эту тему, что отсрочило уничтожение многих историчес-
ки ценных зданий и кварталов в центре Минска."
(Смутно припоминаю, что моя первая корявая заметочка в газету
называлась не "С нетепрением ждём Первомая" или как-нибудь ещё в
этом роде, а "Зачем ломают старые дома?". В году 1984-м я, кажет-
ся, даже занёс её в "Вечерний Минск", где она и канула в беско-
нечность времени и пространства.)
Далее, это как бы участие Короткевича в экспедициях в непонят-
ном статусе (скорее всего, в качестве временно примкнувшего,
чтобы поглазеть и отметиться) определённо говорит только об
избытке у Короткевича свободного времени. Ни в какие культурные
приобретения, насколько я понимаю, это непосредственно не
вылилось.
* * *
Короткевич, по-видимому, знал в той или иной степени, помимо
белорусского и русского, следующие языки: украинский, польский,
чешский, литовский, латышский. Во всяком случае, на это есть
намёки в его произведениях или предпосылки в биографии. Мне он в
своё время виделся великим гражданином нашего центра Европы:
осмыслителем-интегратором, который в любой из стран в промежутке
от Балтийского до Черного моря чувствовал почти как дома. По
мировоззрению он был, полагаю, нерелигиозный традиционистский
центральноевропеец, принявший Советскую власть как данность. Наш
тихий завуалированный ответ московским евразийцам.
По большому счёту Короткевич меня разочаровал: он оказался
мельче и проще, чем хотелось и чем верилось.
* * *
Был полноват, с лицом пухлой женщины. В физическом отношении
являл собой такого же белоруса из собственных книжек, как Йозеф
Геббельс -- представителя нордической расы.
* * *
Полагаю, что Короткевич спился в своих многочисленных поездках
по СССР. Если бы он путешествовал как частное лицо, за личный
счёт, то, наверное, этого бы не случилось. Но он ездил больше как
писатель, за счёт государства, поэтому были всякие приёмы, за-
стольные акции, и приходилось пить -- за хозяев, гостей, дружбу
народов, мир во всём мире и всякое такое прочее.
* * *
Следы оппозиционной активности Короткевича что-то не обнаружи-
ваются. Он был либо очень лояльным либо очень осторожным, что на
практике означает одно и то же. И власти соответственно отыгрыва-
лись на Короткевиче в своей тёплой заботе о литературе, чтобы
снимать раздражение, вызывавшееся литературными фрондёрами с
одной стороны и шибко услужливыми бездарями с другой.
* * *
Короткевич жил полупогруженный в свои литвинские исторические
фантазии (правда, сверенные с "линией партии") и успешно самореа-
лизовывался в белорусскоязычном литературном творчестве.
Литературный талант Короткевича виден уже в первых его расска-
зах, написанных ещё до достижения им 20-летнего возраста, на рус-
ском языке. Но для великого писательства требуется, помимо навыка
текстотворчества, ещё кое-что: новая тематика, значимая общест-
венная позиция, некоторые трения с властью и/или с интеллигенци-
ей. У Короткевича немножко получилось только с тематикой, да и то
не вообще, а лишь в белорусской литературе.
* * *
Петр Драчев:
"А он тогда уже не пил - его несколько раз лечили. Но в Киеве
его сорвали. В этом смысле он был слабым человеком. А гости у
него были каждый день. И каждый приносил что-то из выпивки."
"Он не мог есть - язва открылась, а врачи его от печени
лечили."
Вячеслав Рагойша ("Незабываемый 1967-й"):
"Следующий, 1984-й год стал последним годом наших встреч с Ко-
роткевичем. Он чувствовал себя весьма скверно. У него часто болел
живот. Однажды, когда, поджав ноги, он лежал в своей комнате на
диване, я спросил: 'Вижу, что тебе болит, но как? Сравни с чем-
нибудь свою боль'. - 'Все равно как будто десять утюгов раскален-
ных в животе', - ответил Владимир. Зная его романтическую натуру,
я воспринял ответ как гиперболу. Но в то же время подумал: 'Если
даже один утюг, то и его достаточно: Как он только, бедный,
терпит!' Врачи поставили диагноз: цирроз печени. Вскрытие после
смерти показало: цирроза не было."
* * *
Нина Молева:
"У него было невероятно восторженное отношение к Сталину. Пред-
ставьте себе, он рассказывал, как на товарных вагонах добирался
до Москвы, чтобы проститься с вождем. А рядом с ним на лекциях
сидит человек, которого забрали 6-летним в концлагерь вместе со
всей семьей. Время прошло, и Короткевич пересмотрел свои позиции.
Но тогда это было так. Был еще такой момент. Однажды мой курс
повели на съезд союза писателей по поводу исключения Пастернака.
Приходят, я полюбопытствовала: 'Как же прошло голосование?!' Го-
ворят: 'Единогласно, чего тут еще думать'. Вот тут они первый раз
узнали, что такое моя реакция. Я взорвалась: 'Кто из вас читал
Пастернака?' Оказалось, только один человек его пролистывал.
Спрашиваю: 'И после этого вы смеете осуждать?!' Короткевич
отвечает: 'Ну, знаете, всю муть перечитывать, которая выдается,
в сумасшедшем доме можно оказаться!' Понимаете, я никак не хочу
нарушить тот харизматичный образ рыцаря, который бытует вокруг
Короткевича в Беларуси. Просто он, как и многие его сокурсники,
ко мне пришел еще не сформировавшимся человеком."
В белорусской Википедии (be.wikipedia.org) поклонники мастера
строчат по-другому:
"Крытычна ставiўся да рэалiй сталiнскай эпохi. У 1953 г. навед-
вае Маскву, каб паглядзець на пахаванне памерлага Сталiна."
Надо понимать, Короткевич ездил на похороны Сталина, чтобы
порадоваться виду мёртвого тела. Кстати, супруга Короткевича
преподавала до замужества историю КПСС.
Если прикормленный писатель Короткевич всё-таки позволял себе
вне частных разговоров лёгкие намёки на не совсем одобрение не-
которых советских реалий, можно заметить на это, что эпизодичес-
кая умеренная критика частностей допускалась даже в газете
"Правда" -- и вообще, можно сказать, являла собой долг каждого
советского человека.
* * *
Ещё Нина Молева:
"Он пришел ко мне домой и бросил к моим ногам шкуру медведя.
'Это тебе!' Сказал, что это он сам убил медведицу, у нее остались
детеныши. Я охотников не терплю. А он оставил медвежат сиротами
ради того, чтобы принести мне эту шкуру! Я сказала: 'Это настоль-
ко невероятно, что уходите немедленно. Если вы считаете возможным
оставить детенышей без матери, то грош вам цена!' Он ушел."
Это о том, как Короткевич выступал с оружием в руках на защиту
природы.
* * *
Из журнала skurlatov.livejournal.com:
"В 1982 году квартиру Короткевича обокрали. Золота, серебра и
хрусталя вынесли на несколько тысяч (Короткевич в те годы получал
большие гонорары)."
Короткевич, оказывается, не просто маялся животом и прочим, а
НАД ЗЛАТОМ ЧАХ... Кстати, у него вот такое есть:
"Золото, золото! Тысячи панегириков нужно пропеть власти твоей
над душами людей. Ты все: пеленка ребенка, купленное тело
девушки, дружба, любовь и власть, мозг величайших гениев, даже
приличная яма в земле. И ко всему этому я пробьюсь."
Ко всему он не пробился, но яму приличную получил.
* * *
Мне издавна представлялось странноватым, что сценаристское
образование Владимира Короткевича не отразилось положительно на
фильмах, снятых по его произведениям с его сценаристским участи-
ем.
Юрий Цветков ("I коскi правiць не буду!", respublika.sb.by):
"Трудно шла работа над картиной 'Дикая охота короля Стаха' (1979
год). Володя не очень хорошо воспринимал киноматериал режиссера
Валерия Рубинчика. Ему все время казалось, что фильм заметно
'уезжает' в сторону от литературного сценария. Помню, просмотрев
окончательный вариант фильма, мы сели вдвоем с Володей на лавочку
перед 'Беларусьфильмом'. Володя долго-долго молчал, а потом
рассуждал, что литература и кино совсем разные виды искусства.
Он, мол, работает в литературе. А Рубинчик сделал кино. Не совсем
такое, как было представлено в сценарии. Но очень хороший фильм,
талантливый."
На самом деле фильм получился скучным. И нахватал призов на
фестивалях извращенческих фильмов "не для всех". Вот отзывы с
сайта www.kinopoisk.ru:
17.06.2012:
"В жизни бы не подумала, что после просмотра советского фильма
может остаться мерзкий осадок. Однако он остался. Да еще какой!
Незадолго до этого я прочитала книгу Владимира Короткевича,
что в принципе и побудило меня к просмотру. Если честно, я не
очень люблю 'родную лiтаратуру', но от этой книги было просто
невозможно оторваться. Я искренне надеялась, что фильм будет
таким же чудесным.
Но назвать сие творение ни то что чудесным, а даже неплохим
язык просто не поворачивается.
Начнем с сюжета. Абсолютно убита главная идея книги: страдания
и мучения белорусского народа за многовековую историю. В книге на
этом не заостряется внимание, но, если читать между строк, то и в
разговорах героев, и просто в описании природы и людей чувствует-
ся глубокая любовь автора к родной земле.
Да и вообще весь фильм снят кусками, которые вырвали из разных
частей книги. Вконец испорчена чудесная сцена бала в честь совер-
шеннолетия хозяйки Болотных Ялин. Сама страшная легенда о прокля-
тии на род Яновских короля Стаха потеряла свою загадочность и
ужас. Момент с пиршеством и дуэлью Белорецкого и Вороны в доме
Дуботовка получился совершенно скучным и неинтересным. Романтиче-
ская история главных героев отсутствовала на протяжении всего
фильма, и тем, кто не читал книгу остается только догадываться,
почему Яновская так охотно уехала вместе с Белорецким.
Актеры тоже подобраны далеко не лучшие. Главный герой - Андрей
Белорецкий, которого в книге просто невозможно не любить за его
смелость и твердый характер. В фильме же отсутствует эта яркость
и уверенность персонажа. Это просто какой-то серенький, посредст-
венный герой, который весь фильм ходит и созерцает, как возле
него гибнут и страдают люди. Надежду Яновскую сделали сумасшедшей
молодой женщиной, которая сложила руки и собралась умирать. А где
же безграничная вера этой девушки в лучшую жизнь? В то, что
где-то далеко от ее родного дома есть места, где люди живут
по-другому.
Но буду объективной и скажу, что несколько плюсов в этом фильме
все же было. Перво-наперво это само поместье Болотные Ялины.
Имение поражает своей красотой и сходством с книжным оригиналом.
Понравились яркие герои пана Дуботовка и пани Кульши. История
маленького человека Базиля тоже передана довольно интересно. Как
ни странно, но мне понравился момент празднования Нового года,
которого не было в книге (опустим то, что там вообще все действо
произходило в начале осени). Хороши были декорации и массовка,
изображающая крестьян. Их встреча с Дикой охотой 'стенка на
стенку' выглядела довольно забавно:
Жаль. Очень жаль, что такую хорошую книгу не смогли достойно
экранизировать."
30.06.2014:
"Одна из самых неудачных адаптаций книг, которые я когда-либо
вообще видел. Это нужно было еще так постараться, чтобы из
отличного исторического детектива сделать подобное унылое говно.
Актерский состав - руки оторвать директору по кастингу.
Борменталь из Собачьего сердца в роли Белорецкого - чистой воды
нонсенс - ему бы роль Свециловича играть. Варону играет зрелый
мужественный актер - где там молодой бледнолицый агрессивный
вьюнош? Свециловича вообще играет какой-то странный актер ну
никак не похожий на революционера с глазами горящими.
Дубатоук - тоже неудачный выбор. Актеру отлично удаются роли
типа 'Гаврилы' в 12-ти стульях. У него типаж туповатого мужлана.
А Дубатоука нужно было изображать тоньше - все-таки двуличный
сукин сын. Возможно, Алексею Петренко удалось бы передать
персонажа - тоже крупный мужчина, с разноплановыми ролями. Ну и
т. д. и т. п. В общем - с подбором актеров полный мрак.
Декорации - отдельный ужас. Такие убогие декорации еще нужно
было умудриться смонтировать, а затем умудриться их максимально
убого снять. Тут нужен просто какой-то дьявольский талант, чтобы
все смотрелось так убого. Причем не убого, как в книге, а 'убого
снято'.
Диалоги, действия - все снято в наихудшей манере, как будто бы
снять самый плохой фильм было задачей режиссера.
В общем - сферическое унылое говно в вакууме."
Юрий Цветков ("I коскi правiць не буду!", respublika.sb.by):
"Последний прижизненный фильм Владимира Короткевича - роман-
детектив 'Черный замок Ольшанский'. Он вышел на телеэкраны в 1983
году и неоднозначно был встречен критикой. Но было бы верхом
несправедливости называть этот фильм неудачей. Поставлена картина
прославленным мастером белорусского кино Михаилом Пташуком с
блестящим ансамблем белорусских актеров."
Позволим себе "верх несправедливости": этот фильм тоже вышел
неудачным (редкостно нудным).
* * *
По Короткевичу был снят ещё и фильм "Житие и вознесение Юрася
Братчика". В 1967 году. Версия этого фильма на белорусском языке
называлась "Хрыстос прызямлiўся ў Гароднi". По роману "Христос
приземлился в Гродно", конечно. С кучей популярных актёров, как
то: Лев Дуров, Донатас Банионис, Алексей Смирнов и др. Фильм
получился настолько неудачный, что его отправили на "полку", где
он провёл 22 года, но и в "перестройку" он не привлёк внимания.
Лично я его немного посмотрел только в 2020 году на белорусском
телеканале. Фильм неисторичный, "символичный", сплошь с умничани-
ями и претензиями на аллегоричность. Типа "философская притча".
Редкостная интеллигентская хрень, от которой спасли советского
зрителя доблестные киночиновники (правда, они же её и допустили).
Автором сценария был снова сам Короткевич. Едва верится, что
режиссёр этой странной поделки -- Владимир Бычков -- потом (в
1971 г.) создал отличный фильм "Достояние республики".
Похожее кинодерьмо -- "Седьмая печать" Ингмара Бергмана (1957),
признанная какими-то замороченными свихнутиками аж "кинокласси-
кой". Наверное, Бычкову захотелось прорваться на дегенератский
"олимп" со своим кино-не-для-всех.
* * *
Прикормленный писатель Владимир Короткевич побывал два раза в
Польше (1971, 1977), три раза в Чехословакии (1973, 1975, 1979).
По сравнению, скажем, с прописавшимся за границей Ильёй Эренбур-
гом наш Короткевич был почти невыездной, по сравнению с рядовыми
советскими гражданами -- наоборот, выездной до чрезвычайности.
Малое количество заграничных поездок у такого любителя проводить
время в дороге, как Короткевич, говорит о том, в партийных орга-
нах он считался либо второразрядным писателем, либо не вполне
благонадёжным. В Белоруссии перетягивали на себя радости забугор-
ных путешествий за государственный счёт такие писатели как Алесь
Адамович и Эдурад Скобелев. Зато по СССР и особенно по Белоруссии
Короткевич поездил немало -- в так называемые творческие
командировки, на встречи с читателями и как бы на отдых.
* * *
Вячеслав Рагойша ("Незабываемый 1967-й"):
"Не раз я убеждался в его феноменальной памяти: он знал наизусть
почти всего 'Евгения Онегина' Пушкина и 'Новую зямлю' Якуба
Коласа, по памяти цитировал целые страницы из 'Войны и мира' Льва
Толстого, отдельные русские и белорусские исторические документы
в их оригинальном звучании (что, кстати, проявилось и в
'Дыплёме'). Я восхищался его густым красивым баритоном, убеждался
не раз в его абсолютном музыкальном слухе, знании белорусского,
русского и украинского мелоса."
"Как оказалось, он, кроме всего, еще и прекрасный художник-
график!"
Короткевич был настолько прекрасный художник, что только через
тридцать лет после его смерти, наконец, подумали: а не показать
ли широкой общественности его рисунки? Заметим, что Короткевич
никогда сам не иллюстрировал изданий своих произведений, хотя от
белорусских иллюстраторов какая только мерзость не публиковалась.
* * *
Из немногочисленных действительно критических замечаний о
текстах Короткевича.
О "Дикой охоте...". Сайт www.livelib.ru, 20.03.2013:
"Несмотря на, казалось бы, увлекательный сюжет, я точно знала,
что книгу эту уже читала. И называлась она 'Собака Баскервилей'.
Да, вместо Баскервиля - Яновская, вместо частного детектива -
ученый-фольклорист, вместо ужасной собаки - жуткие всадники. В
остальном же: смертельно опасные торфяные болота, старинное
проклятье, мрачные портреты предков, таинственные наследники
старинного поместья...и, хотя и развивается и заканчивается все
несколько иначе, ассоциации совершенно неизбежны."
"Авторский стиль оказался для меня совершенно невыносим. Пафос и
причитания, причитания и пафос. Мы великие, великие, великие. Да
куда ж мы, братушки, катимся, куда же, куда же? Многостраничные
рассуждения о вымирающей шляхте, о народе, который вот сейчас как
возьмется за вилы, да и погонит узурпаторов со своей, народной
земли, читаются тяжело. И для меня лично далеко не очевидно,
какая идея в книге первична: писал Короткевич приключенческую
повесть, или, все же, революционную. Ибо, в связи с переизбытком
в тексте таких вот триумфально-советских вставок, версия того,
что 'да это просто так было нужно для цензуры, не обращайте
внимания', не кажется мне такой уж однозначной. В итоге.
Интересная идея, но не реализация. Не впечатлило, к сожалению."
Там же, 12.05.2014:
"А как все хорошо начиналось: Беларусь, сказитель, собирающий
мифы, глухая местность и жуткая легенда. Как же все хорошо начи-
налось. Не могу понять, правда, как из такого красивого и яркого
можно было вывести столь посредственное повествование. Тут все в
кучу и несколько как бы детективных линий, и главный герой (пан
Белорецкий), который весь из себя чтец, жнец, на дуде игрец, да
еще и с рыцарскими замашками, несчастная, это видимо главное,
ужасно печальная главная героиня, которая и богата, и умна, и
хорошая собой, и вся из себя трепетная лань, которую терроризи-
руют призраки. Ах, да, как я могла забыть про второстепенных
персонажей, слишком каноничный, поверхностных и картонных: один
пафосный юноша со взором горящим, другой отвратительный и ужасный
злодей. И все это вместе - шаблон."
Там же, 15.04.2013:
"Персонажи местами описаны весьма смачно, но, на мой взгляд,
многие образы слишком поверхностны, почти карикатурны. Дело в
том, что в тексте есть определенное количество политической
пропаганды, и отношения между мужиками и шляхтой выписаны с
чрезмерным пафосом. Да и бедная панночка показана такой нежной,
хрупкой, слабой, тупой дурочкой, что мне как-то даже не было ее
жалко. Впрочем, кому-то ее образ покажется истинно романтичным.
Для меня такая смесь романтизма и пропаганды оказалась слишком
ядреной: не могу сказать, что повесть мне понравилась. Впрочем,
нельзя сказать, что и не понравилась. Впечатления умеренные..."
Там же, 04.07.2013:
"Вообще, сюжет очень хороший, но вот его развитие - это бррр,
скажу я вам. Или эту книгу нужно в юношеском возрасте читать...
Не знаю... Автора уносило то в неведомые дали и он начинал фило-
софствовать (лучшие моменты книги, как по мне. И язык у Коротке-
вича, действительно, красивый - певучий такой, плавный...), то он
будто встряхивался и вспоминал, что пишет, вообще-то, приключен-
ческо-детективную повесть (трижды тьфу в героя, в этого рэмбо
доморощенного; раздражал всю книгу), потом его вновь переклинива-
ло и начинались сентиментальные метания (было все - и дрожащие
слезы в глазах, и не менее дрожащие руки обоих влюбленных), затем
он вновь спохватывался и обрушивал праведный, практически револю-
ционный гнев на отвратительных, пошлых представителей шляхты. Ну
модно тогда это было, ругать аристократию, ну чо тут поделать?"
* * *
Паразмаўляем аб гордай славе продкаў. А таксама аб харастве,
мiтуценнях, пялёстках i жэўжыках...
Положительные герои Короткевича хоть и говорят по-белорусски,
зато много пьют и курят при всякой возможности, а меня такое
раздражает, потому как являет собой пропаганду мерзости. Я не
считаю, что подобный национализм можно назвать здоровым. Есть
немало выдающихся писателей с большими пороками, не выставлявших,
однако, этих пороков в своих произведениях в положительном свете
раз за разом. Скажем, Фёдор Достоевский не пропагандировал
азартных игр, Оскар Уайлд -- гомосексуализма, Оноре де Бальзак --
кофемании, Жюль Верн -- трусости. Наш Короткевич не таков.
Короткевич не забывает дать своим героям покурить. Он делает
это с такой регулярной заботливостью, что хочется шмякнуть его
головой об стенку, чтоб понял, каково это -- терпеть курильщицкую
вонь, окурки, поджоги домов и лесов. Его положительные герои ку-
рят и пьют вряд ли меньше, чем их создатель. Жизнь по-белорусски
в её короткевичском варианте ведёт к преждевременной смерти в
страшных муках от всяких болезней, порождаемых вздорностью ума,
ущербностью системы ценностей и слабоватостью воли. По совокупно-
сти обстоятельств Короткевич -- скорее пропагандист национального
вырождения, а не национального возрождения.
Инфаркты-инсульты, щемления в сердце, язвы желудка, церрозы
печени и т. п. у видных деятелей культуры и прочего -- это не
показатели трудовых подвигов, гражданской несгибучести, страданий
за народ и за правду, а также просто тяжких доль, выпадающих
талантливым людям, а в первую очередь свидетельства расхлябан-
ности, абсурдизированности, непригодности для пролезания через
бутылочное горлышко естественного отбора.
Правильный белорус должен начинать день не с гимна "Магутны
божа" и даже не со стихов Короткевича, а с усиленной гимнастики
назло москалям, НАТО и собственным правителям. А вместо пьянства-
курения-обжорства-рыбалки должны быть упражнения в стрельбе,
причём не по вымирающим животным, а по мишеням, имитирующим
нехороших людей всяких национальностей.
Знаток белорусской истории Короткевич в этой истории ничему
нужному для выживания не научился и соответственно оказался
неспособным научить других.
Творческое наследие Короткевича не является организующим нача-
лом для белорусского народа, а является местом отдохновения наци-
онально-озабоченных никчемушников, объясняющих свою социальную
невостребованность промосковскими гонениями на белорусскость, а
также плебеизацией общества из-за якобы уничтожения сталинистами
дворянства и интеллигенции.
Короткевичская пропаганда поверхностного национализма вылилась
в то, что мы теперь имеем: у белорусов якобы есть собственное
незалежное государство, но в этом государстве они пользуются в
основном чужим (русским) языком, чужой (русской) культурой,
спиваются, скуриваются, разрушают окружающую среду и вымирают.
Нынешние литературные продолжатели дела Короткевича -- мелкие
личности, стремящиеся вписаться в дегенератско-извращенческие
культурные тенденции Западной Европы вместо того, чтобы стараться
творить что-то особенное белорусское, болотно-лесное, могущее
стать ростком лучшего будущего для всего человечества.
* * *
Брюхастый прокуренный любитель выпить Короткевич в весьма ран-
нем творческом возрасте обрёл писательскую синекуру "пад белымi
крыламi" Коммунистической партии Белоруссии по квоте на белорус-
скоязычных разоблачителей "царскага прыгнёту" и зверств фашистс-
ких оккупантов и в дальнейшем тратил значительную часть свое-
го времени на путешествия, рыбалки и "отдыхи" в крымских и пр.
санаториях.
Короткевич эксплуатировал белорусское коллективное подсозна-
тельное и литературно обслуживал национальную политику компартии,
изображавшей временный расцвет беззубых национальных культурок на
пути к полному слиянию в единый советский народ смешанного
расового типа.
Задержка издания некоторых книг Короткевича -- это не гонения
на него, а его мелкие неудачи во вписывании в национальную поли-
тику КПСС. Кстати, как правило, художественные книги становятся
только лучше, если немного полежат и пройдут дополнительное
авторское редактирование. И, кстати, произведения Короткевича,
какие я читал, производят впечатление несколько недоправленных.
Короткевич сравнительно легко перенёс войну (в эвакуации), рано
решил "квартирный вопрос" в перенаселённом Минске, рано прорвался
к советской писательской кормушке и стал жертвой случившегося у
него избытка материальных благ и личных свобод, чем только
показал ещё раз, что большинству людей, чтобы они не убили сами
себя прежде срока вредными излишествами, позарез нужны внешние
ограничители.
* * *
Короткевич с раннего возраста проявлял большую талантливость,
но эта талантливость была художественного склада, а не рациональ-
ного (конструктивного, аналитического, критического). По части
сложных соображений Короткевич обогатил белорусский народ не
сильно: с национальной идеей у белорусов после него такой же
напряг, как и до него. И соответственно с другими национальными
проблемами напряг тоже.
Общее впечатление от творчества Короткевича: недоразвернулся,
несмотря на вполне благоприятные условия для творчества. Причина
недоразвёрнутости -- в ладах с властью и интеллигенцией и в
сибаритстве. Короткевич слишком радовался жизни, а жизни это во
вред. Человеческий организм, как правило, не выдерживает большого
длительного счастья, с обилием дружеских попоек в отсутствие
необходимости много двигаться.
Короткевичский белорусизм -- это белорусизм для интеллектуаль-
но-бедных, для массы: в нём нет ничего сложного, спорного, обя-
зующего, напрягающего. Мысль не загружена, воля тоже. Хочешь, к
примеру, курить -- пожалуйста: трави себя и окружающих сколько
хочешь, а окурками поджигай дома и леса, только не часто. Галоў-
нае -- каб ты размаўляў пры гэтым па-беларуску, захапляўся айчын-
най культурнай спадчынай i ганарыўся айчыннай гiсторыяй.
Будучи интеллектуально не в силах противопоставить москальству
натиску что-то мощное белорусское, идейные наследники Короткевича
в теперешней незалежной Белоруссии присоединились младшими союз-
никами к Западу и стали платными пропагандёрами чужих дефективных
ценностей.
* * *
Хорошее у Короткевича: им можно дразнить нынешнюю белорусскую
власть. Из Короткевича местами выдёргиваются зубастенькие цитатки
типа следующей:
"Несчастная Беларусь! Добрый, покладистый, снисходительный,
романтичный народ в руках такой погани. И пока этот народ будет
дураком, так будет всегда. Отдает чужакам лучших своих сынов,
лучших поэтов, нарекает чужаками детей своих, пророков своих, как
будто очень богат. Отдает своих героев на дыбу, а сам сидит в
клетке над миской с бульбой да брюквой и хлопает глазами. Дорого
я дал бы тому человеку, который сбросит наконец с шеи народной
всю эту гнилую шляхту, тупых homo novus'ов, кичливых выскочек,
продажных журналистов и сделает его хозяином собственной судьбы."
("Дикая охота короля Стаха")
* * *
Короткевич и нечистая сила (www.facebook.com/Karatkievich):
"Караткевiч любiў вадзянiкоў, лесавiкоў, дамавiкоў i чарцей.
Нехта з нас любiць жаб, хтосьцi паважае гномаў ды ваўкалакаў з
пярэваратнямi, камусьцi даспадобы сланы, а пiсьменнiк Уладзiмiр
Караткевiч захапляўся тутэйшымi i суседскiмi чарцямi."
С нечистой силой надо бы осторожнее: мало ли что. Пример Корот-
кевича это как раз доказывает: десять раскалённых утюгов в животе
ещё на этом свете.
* * *
Короткевич как умеренный воспеватель экстремизма вообще и
терроризма в частности ("Дикая охота короля Стаха"):
"Глядя на его лицо, я понял, почему боятся власть имущие таких
вот стройных, чистых и честных юношей. У них, конечно, широкие
глаза, детская улыбка, слабые юношеские руки, шея гордая и строй-
ная, белая, словно мраморная, как будто специально создана для
секиры палача, но у них еще и непримиримость, совесть до конца,
даже в мелочах, неумение считаться с превосходством чужой грубой
силы и фанатическая верность правде. В жизни они неопытные, до-
верчивые дети до седых волос, в служении правде - горькие, иро-
ничные, преданные до конца, мудрые и непреклонные. Мразь боится
таких даже тогда, когда они еще не начинают действовать, и, руко-
водствуясь инстинктом, присущим дряни, травит их всегда. Дрянь
знает, что они - самая большая опасность для ее существования.
Я понял, что дай такому в руки пистолет и он, все с той же
искренней белозубой улыбкой, подойдет к тирану, всадит в него
пулю и потом спокойно скажет смерти: 'Иди сюда'. Он вынесет самые
большие страдания и, если не умрет в тюрьме от жажды свободы,
спокойно пойдет на эшафот."
Действительно, всякие такие вьюноши с максималистскими заблужд-
ениями, но в остальном чистые душой, бывают очень опасными для
окружающих. Молю Аллаха, чтобы они наносили исключительно точеч-
ные удары по конкретным высокопоставленным целям, потому что
совсем не хочется однажды, к примеру, быть вынесенным из метро
вперёд ногами, а то и без оных. Ещё бывает: гуляешь себе по Осло
на скромные трудовые сбережения, запечатлеваешь разноцветных
ослян дешёвенькой фотокамерой, а рядом вдруг взрывается автомо-
биль, и потом твои кишки -- мельком в теленовостях, но ты этого
уже не видишь...
Ещё экстремистские инспирации от пухленького сибаритика Корот-
кевича. "Дикая охота...":
"Он показался мне в эту минуту сверхчеловеком, таким прекрас-
ным, таким достойным, что я с ужасом сквозь завесу будущего по-
чувствовал, предугадал его смерть. Такие не живут. Где это будет?
На дыбе в застенке? На виселице перед народом? В безнадежном бою
инсургентов с войском? За письменным столом, когда они торопятся
записать последние пылающие мысли, дыша остатками легких? В
тюремных коридорах, когда им стреляют в затылок, не осмеливаясь
взглянуть в глаза?"
"Каласы пад сярпом тваiм":
"Прыгнёт нараджае не толькi рабоў. Са слабых - магчыма. Але з
моцных ён нараджае волатаў."
"Не трэба тысячы, каб пачаць. i не трэба ста, каб пачаць. i не
трэба... дваiх, каб пачаць."
"Чазенiя":
"Нельга бясконца стрымлiваць самае святое - урэшце адбудзецца
выбух..."
Такой вот риторикой возбуждают себя шахиды перед повязыванием
слуцких поясов со взрывчаткой. Между тем, нации нужны в первую
очередь конструктивные идеи, а не самоотверженные террористы.
Потому что на смену разорванным в клочья сволочам обычно просто
приходят другие сволочи. Но взрывать-то их хочется, да... По себе
знаю...
* * *
Короткевич: ...
Отчётливо представляю себе, как можно по Библии учить геомет-
рию. Такая книга вполне может использоваться как линейка -- для
черчения прямых линий. Также вполне годится она для объяснения,
что такое прямой угол и что такое прямоугольник и прямоугольный
параллелепипед. Если решиться на загибание страниц, можно объяс-
нять и свойства треугольников -- прямоугольных и равнобедренных,
а также наглядно показывать, что такое у треугольника высота и
медиана.
* * *
О технологических трудностях, с какими имел дело Владимир
Короткевич при написании своих исторических романов.
События в жизни малого народа имеют меньшую глобальную значи-
мость, чем события в жизни большого народа. Поэтому исторический
роман о малом народе менее интересен, чем исторический роман о
большом народе, причём менее интересен даже для представителей
этого малого народа. Ну не малыми народами определяется ход миро-
вой истории. Белорусы же -- народ маловатый даже в сравнении с
поляками и украинцами, не говоря уже о русских и немцах. Поэтому
белорусский исторический писатель, творящий на внутрибелорусские
темы, будет иметь заведомо ограниченный спрос. Но можно увеличить
привлекательность произведения посредством занимательного сюжета,
выстроенного на личностном, "транснациональном" уровне, и посред-
ством показа событий, в которые вместе с малым народом вовлечён
большой.
Далее, когда пишешь исторический роман патриотического характе-
ра, трудно не задеть национального чувства какого-нибудь из со-
седних народов. Скажем, для белорусов такими уязвимыми соседями
являются русские, поляки, литовцы, украинцы, евреи, а также
немцы, шведы, татары, австрийцы, французы. Не заденешь чужих --
значит, не подыграешь местному национализму. А заденешь чужих --
значит, потеряешь в них часть возможных читателей.
* * *
Короткевич:
"Я аб'ездзiў на Беларусi амаль ўсё. Няшмат засталося нават глу-
хiх куткоў, дзе я не пабываў бы." ("Зямля пад белымi крыламi",
1971). Да, бывал, выпивал, слегка смотрел по сторонам. А толку?
Его очерки о всяких местечках Белоруссии не особо содержательные:
там много общих вражений, в которых нет информации и которые по-
дойдут много к чему. Большие интеллектуальные затраты на создание
этих текстов не заметны: это весьма верноподданнская писанинка на
довольно скорую руку. Но на хорошем белорусском языке, да. Кста-
ти, толкового путеводителя по остаткам старинных белорусских
достопримечательностей или -- шире -- по заслуживающим внимания
белоруским местам нет до сих пор.
* * *
"Зямля пад белымi крыламi" -- географический, этнографический
и исторический (всего понемногу) очерк Короткевича о Белоруссии.
Много лирики без попыток докопаться до чего-то глубинного, поспо-
рить о чём-то важном, что-то предложить. О да, этот очерк ориен-
тирован на подростков. Но про алкогольные напитки Короткевич рас-
казать не преминул:
"Робяць таксама вiно з яблыкаў. Выцiскаюць сок i даюць бра-
дзiць. Любяць моцнае хатняе пiва, а на паўночным усходзе - брагу.
Залiваюць налiўкi. Папулярнасцю карыстаецца крупнiк, звараны з
мёдам, вострымi прыправамi, травамi i карэннямi, а таксама 'трой-
чы дзевяць', лячэбная настойка на дваццацi сямi травах. Рабiнаў-
ка, кмяноўка. Я ўжо не кажу аб настоях для лекаў, якiх сотнi.
Ну i 'жыватоўка' - тое, што ўкраiнская 'горiлка з перцем'. I
зуброўка - на сапраўднай, пахучай i iльснянай зубровай траве."
А про то, что потребление аклоголя -- это слабость и мерзость
и что сивушные масла ядовиты, Короткевич, разумеется, умолчал.
* * *
Короткевич ("Зямля пад..."):
"Пераважаюць на Беларусi валасы светла-русыя цi нават бялявыя.
Цёмна-русых i шатэнаў менш. Адпаведна i колер вачэй часцей за ўсё
блакiтны, шэры цi сiнi."
Я хотел было придраться и к этому -- не получилось: начав при-
сматриваться, обнаружил, что так оно и есть. Моё предположение
было, что большинство белорусов -- всё-таки тёмно-русые и шатены,
вроде меня, но на глаз это плоховато подтверждалось даже в Минс-
ке, где хватает "понаехавших тут" и где повышенная примесь еврей-
ской крови. Кстати, светло-русые попадаются даже среди белорус-
ских татар и евреев. А я со своей шатенистостью, получается, по
местным меркам немножко "расово чуждый" (добавление к моей мен-
тальной отчуждённости). Придётся отныне жить с неприятным чувст-
вом ещё и по этому поводу. Могу теперь вообразить, каково здесь
себя воспринимать брюнетам разным, а то и вовсе мулатам. Сразу
возникло желание так изменить концепцию белорусскости, чтобы она
натягивалась и на мой тяжёлый случай. Чуть утешает то, что
Короткевич, вроде, тоже не блондин.
* * *
"Зямля пад белымi крыламi" показалась мне чересчур слащавой.
Впрочем, в советское время написать содержательнее было, навер-
ное, трудно: про евреев молчи, про конфликты литвинов с Московией
-- тоже, про "позитив" от эксплуататоров трудового народа -- тем
более. В качестве путеводителя я пытался эту вещь использовать,
но Википедия всегда оказывалась детальнее и конкретнее. Плюс сайт
"Глобус Беларуси". Я, кстати, уже и своих очерков накропал "пра
розныя мясцiны", и моё мне нравится больше, но тут дело не в
авторе, а в эпохе: свободы слова таки прибавилось (правда, без
большой пользы для общества).
* * *
До возраста 41 год Короткевич, якобы купавшийся в женском вни-
мании, "жил с мамой". Потом всё-таки оформил брак с одной дамой
из Гродно. Правда, такая поздняя женитьба может быть более-менее
объяснена и перекособоченностью психики письменника под грузом
немалого таланта.
(Заметим, что Зенон Позняк из компании Короткевича тоже немоти-
вированно засиделся в холостяках и передумал только в 51 год -- и
то, по-видимому, лишь для того, чтобы нормальнее выглядеть в роли
кандидата в белорусские президенты.)
Ещё заметим, что Короткевич весьма любовно описывает внешность
своих героев мужского пола и весьма тепло выражается о проявлени-
ях мужской дружбы у них. Впрочем, во времена Короткевича в его
словах, возможно, не было ничего особенного, а нынешний читатель
воспринимает их как нехороший ПРИЗНАК единственно из-за того, что
вследствие либеральных излишеств современного деградирующего об-
щества у нормально ориентированных людей несколько обострилась
бдительность. Гомики-педики в последние годы значительно подтра-
вили отношения между мужчинами, а также между мужчинами и детьми.
Теперь и сам боишься проявить лишний раз благожелательное внима-
ние, и зорко высматриваешь его у других. Невозможно даже похоло-
пать приятеля по плечу, не вызвав У САМОГО СЕБЯ подозрения в
латентной гомосексуальности, и невозможно уделить внимание чужому
малолетнему чаду, не оказавшись в чьих-то глазах, включая
собственные, предположительным педофилом. Кстати, не отсюда ли в
основном происходит массовая враждебность к отклоненцам?
* * *
У искусственных белорусов (выросших в русскоязычных семьях и
получивших русскоязычное образование, а потом перешедших из ка-
ких-то соображений на "мову") довольно бедная в словарном отноше-
нии речь. Вызвано это не только тем, что они пользуются выученным
языком, а не усвоенным с детства, но также тем, что они пользуют-
ся им специфически: избегая слов, которые одинаковы или схожи со
словами руского языка. У слова, как правило, есть синонимы, иног-
да даже синонимические ряды, но искусственные белорусы исключают
из этих синонимических рядов всё, что представляется им русско-
язычным, и тогда им кажется, что они говорят, наконец, по-бело-
русски. Так вот, у Короткевича это не так: от русскоподобного он
не шарахается. Поэтому белорусская речь у него многообразная,
свободная -- ОБРАЗЦОВАЯ (но только в части лексики).
* * *
Короткевич, "Дикая охота...":
"Глаза его блестели. - Калиновский шел на виселицу. Перовскую,
женщину, на которую только глянуть - и умирай, на эшафот: Такую
красоту - грязной веревкой за шею. Знаешь, Яновская немного
похожа на нее. Потому ее и обожествляю, хотя это не то. А она
была шляхтянка. Значит, есть выход и для некоторых из наших.
Только по этой дороге иди, если не хочешь сгнить живьем: Душили.
Думаешь, всех передушили? Растет сила. С ними хоть ребром на
крюке висеть, лишь бы не мчалась над землей дикая охота короля
Стаха, ужас прошлого, его апокалипсис, смерть. Вот закончу я с
этим и уеду. Скоро закончу, одна мысль у меня появилась. А там:
эх, не могу я здесь. Знаешь, какие у меня есть друзья, что мы
намерены начать?! Дрожать будут те, жирные. Нас не передушили.
Пахнет сильным пожаром. И годы, годы впереди! Сколько страданий,
сколько счастья! Какая золотая, волшебная даль, какое будущее
ожидает! Слезы брызнули у него из глаз. Я не выдержал и бросился
ему на шею. Не помню, как мы простились. Помню лишь, что его
стройная фигура вырисовалась на вершине кургана. Он обернулся ко
мне, взмахнул шляпой, крикнул: - Годы впереди! Даль! Солнце!"
Я это расцениваю как пропаганду терроризма и социализма. Боюсь,
Короткевич не в почёте у теперешней белорусской власти не столько
по причине своего культурного национализма и своей белорусско-
язычности, сколько по причине неприемлемости для нынешних ЖИРНЫХ
его революционных лирических отступлений.
* * *
В хрущобистой, увешанной портретами Брежнева советской Белорус-
сии с её безмерно осушавшимися болотами, вырубавшимися лесами,
разрушавшимися памятниками архитектуры, росшими вширь и ввысь
мусорными свалками и понемногу спивавшимся населением писателю
Владимиру Короткевичу жилось, как в раю. Об этом он заявлял
неоднократно и страстно, в стихах и прозе:
"На Беларусi Бог жыве"
Так кажа мой просты народ.
Тую праўду сцвярджае раса ў траве
I адвечны зор карагод.
А няма нiдзе
Вярнейшых сяброў
I прыгажэйшых жанчын.
Гэта край раскрытых душ i дзвярэй,
Гэты край -
Твой дом i сабор...
- Жыццё кароткае, як захад! Вось Сонца над вадой, а вось - у Дняпры!
- Ты не верыш у рай?
- Так не бывае, каб i тут i там было добра! А мне добра тут!!!
И т. д. Ну как не выдавать такому душке путёвки в крымские
санатории, чтобы немного помучился у тёплого моря и потом свежее
воспринимал тутэйший рай?!
* * *
Афоризмы от Короткевича. Большинство "крылатых слов", выуженных
из его текстов особо горячими поклонниками, -- в стиле сюси-муси
тра-та-та, местами с претензией на глубокомыслие на манер непри-
чёсанного Ежи Станислава Леца. К примеру:
"Если каждый человек сделает другому хотя бы маленькое чудо, то
мир станет миром чудес."
Что считать чудом?
"Чалавек носiць сваё неба з сабою."
А я скажу: человек носит с собою свою Преисподнюю. Такая же
бездна псевдосмысла.
"Зямны шар круцiцца вакол эгацэнтрызму."
У кого как. Есть подозрение, что шарик крутится и вовсе незави-
симо от того, что на нём вытворяют гомо псевдосапиенсы.
"Кажуць, што доугiя гады лёс дае звычайна дурням, каб яны
папоунiлi разумовы недахоп багатым вопытам."
А по-моему, такой чуши никто не выдавал, кроме Короткевича.
Эта дурацкая максима годится разве что для надгробной речи, когда
один спившийся полудохлый псевдоумник хоронит другого -- уже
совсем дохлого. Долгие годы обычно даются людям, которые заботят-
ся о своём здоровье и соблюдают правила безопасности или хотя бы
не курят и много не жрут, зато регулярно работают физически.
"Даже против призраков можно подняться с вилами."
А с крестом животворящим -- слабо?!
"Они были навозом, но нет такого навоза, который не мнил бы,
что он - наивысшая субстанция, и не считал бы зарождение в нём
зелёных ростков явлением низшего порядка."
Проанкетировал ВСЕ навозы?
* * *
Персональная самокритика у Короткевича:
Мяркуюць па пузе
Аб членстве ў Саюзе
(Имеется в виду Союз писателей.)
* * *
Национальная самокритика у Короткевича:
"Чорны замак Альшанскi":
"Гэта праўду кажуць не толькi пра Польшчу, але i пра нашы
заходнiя вобласцi, што на ўсе тыя землi ўвесь адпушчаны богам
розум - камар прынёс. Адзiн. Ды й той розум мясцовыя бабы
расхапалi."
"Христос приземлился в Гродно":
- А воевода?
- Отправился к праотцам.
- Как это так?
- А так, - улыбнулся Босяцкий. - Поехал пить к врагам 'кубок
перемирия', а ему взяли и проломили череп.
- Чем?
- Да 'кубком перемирия' и проломили.
- Славянская дипломатия, - вздохнул Устин.
* * *
Верю, что Короткевич был бескомпромиссным, но подозреваю, что
потому лишь, что его позиция компромиссов и не требовала, по-
скольку в достаточной степени совпадала с "линией партии", а в
неполитических вопросах основывалась, скажем так, на широком
взгляде на вещи. Вообще, многопьющие индивиды обычно снисходи-
тельны к людям: в самом деле, это слишком непоследовательно и
нелепо -- предъявлять к другим жёсткие требования, когда сам им
отвечать не в состоянии.
"В стол" при Советах можно было сочинять чуть посвободнее, чем
для отправки в издательства, но у Короткевича "в столе", похоже,
ничего особенного не обнаружили, кроме писем от предположительных
любовниц.
* * *
Ни одной действительно популярной песни на стихи Короткевича
что-то пока не спели. Даже "Песняры" с "Сябрами". Ни одного дейс-
твительно хорошего фильма по его произведениям не сняли. Даже "по
мотивам". Улица Короткевича в Минске названа на самом деле в
честь какого-то подпольщика. Переиздавать книги Короткевича ни на
белорусском языке, ни даже на русском особо не рискуют: массовые
вкусы изменились, вдруг не разойдётся тираж. Правда, с 2013 года
начали печатать по подписке фундаментальный 25-томник тиражом
2000 экземпляров (потом снизили до 1500) -- и надеются к 2020
году уложиться -- но это дело, если судить по цене книжек (14$ за
штуку), наверное, затеяно больше для того, чтобы подкормить
короткевичеведов за счёт выжимания максимума из тех, кому по
статусу очень желательно иметь в кабинете собрание сочинений
местного суперклассика.
Тираж восьмитомника Владимира Короткевича 1990 года (тогда у
белорусов как раз была на подъёме массовая страсть к белорусско-
му) составлял 60 000. В букинистических магазинах этот восьмито-
мник теперь (2014) появляется сравнительно редко -- и по довольно
высокой цене. В последний раз, когда я его видел, за него просили
эквивалент 35$. Для сравнения: шеститомник Василя Быкова шёл за
6$, остальные белорусские классики -- приблизительно на быковском
уровне или ещё дешевле, так что их обычно даже не берутся прода-
вать.
Сегодня Владимир Короткевич -- писатель белорусскоязычной и
близкой к тому интеллигенции, считающей себя ОБЯЗАННОЙ полисты-
вать тутэйших класиков и почитывать тутэйшие литературные новин-
ки. Вне этого круга он если и бывает кому-то интересен, то лишь
двумя своими "готическими" детективами.
В белорусской школе теперь изучают почему-то не его ударные
ужастики "Дикая охота..." и "Чёрный замок...", а вполне поддаю-
щийся антироссийскому толкованию роман "Леониды не вернутся на
землю" ("Нельга забыць"). Может, потому что в последнем меньше
пьюще-курящих героев...
Обычно людям хочется быть не лишь бы кем, а представителями
приличной нации. А у белорусов с этим моментом есть некоторый
напряг -- по причине разбегания самых способных людей из этих
мест в разные стороны (об этом, кстати, есть и у Короткевича).
Отсюда -- стремление выпятить хотя бы Короткевича как последнее
прибежище для ущемлённого национального чувства.
Причина центробежной наклонности белорусов -- не только в хро-
нически низком качестве местного начальства, но также в том, что
им есть куда бежать (в Россию, Польшу, Чехию и т. п.), а ещё в
том, что если уж отток могучих мозгов и железных воль начался, то
остающиеся вышесредние индивиды испытывают дефицит культурного
общения, приемлемого для них уровня, да и съехавшие зовут их за
собой.
Далее, народ, не привыкший к пребыванию в его среде действи-
тельно великих людей, к вновь формирующимся кандидатам в титаны
духа относится особенно неприязненно. Я даже по себе это чувст-
вую: в каждом человеке, пытающемся здесь высунуться в качестве
суперинтеллектуала, я в первую очередь подозреваю хитрое подража-
тельное ничтожество, имитатора, версификатора, копипастера, по-
вторятеля buzz-words, настырного середнячка, кем-то раскручивае-
мого в нехороших целях.
Можно говорить о существовании интеллектуально-депрессивных
регионов, ущербность которых обусловлена геологическими или
геохимическими аномалиями, особенностями климата, случайностями
истории. Культурная жизнь в таких регионах тоже шевелится, но без
порождения особо оригинального, сильного, прорывного. Номинально
там всё, как у других: вот классики, вот академики, вот "народ-
ные артисты", вот "звёзды эстрады". А соли нет. Соль соли земли
растворилась и слилась в другие местности. Не огромная масса
интеллигенции делает культурную жизнь в стране первосортной, а
малая кучка личностей, которых бывает хорошо если по одному на
миллион человеков в каждом поколении.
* * *
Владимир Короткевич и "божий народ", спасающий человечество. В
очерке о Вильнюсе Короткевич, перечисляя народы, населявшие и
населяющие этот город, пропускает евреев, хотя их в некоторые
периоды было там больше, чем литовцев, белорусов и русских вместе
взятых. Такая забывчивость бывает в двух случаях: у скрытых евре-
ев и скрытых антисемитов (кстати, у некоторых соединяется то и
другое). В общем, у неравнодушных к "еврейскому вопросу", но
что-то там прячущих от общественности из каких-то соображений.
С одной стороны, в Белоруссии, бывшей черте осёдлости, оказать-
ся с лёгкой примесью еврейской крови -- это элементарно; с дру-
гой, всякий нормальный белорус -- хоть немного антисемит (правда,
не настолько, чтобы игнорировать, как Короткевич, значительное
присутствие евреев в городах Белоруссии и Литвы, доходившее в
межвоенный период до 50% населения и даже более).
Мешали ли евреи белорусам делать национальную литературу? Опре-
делённо мешали. Скажем, приходит начинающий белорусский письмен-
ник в редакцию, а там еврей сидит -- озабоченный устройством в
литературе таких же евреев, как сам (и, может быть, даже пишущих
по-белорусски!), потому что этническая солидарность -- это вполне
здравая, эволюционно выработанная форма человеческого поведения.
У белорусов в Белоруссии всегда был СВОЙ междусобойчик, у евреев
-- свой. Без чёткой границы между ними, конечно. Некоторые, как,
например, Василь Быков или Рыгор Бородулин, ухитрялись сидеть
по-белорусски и на еврейских стульях. Про дружившего с ними
Короткевича я утверждать такое не могу.
О том как один еврей "доставал" Короткевича персонально. Из
белорусской Википедии:
"...раман 'Леанiды не вернуцца да зямлi' быў падвергнуты рэзкай
крытыцы. 'Афiцыйны' крытык Якаў Гярцовiч на старонках 'Советской
Белоруссии' папракнуў Караткевiча ў кнiжнасцi, другаснасцi, а яго
герояў назваў адарванымi ад жыцця фармалiстамi, якiх мала цiка-
вiць змест савецкага мастацтва i яго iдэйная накiраванасць."
* * *
Прочитал где-то: слава Короткевича не перешла границ славянско-
го мира. Полагаю, она не особо перешла даже границы Белоруссии.
Причина -- в жёсткой конкуренции. Рядом с такими интернациональ-
ными литературными мастодонтами, как Артур Конан-Дойль, Александр
Дюма, Генрих Сенкевич, Мор Йокаи, Алексей Толстой, наш тутэйший
титан пера не смотрится крупной фигурой. Слишком много времени
проводил на рыбалке...
* * *
От каких только несчастий писатели ни умирали, Короткевич же
умер в конечном счёте от изобилия. Аквариумисты знают: если рыбок
кормить не очень сытно, они живут дольше. Владимир Короткевич --
закормленная золотая рыбка белорусской литературы. Далеко не все
умеют говорить "нет" приятным вредностям, когда и хочется их, и
имеется возможность потребить. Между тем полуголодные писатели,
как правило, не только дольше сытых выдерживают на этом свете, но
ещё и бойчее строчат. Способ испортить творческого человека --
дать ему "всё".
Что касается ранней смерти от рака партийной супруги Коротке-
вича, то заметим только, что некоторые виды рака провоцируются
чрезмерным пребыванием на солнце, что нередко случается у людей,
имеющих желание, время и деньги, чтобы проводить лето на берегу
тёплого моря. Я напоминаю это, кстати, и себе тоже.
Умерших от болезней зачастую подвергают вскрытию, причём не по-
тому, что подвергающим нравится вскрывать (а подвергаемые уже не
способны сопротивляться этому), а чтобы сделать практические
выводы для тех, кому ещё жить. Вскрытие -- это не глумление над
трупом, а важная исследовательская работа. Вскрывали и Коротке-
вича. И я его здесь тоже своеобразно вскрываю -- ради выводов,
ради будущего, ради живых. Надо хладнокровно резать и заглядывать
внутрь, потому что иные способы постижения феноменов человека и
общества ещё менее надёжные, чем этот.
Ещё раз о людях высших и низших по психическому складу. Высшие
способны самостоятельно удерживаться от вредных соблазнов, низшие
не способны. Короткевич был из низших, из духовных плебеев. Над
такими всегда должен быть человек с кнутом, чтобы отнимать у них
шоколадки, сало, драники, а главное -- алкоголь.
На добротное "наше всё" Владимир Короткевич не потянет даже
вкупе с себе подобными по статусу "зубрами" белорусской литерату-
ры: "наше всё" должно быть шире, конкретнее, критичнее, жестче,
замашистее. Какое у нации "наше всё", такая и нация. Не из-за
москалей же, евреев или кого-то ещё белорусы ныне в числе первых
в мире по душевому потреблению алкоголя, а из-за небрежного
выбора "наших всех", причём не только в литературе. Правда, тут и
выбирать, похоже, не из кого. Кстати, Короткевич говорит прибли-
зительно о том же ("Дикая охота...):
"Несчастный мы все же народ, пан Белорецкий.- Почему? - У нас
никогда не было настоящих властителей дум."
Общее впечатление от Короткевича: он заметно ниже, к примеру,
Чапека и Конан Дойля. Не отсеян совсем только потому, что у бело-
русов национализм худо-бедно теплится. У не-белорусов же Коротке-
вич почти не котируется, потому что им белорусские националисти-
ческие беспокойства -- до лампады. Если бы две ударные повести
Короткевича появились сегодня, то, скорее всего, остались бы не
замеченными широкой массой: нынче всякого импортного добра имеет-
ся в избытке на любой вкус. Поэтому не исключено, что на Белару-
си уже появилось несколько новых писателей, строчащих не хуже
Короткевича, а то и лучше оного, но им раскрутиться -- не судьба.
Если про них иногда и слышат, то читать их всё равно лень или нет
времени. Культура избыточна, ядро её сложилось, "впарить" массе
новые имена в принципе можно, но для этого нужен большой коммер-
ческий или политический интерес.
Литература:
Ольга Анципович "Тайная любовь писателя Владимира Короткевича".
Анатоль Верабей "Уладзiмiр КАРАТКЕВiЧ. Жыццё i творчасць".
Мiнск "Беларуская навука". 2005
Петр Драчев "Последнее путешествие Владимира Короткевича".
"Уладзiмiр Караткевiч. Быў. Ёсць. Буду. Успамiны, iнтэрв'ю,
эсэ".
Возврат на главную страницу Александр Бурьяк / Владимир Короткевич как выдающийся пропагандист неживучей белорусскости