Белорусский мегаклассик Янка Купала (1882-1942) никогда мне не
нравился -- ни как поэт-драматург-публицист-переводчик, ни даже
как просто гражданин (как гражданин он, по-моему, почти ужасен).
Вдобавок он был очень похож портретом на Якуба Коласа, и мне в
детстве удавалось их уверенно дифференцировать только тогда, когда
изображения обоих висели рядом: Колас выглядел чуть более мордас-
тым. (Это как аятолла Хомейни и аятолла Хаменеи: их тоже поди ещё
различи, если портреты не висят совсем рядом.) Вдобавок была про-
блема запоминания, кто из них по-настоящему Луцевич, а кто Мицке-
вич, но постепенно это утряслось.
Я не сказал бы, что меня в принципе тошнит от белорусской лите-
ратуры: в совсем ранней молодости хорошо пошли, к примеру, "Ми-
колка-паровоз" и "Про смелого вояку Мишку и его славных товари-
щей" Михася Лынькова, "Полесские робинзоны" и "ТВТ" Янки Мавра,
"Мы с Санькой в тылу врага" Ивана Серкова, "Чей мальчишка" Петра
Волкодаева (я и теперь считаю, что эти вещи недооценены, недовы-
пячены и плохо проиллюстрированы). Помнится, даже "Дрыгва" Якуба
Колоса и "Люди на болоте" Ивана Мележа были проглочены в 12-лет-
нем возрасте почти на ура в процессе лёжки по поводу воспаления
лёгких или ангины, когда читать было больше нечего. Также призна-
юсь честно, что в бытность студентом я однажды даже (опять-таки
под влиянием повышенной температуры) запоем прочёл книгу повес-
тушек Василя Быкова. А вот Янка Купала мне -- нет, не пошёл ни
одним своим произведением. Он всегда вызывал у меня чувство тоски
зелёной. Читать про какого-нибудь Тома Сойера было куда интерес-
нее.
То, что Купала писал стихи, а не прозу, не было причиной его
отторжения мною. Помню, я в 3-м классе выучил по собственной
инициативе отрывок "Полтавский бой" из Пушкина, не входивший в
школьную программу, и даже напросился в школе на декламирование
его на уроке речи. Более того, я до сих пор этот отрывок частично
помню. Аналогично я выучил по собственной инициативе стихи из
найденной в макулатуре хрестоматии по литературе для старших
классов: "Переправу" Александра Твардовского, а также "Хороший
сагиб у Сами и умный..." и "Балладу о гвоздях" ("Спокойно трубку
докурил до конца...") Николая Тихонова.
То, что Купала писал на белорусском, а я получал русскоязычное
образование, конечно, играло некоторую тормозящую роль, но, к
примеру, басня Кондрата Крапивы "Дыпламаваны баран" легла на мою
русифицированную психику нормально.
Соль, наверное, в том, что я вообще не выношу ни стихов, ни
прозы про "цяжкi лёс" (тяжёлую долю) белорусского крестьянства, а
у Купалы это -- центральная тема. Кстати, я за "тяжёлую долю" не
люблю и Николая Некрасова. Зато нормально воспринимаю "крестьянс-
кого" поэта Сергея Есенина -- потому у него в центре не "тяжёлая
доля", а красота сельской жизни.
* * *
Янка Купала в теме многострадального крестьянства -- жалкий
литвинский закос под Николая Некрасова (1821-1878), скажем это
честно. Некрасов заметно размашистее и техничнее.
Вот "программное" стихотворение Купалы, которое меня в школе
заставляли учить наизусть:
Я мужык-беларус, -
Пан сахi i касы;
Цёмен сам, белы вус,
Пядзi дзве валасы.
Бацькам голад мне быў,
Гадаваў i кармiў,
Бяда маткай была,
Праца сiлу дала.
Хоць пагарду цярплю, -
Мушу быць глух i нем;
Хоць свет хлебам кармлю,
Сам мякiначку ем.
З цяжкай працы маей
Карыстаюць усе,
Толькi мне за яе
Няма дзякуй нiдзе.
Глянь, высокенькi бор,
Вокам нельга прабiць;
Загудзеў мой тапор, -
Як блiн, поле ляжыць.
Сошку з вышак сцягнуў,
Кабылiчку ўшчамiў,
Плечы трохi прыгнуў, -
Лес на пахань зрабiў!
Дый засеяў кусок,
Потым з жонкай пажаў...
Пан пшанiчкi тачок -
Люба глянуць - наклаў.
Дык вось, людцы, якi
Я мужык-беларус!
Пад iлбом сiнякi,
Цёмен сам, белы вус.
Эй, каб цёмен не быў,
Чытаць кнiжкi умеў, -
Я б i долю здабыў,
Я б i песенькi пеў!
Я б патрапiў сказаць,
Што i я - чалавек,
Што i мне гараваць
Надаела ўвесь век.
Этот депрессивный "недочеловек" ещё и превратил лесок в свою
говенную пашню-блин -- вместо того, чтобы резать помещиков и
повышать урожайность той земли, которая уже попала в оборот у
доколхозного крестьянства.
Я считаю, что циклиться надо на позитиве и конструктиве, иначе
-- прозябание, тоска, болезни тела и психики.
Кстати, сам Купала произошёл, оказывается, вовсе не от кресть-
ян, а от обезьян из обедневшей белорусской шляхетской семьи, неким
образом лишившейся земельного надела.
* * *
Первый сборник Купалы вышел в 1908 году и назывался "Жалейка",
о, Господи. Название издательства было подстать:"Загляне сонца i
ў наша аконца". Так и хочется подать им грошик на хлебушек и
вытереть им соплюшки какой-нибудь тряпочкой.
* * *
Максим Богданович (1891-1917) о ранних стихах Купалы:
"Пачаў ён з шурпатых вершаў, амаль не зусiм зьлiваўшыхся з та-
гачасным слоем беларускай паэзii; напiсаныя пад Бурачка, залiшне
расьцягненыя, слаба апрацаваныя з боку формы i мовы, яны ўвесь
час перапявалi некалькi адных i тых жа тэм."
Правда, в дальнейшем Купала как поэт чуть развился. Но не
очень.
* * *
С сайта vivareit.ru ("Янка Купала - интересные факты из жиз-
ни"):
"Янка Купала был настоящим денди. Он носил элегантные класси-
ческие костюмы, всегда был при галстуке и с тростью. Янка Купала
считал, что трость придает стилю дополнительную изысканность."
А я как-то думал, что ему хватало средств только на зипун и
косоворотку.
* * *
Забавный эпизод из жизни классика (be-tarask.wikipedia.org):
"У верасьнi 1915 году Купала пераяжджае зь Вiльнi ў Акопы."
Окопы, да не те. Это всего лишь фольварк (= хутор, мыза, усадь-
ба) так назывался. Но Купала ведь всё равно мог потом искренне
утверждать, что во время войны он из Окопов не вылезал месяцами.
* * *
Википедия:
"Янка Купала поступил в народный университет в сентябре, однако
его намерениям продолжить учёбу помешала всеобщая мобилизация,
объявленная в связи с наступлением Первой мировой войны. Уже в
начале 1916 года поэта-студента призвали в армию и тот поступил в
дорожно-строительный отряд, в составе которого работал вплоть до
наступления событий Октябрьской революции."
"Янка Купала обосновался в Смоленске, работал в сфере строи-
тельства дорог, где его и застала врасплох революционная стихия.
В период с 1916 по 1918 годы им не было создано ни одного произ-
ведения..."
"После революции Янка Купала поселился в Минске. События
Советско-польской войны существенно не повлияли на образ жизни
поэта: он пережил годичную польскую оккупацию Минска, в котором и
остался жить до следующей войны."
То есть, люди тут же под боком перекраивали карту Европы, жерт-
вовали собой ради светлого будущего, а наш спявак... эээ...
пясняр зямли беларускай спокойно переживал разные оккупации и
даже не особенно при этом строчил.
С апреля 1918 года Купала наш и вовсе оказался при надёжных
источниках пищи (правда, не духовной):
"У лiпенi 1918 атрымаў пасаду агента па забеспячэннi харчамi
Заходняй вобласцi."
* * *
Википедия ("Павлина Мядёлка"):
"28 мая 1925 года Павлина Мядёлка снова встретилась в Янкой
Купалой в зале заседаний Инбелкульта на праздновании двадцатиле-
тия со дня опубликования стихотворения Янки Купалы 'Мужык'."
Публично отмечать 20-летие написания какого-то там стиха -- это
немножко слишком. Это слишком даже в чисто домашнем применении.
Кстати, упомянутая П. Мядёлка (по-русски "мяделька", т. е. ро-
дом из Мяделя, если что) -- сексотка НКВД, 26 лет работала учи-
тельницей, причём последние 11 лет -- в сельской глубинке, что в
общем-то характеризует её положительно: наверное, компенсировала
обществу свои грехи.
* * *
У Янки Купалы, оказывается, была даже публицистика. Была, да
сошла. В советское время о ней помалкивали, потому что она была
антибольшевистской, в постсоветское -- потому что антироссийской
она была тоже.
Янка Купала, "Беларускi сцяг уваскрос!" (20 октября 1919):
"Кароценька вестка, атрыманая намi ўчора з Варшавы, што ў
чацьвер, 23 кастрычнiка сёлетняга году, Польшча падпiсала аб
фармаваньнi Беларускага нацыянальнага войска, павiнна абудзiць у
кожнага Беларуса й наагул у кожнага грамадзянiна, жывучага вечна
ў нашым краю, вялiкае здавальненьне й сьвяточную радасьць."
Он же, "Уваскрашэнне польскага унiверсiтэта ў Вiльнi"
(17.10.1919):
"...вось надыйшоў час вялiкай усясветнай разрухi, час вялiкiх
змаганняў за лепшыя iдэалы, калi няволеная сотню год Польшча
адважна ўзялася за дзяржаўнае незалежнае жыццё, - рукою яе
цяперашняга гаспадара Язэпа Пiлсудскага вырвана ад маскалёў
Вiльня i збуджаны к жыццю слаўны Батораўскi Унiверсiтэт."
* * *
С сайта vivareit.ru:
"В 1920-30-ых годах поэт подвергался травле со стороны прессы
и властей. Его произведения не издавались, сестра и мать были
раскулачены."
Наверное, раскулачивать этих бывших безземельных шляхтичей уже
было за что, хотя Советская власть всего-то несколько лет как
установилась.
Также оттуда:
"Музой поэта, надежной опорой и поддержкой, женой была Влади-
слава Станкевич. Владка знала четыре языка, танцевала в театре,
любила петь. Матерью Владиславы была француженка Эмилия Моне,
родственница знаменитого художника-импрессиониста Моне."
Простая почти крестьянская безземельная семья с французским
оттенком. Правда, до Франции Купала всё равно не добрался ни
разу.
Всё из того же источника:
"Поэт очень любил отдыхать на море в Грузии. Оттуда он привозил
морские камни и рассыпал их где-нибудь в кабинете. Он любил, взяв
их в руки, сидеть в любимом кресле и вспоминать время отдыха."
Стало яснее, чем он занимался в довольно долгое Межвоенье:
страдал от травли как бывший буржуазный националист, отдыхал от
этой травли в Грузии и писал "Мальчик и лётчик" для маленького
Юры Гагарина.
* * *
Белорусские либерастические оппы почти не задирают советского
академика Купалы: он у них -- народный будитель, в большевистской
революции и Гражданской войне участия не принимал, пьесу "Паўлин-
ка" написал идеологически нейтральную, даже с нацизмом особо не
боролся, а в Москву слинял в июне 1941-го всего лишь для того,
чтобы быть подальше от фронта. В ополчение он там потом не запи-
сался, окопов на подступах не рыл, пропагандистские писульки
сочинял так себе.
Говорят, Купала сбежал в Москву не прямо с дачи, которая под
Оршей, а зигзагом: с заездом из Каунаса в Минск 22 июня, где он
прихватил супругу. А в Каунасе он оказался 22 июня, потому что
возвращался из свежеоккупированной большевиками Риги, с писатель-
ского съезда. Представляю себе, что делалось на дорогах 22 июня,
а тут ещё драпающий академик Купала на своём "шевроле".
Почему он сразу же дёрнул так быстро и так далеко, понять труд-
но: была ж неразбериха, неопределённость. Надо думать, человек
очень сильно засцал.
* * *
Кстати.
Я до сих пор не могу понять, почему на фронте должна умирать в
первую очередь молодёжь. Нет, я догадываюсь, что молодых легче
всего туда посылать, потому что умишек и опыта у них маловато, а
здоровья и гормонов ещё хватает. Но по разумному соображению надо
жертвовать в первую очередь теми, кто уже на склоне годов: марши-
ровать подолгу и метко стрелять они, конечно, не в состоянии, но
спокойно умереть с гранатой под танком или заслонить собой коман-
дира от пули -- почему бы нет?
Короче, оба моих юных деда пошли на фронт и не вернулись, а
старопёр Янка Купала рванул прямо с дачи в Москву, хотя мог бы, к
примеру, пристроиться пусть где-нибудь при ротной полевой кухне
или при полевом госпитале (если зрение не позволяло приковаться к
пулемёту Максима): туда тоже долетали снаряды. Под Гомелем в ию-
ле-августе 1941 г. держали целый месяц фронт солдаты и ОПОЛЧЕНЦЫ,
а Купала в это время в далёком тылу искал для них зажигательные
рифмы против немецких танков.
Что, старый был, больной, ходить стало тяжело, здоровье подо-
рвалось излишествами? Так тем более чего было добавлять к этим
страданиям ещё и муки совести, если она у тебя имелась? Ползти
ведь к фронту не требовалось: он настигал сам.
Падла ты старая, всё равно ж помирать скоро, так иди и умри
достойно -- за Родину -- вместо молодых, ещё толком не живших, не
творивших и т. д. Сократ воевал, Чаадаев тоже, не говоря уже о
Денисе Давыдове. Даже Ницше и Конан-Дойль добровольно отправились
на войну -- пусть и не в тонкую красную линию, зато в уже солид-
ном возрасте. Честно ушли на фронт -- и погибли -- к примеру,
Аркадий Гайдар, Юрий Крымов, Евгений Петров, а они ж, в отличие
от Купалы, вполне читабельные писатели. А этот -- в Москву и
Казань: пить и депрессировать. Я даже подозреваю, что его сбро-
сил с лестницы вот за это самое какой-нибудь мизантроп, вроде
меня. Или же совесть, наконец, достала.
И это ж была не какая-то дурацкая необязательная братоубийст-
венная война, вроде украинско-лугандонской, которую вполне можно
было прекратить саботажем: это было серьёзное столкновение миров
(хотя где-то тоже дурацкое, но для большинства человеков сойдёт).
* * *
В узких кругах хорошо известно, что успешные революции приводят
главным образом к тому, что на место частично вырезанных эксплуа-
таторов трудового народа заявляются новые эксплуататоры его же, и
всё приблизительно повторяется.
Великая Октябрьская Социалистическая революция в этом смысле не
отличилась от других революций, а Янка Купала как раз и оказался
одним из таких новых взгромоздившихся на шею белорусского народа.
Эти нововзгромоздившиеся, разумеется, шиковали поначалу значите-
льно меньше, чем предыдущий состав "элиты", но указанная их скро-
мность перечёркивалась -- даже с запасом -- чудовищными издержка-
ми революции и гражданской войны.
Если выражаться корректнее, то рассматриваемый Купала был ско-
рее не взгромоздившимся, а взгромождённым: понадобился для совет-
ского варианта белорусского мифа (или для белорусского варианта
советского). Правда, Купала не сопротивлялся.
* * *
Из be.wikipedia.org про музей Янки Купалы в деревне Левки
оршанского района:
"У Ляўках знаходзiцца другi фiлiял музея Янкi Купалы. У склад
мемарыяльнага комплексу ўваходзяць гаспадарчыя пабудовы, дом
шафёра, а таксама гараж, у якiм экспануецца машына Янкi Купалы
'Шэўрале', падораная яму ўрадам БССР у 1935 годзе."
Так вот, меня впечатлил даже не халявный "шевроле", а дом (не
домик!) для шофёра. На указанном доме я вдруг сломался: такого
уровня заботы об обслуживающем персонале я не выдержал, чашечка
моего скудного терпения оказалась переполненной. Как минимум 50%
населения тогдашней солнечной Белоруссии ютились в халупах и ба-
раках (и хорошо ещё, если не на Колыме и т. п.), в деревенском
домике моей матери 1933 года рождения был земляной пол, по кото-
рому она топала босыми пятками, чтобы лапти зря не изнашивались,
а певец тяжкой доли белорусского народа, НИЧЕГО ВЫДАЮЩЕГОСЯ НЕ
НАПИСАВШИЙ, но тем не менее неимоверно раскрученный и вознесён-
ный, потому что кому-то так надо было, не только пользовался пер-
сональным шофёром, но ещё позволил себе дачу в 200 км от Минска
(потому что ему понравилось ТАМ, а на зряшный расход бензина в
полуголодной стране, которую надо было впридачу к войне готовить,
ему было накакать), да вдобавок построил при ней шофёру отдельный
дом, чтобы труженик руля не докучал хозяину.
Признаюсь, я в своё время был довольно сильно порчен "квартир-
ным вопросом", поэтому ко всяким жилищным обстоятельствам прояв-
ляю повышенную чувствительность. Но, конечно, можно повернуть
дело и так, что Купала вот от щедрот своих облагодетельствовал
дачкой рядового шофёра, а других облагодетельствовать уже просто
не смог, потому что вскоре война началась и пришлось драпать в
Москву.
* * *
Я никогда не видел в книжных магазинах собрания сочинений Янки
Купалы, хотя, скажем, собрания сочинений Владимира Короткевича и
Василя Быкова нередко попадаются на глаза. Правда, был издан
"збор твораў" в 9 томах в издательстве "Мастацкая лiтаратура" в
2002 г., но его я тоже не видел. Купала как бы есть, но в то же
время его нету. Точнее, он присутствует в топонимах и некоторых
ненародных ритуалах, а в повседневной культуре обходятся без
него.
* * *
Особенно любили Янку Купалу наши евреи. С сайта belisrael.info
(Григорий РЕЛЕС "Про Янку Купалу и евреев", печаталось в газете
'Авив', Минск, № 5, июль 1992):
"Стихи и поэмы Янки Купалы часто печатались в переводе на ев-
рейский язык, особенно в периодических изданиях, которые выходили
в Белоруссии: в журнале 'Штэрн' ('Звезда'), в ежедневной газете
'Октябрь', в молодежной газете 'Юнгер Арбэйтэр' ('Юный рабочий')
и в детской газете 'Юнгер Ленинец' ('Молодой ленинец').
Произведения народного поэта выходили на еврейском языке и
отдельными изданиями. В 1936 году в Белгосиздате вышел его
однотомник 'Стихи' в переводе Зелика Аксельрода. Вступительную
статью написал известный в то время еврейский критик Яков
Бронштейн. Художественный оформитель книги - Борис Малкин. Сюда
вошли стихи и поэмы из сборников 'Жалейка', 'Шляхам жыцця',
'Гусляр', а также стихи и поэмы советского периода.
Отдельным сборником на идиш изданы в 1938 году драматические
произведения Янки Купалы.
Эти книги пользовались особенно большим спросом среди читате-
лей еврейской литературы в Российской Федерации, на Украине, в
Грузии, Узбекистане и в других республиках, где еврейское
население не знает белорусского языка.
Юбилейные даты народного поэта отмечались и в зарубежной про-
грессивной еврейской прессе.
Поэзия Купалы оказала влияние и на творчество таких популярных
поэтов, как Изи Харик, Моисей Кульбак."
"Поэма Изи Харика 'Аф а фрэмдер хасенэ' ('На чужом пиру')
перекликается с поэмой Купалы 'Курган'. Действие в обеих поэмах
происходит во времена средневековья (прим. ред.: у Харика - в ХIX
в.)."
"Стихи, посвященные Янке Купале, встречаются также в сборниках
известных еврейских поэтов Белоруссии Гирши Каменецкого, Зямы
Телесина и Хаима Мальтинского."
Янка Купала отвечал евреям щедрой взаимностью (ibidem):
"Янка Купала интересовался еврейской литературой. В его личной
библиотеке насчитывалось немало книг, переведенных с еврейского
языка на русский и белорусский. Тут были произведения зачинателя
еврейской реалистической литературы, классика Менделе Мойхер-
Сфорима (уроженца Копыля Минской области), Шолом-Алейхема, дарст-
венные книги с автографами советских еврейских писателей."
(Шолом-Алейхем и Мойхер-Сфорим у меня тоже есть -- а толку?)
"Купала тепло отзывался о классической еврейской литературе. 19
апреля 1939 года в Москве в Колонном зале Дома союзов на торжест-
венном вечере, посвященном восьмидесятилетию со дня рождения Шо-
лом-Алейхема, Янка Купала выступил с речью о значении творчества
классика еврейской литературы. Он причислил Шолом-Алейхема к
лучшим писателям мира."
"С вниманием и заботой относился Янка Купала к советским
еврейским писателям Белоруссии: интересовался их произведениями,
общался с ними лично.
Близкая дружба была у него с Изи Хариком.
В 1935 году, когда отмечалось пятнадцатилетие творчества Харика,
Янка Купала в своем приветствии сказал: 'Хай Вашы думкi, пачуццi
надалей красуюць, квiтнеюць на карысць нашай вялiкай свабоднай
Радзiмы, хай будзяць у сэрцах людзей радасныя пачуццi нашага
прыгожага жыцця'.
В часы досуга в доме Янки Купалы среди гостей можно было видеть
и еврейских писателей - Зелика Аксельрода, Гиршу Каменецкого, Элю
Кагана, Айзика Платнера, Геннадия Шведика и других.
Личные контакты были у Янки Купалы с еврейскими писателями не
только Белоруссии, но и других республик. Он переписывался и
встречался с еврейскими поэтами Украины Давидом Гофштейном,
Ициком Фефером, а также с еврейскими писателями Москвы Самуилом
Галкиным, Перецом Маркишем, Давидом Бергельсоном."
Белорусско-еврейский симбиоз, однако, долго не продлился: к со-
жалению, не у всех белорусов отношения с евреями складывались так
же идиллистически, как у Янки Купалы, и, когда случилась нацистс-
кая оккупация, довольно многие белорусы стали сотрудничать с нем-
цами в деле ликвидации еврейского населения, что, конечно же,
страниц истории не украсило. Могут сказать: это делалось вопреки
купаловскому тра-та-та. Ой, не уверен. Это делалось, потому что
было вполне "человеческим, слишком человеческим" -- тем самым,
над чем надо было поднимать человеческую массу, а Купала не под-
нимал, потому как и сам в "слишком человеческом" торчал по уши.
Кстати, могу себе представить белоруса, вернувшегося с Колымы, на
которую попал за колоски, разговорчики, липовый шпионаж и подоб-
ную дребедень, и видящего в Минске Купалу, который катается на
собственном "шевроле" на собственную дачу под Оршей. Да, знаю,
что после колосков, разговорчиков и т. п. так быстро с Колымы
обычно не возвращались -- если возвращались вообще -- но Купалу
могли видеть не сами отправленные в путешествие, а их оставшиеся
родственники. И вот такие люди, обозлённые на Советскую власть
еврейского происхождения и на шикующего за счёт чьего-то недоеда-
ния Купалу, вдруг сталкиваются с возможностью выдать купаловских
любимцев и "социальную базу" Советской власти немцам за деньги и
накормить, наконец, своих тощих болеющих детей... Чтобы в такой
ситуации удержаться от нехорошего, надо быть титаном духа.
* * *
Стихотворение Янки Купалы "Жиды" (1919). Не антисемитское, но
всё равно негладкое. Купала в то время считал, что белорусам в
деле строительства своего государства надо привлекать евреев в
качестве союзнников и направлять белорусско-еврейский союз против
России и Польши. Ну, евреи купаловской концепции не поддержали, а
предпочли поддерживать московское полуеврейское большевистское
правительство.
Вот этот купаловский программный "твор":
Жыды! "Хрыстапрадаўцы i прыблуды"!
О, слава вам, ўсебеларускiя жыды!
Я веру вам, хоць чорнай гразьзю ўсюды
Плюе вам раб i цар, стары i малады.
Нявольнiкi вы сёньня з намi разам
На беларускай змучанай зямлi,
Дзе чорны зьдзек пасьвенчаным абразам
Гняце вас разам, як зьвяр'ё, ў крутой пятлi.
Вы ўскрэсьнеце, жыды, усьлед за Беларусяй, -
Сьцяг ваш i нашая паходня будуць жыць,
Хоць наш магiльнiк кветкай апрануўся,
Хоць згубны мор над намi гiбеляй iмжыць!
Ня згасьлi вашы i ня згаснуць сьвечкi, -
Вы для народаў далi мудрага Хрыста,
Якому ўзьнесьлi грэшныя авечкi
Муры, дзе векi бьець паклоны бедната.
Таго ж Хрыста прыбiлi вы да крыжа,
Бо ён вам ворагам для Бацькаўшчыны быў,
I распасьцерцi сваю ўладу выжай
Народ ваш мецiўся пад водгаласы нiў.
Але вам край ваш выдзерлi народы,
На вечнае бадзяньне ў прочкi згналi вас,
I разбрылiся вы - ўсе вашы роды
Па нэтры ўсiх старон на векавы папас.
I вось, Усход i Захад, Поўдзень, Поўнач,
Уся зямля гасьцьмi тады вас прыняла,
Вы ўсiм i ўсе нясьлi вам братню помач,
Вы ўсiх тады i ўсе вас сьцераглi ад зла.
Калi ў Гiшпаньi ўзбунтаваны людзi
З сваёй краiны выгналi вас напасьмех,
На беларускiм полi вашы грудзi
На век знайшлi дняваньне, страву i начлег.
Шлi днi. I вас у ланцугi скавалi
Бязбожны каралi i дэспаты-цары.
Адны вас беларусы шанавалi,
Як блiзкiх родных - да сьвятлейшае пары.
Масква й Варшава аплюлi вам iмя
I ў дзiкай чэрнi ненавiсьць спладзiлi к вам,
А Беларусь пад крыльлямi сваiмi
Вас грэла й вашым нянькаю была дзяцям.
Пасьля, жыды, вы зрэклiся народу,
Якi вам шчыра даў багацьце i прыпын;
Пайшлi прыдбаць сабе чэсьць i выгоду:
Да сiльных тых, хто даў вам вiсельню i чын!
Раскiданыя гiбнуць па ўсiм сьвеце.
Вы Месii чакаеце яшчэ, жыды, -
Тэй Месii ждуць Беларусi дзецi.
I з вамi пойдуць, як вы з намi, ўсе тады.
Ваш ясны сьветач там, дзе Палестына,
Наш ясны сьветач - Мацi-Беларусь адна;
Спадзе ланцуг ваш у сьляпым загiну,
Спадзе ланцуг наш i зазьзяе ўсiм вясна!
Цяпер за вамi слова ў буру гэту:
Пайцi цi не, з народам нашым да сьвятла:
Пара, жыды, паны усяго сьвету,
Сплацiцi доўг, якi вам Беларусь дала!
По-моему, "Прощай, немытая Россия" -- куда изящнее, а главное
-- заканчивается до того, как надоедает. Кстати, изгнанные из
Испании евреи до Литвы, вроде, массово не добирались.
Но это всё же худо-бедно политическая идея. Не избитая. И может
быть, даже купаловская собственная. Не важно, что она не была
воспринята ни еврейскими массами, ни белорусскими: оценим пока
только уровень креатива. Так вот, в данном редком случае он выше
среднего белорусского болота.
* * *
А вот к полякам и русским Купала в меру сил раздувал у белору-
сов, наоборот, неприязнь, но -- исторично, издалека:
"Раз абселi Беларуса Маскалi ды Ляхi i давай яму сваяцтва
тыкацi з-пад пахi" ("Сваякi", 1914).
"Я мець ад кагосьцi i штосьцi прывык: ад рускага чына - нагайку
i штык, ад польскага пана - прыгон i бiзун" ("Я мець ад каго-
сьцi...", 1914).
"Вораг польскi i рускi шчыра множыў курганы, -- не было Белару-
сi, толькi быў 'Край забраны'." ("Летописное", 1928).
* * *
Антироссийский виршик Купалы "Акоў паломаных жандар...", образ-
ца 1926 года:
Акоў паломаных жандар,
Сьлiўнём зарыўшыся ў нару,
Сядзiць расейскi чынадрал,
"Слуга оцечаству, цару".
Ён сьнiць былую моц i шыр:
Цары, царыцы, цэрквы, трон,
Пагромы, катаргi, Сiбiр...
О Русь! Прымi раба паклон!
Табе такой служыць па гроб
Ня кiну я, i расьцярзаць
Ня дам дзяржаўнасцi "оплот",
Цябе, "единую", о маць!
Здарма ж двуглавы твой арол
Празь векi ў кiпцюрох трымаў
Мiльёны ўбогiх хат i сёл,
Рабоў мiльёны?.. Не, здарма!
У твой ланцуг былi, о Русь,
Уплецены з усiх бакоў
Украйна, Польшча, Беларусь
I сотня iншых "языкоў".
Цяпер што бачу я кругом?
Пасад маўклiвы збуран скрозь...
Рэспублiкi?! ды зь "языком"
Зь iх лезе кожная ўсур'ёз.
А ты, о рускi мой "язык"!
Мой "обшчарускi", што з табой?
Табе слухмян быў мал, вялiк,
Быў славен ты сваёй кляцьбой.
Табой сам самадзержац цар
Пiсаў ланцужны свой закон,
Што мацi-Русь есi жандар
Усёй Эўропы!.. I свой сон
Сьнiць далей гэты царадвор,
Калi надыдзе яму дзень,
iзноў пад лёзгат царскiх шпор
Свой распасьцерцi чорны цень.
Ён, гэты скiнуты сатрап,
Ня знае, што ў свабодзе жыць;
Яму дай вiсельню, дый каб
На ёй "языкi" ўсе ўшчамiць.
Не па нутру, як сьмерць, яму,
Што беларускае дзiцё
Бяжыць у сьцюжную зiму
У школку пазнаваць жыцьцё.
Спужаўся, што хлапчук ў лапцёх,
Напаўадзеты вёскi сын,
У роднай мове ўчыцца змог?..
О, стыдна, рускi "гражданин"!
Язык твой царскi ён табе
Ня выража, спакойны будзь!
Цябе тваiм жа у кляцьбе
Ён не забудзе памянуць.
Былых ня выклiчаш вякоў
I ты, Масквы кароннай гразь,
Парваных не скуеш акоў,
Зь якой брахнёю нi вылазь!
Автору уже 44 года, он без пяти минут дважды академик (в БССР и
УССР) и "народный поэт Беларуси", а пишет какую-то корявую прими-
тивную хрень. Когда пытаешься "врубиться", про что этот стишок,
поднимается радость в душе от того, что его хотя бы не заставляли
в своё время учить наизусть в школе (мне в голову такие шурпатос-
ти не лезут).
* * *
Знаменитый в своё время верш Купалы "Беларускiм партызанам". В
школе, хвала Аллаху, к детям приставали только с первым куплетом:
Партызаны, партызаны,
Беларускiя сыны!
За няволю, за кайданы
Рэжце гiтлерцаў паганых,
Каб не ўскрэслi век яны.
Потому что дальше там такое:
Няхай Гiтлеру-вампiру
Клююць сэрца, смокчуць кроў...
Не давайце гадам сiлы
Над сабою распасцерць,
Рыйце загадзя магiлы,
Вырывайце з жывых жылы...
Даже в контексте 1941-1942 гг. пить человечью кровь и тащить из
живых жилы (из пленных, наверное, потому что прямо в бою обычно
не до того) -- как бы немного слишком. Особенно когда такие при-
зывы -- из-под пера тыловой крысы, после первых же бомб улетевшей
на "шевроле" из Минска в Москву под защиту великого Сталина.
Скажем, у Константина Симонова и Александра Твардовского стихов
такого садистского уровня нету.
Вопрос: этот Ганнибал Лектор белорусской литературы, этот Купа-
ла самолично жилы из пленных немцев тянул? Или только горазд был
других науськивать? Немцев-то в советском плену хватало ведь.
Ну вот почему у меня почти не вызывают жалости всякие там стра-
дальцы от рук эксплуататоров, пытателей, распинателей, расстрель-
щиков и т. п.? Да потому что большинство из этих страдальцев бу-
дет при случае эксплуатировать, пытать, распинать, расстреливать
и т. д. НЕ МЕНЬШЕ. Потому что всё это -- почти неотъемлемое чело-
веческое. Правда, Христос бы, наверное, не распинал. Зато его но-
минальные последователи чего только не вытворяли, в том числе с
другими номинальными последователями его же.
(И, кстати, простите за назойливость, какие к чертям "кайданы",
т. е. кандалы? Массовые казни -- да были, уморивание военноплен-
ных голодом и холодом -- да, тоже. Ещё живьём сжигали. А вот кан-
далов, извините, практически не было. Потому что с кандалами ещё
возиться надо, а руки расстреливаемым проще связывать проволокой
или верёвочкой какой. И кандалы -- это большая любезность в срав-
нении скажем, с повешением: они означают, что тебя оставляют жить
пусть, возможно, и временно, и всего лишь хотят, чтобы ты не убе-
жал и помучился. Вот не поверите: я этим "кайданам" дивился ещё
школьником -- потому что в гомельском музее Великой Отечествен-
ной войны демонстрировались ЭЛЕКТРИЧЕСКИЕ ПРОВОДА, которыми были
связаны руки расстрелянных, а кандалов там не было.
И если уж на то пошло, то ещё два момента. Во-первых, почему
"рэжце", а не, скажем, менее конкретное "бейце" (бить можно и в
шахматах)? Это ж намёк на ближний бой, холодное оружие, кровь на
руках, а то и физиономиях. Насколько помню, в школе проходили
"бейце". Я так понимаю, это чтоб нам нехорошие мысли не лезли в
головы. Правда, я всё равно увлёкся ножами. Во-вторых, почему "не
ўскрэслi" (не воскресли)? В обозримом культурном пространстве
воскресал только светлой памяти Иисус Христос -- худо-бедно Сын
Божий -- а тут какие-то немецкие военные преступники на одну
доску с ним. Потом, насколько я знаю, они заведомо не воскресли
бы, даже если бы их жилы были оставлены на своих местах.)
* * *
Что Купала перебежал к большевикам из лагеря "буржуазных демо-
кратов" -- это ладно: крупно ошибаться может любой, да и поди ещё
разберись, какая политическая линия правильнее. А вот что он ску-
чно и местами дефективно писал и вообще был мелковатым человеком
-- это для классика уже не простительно.
Купала вряд ли непосредственно виноват в том, что его сделали
двойным академиком. Не могу сказать "с кем не бывает", но думаю,
он специально ради этого не интриговал. Впрочем, кто их там раз-
берёт теперь. Своими душевными и профессиональными параметрами он
вполне подошёл на роль сталинского академика от изящной словесно-
сти, точнее, от новоделанной местечковой литературки, а за эти
параметры-то он уж отвечал сам.
* * *
За границу Купала при Советах немного таки поездил, хотя до
Эренбурга, Маяковского и Есенина ему, конечно же, было далеко: он
всего лишь посетил страшную буржуазную Чехословакию, правда, три
раза: в 1925, 1927 и 1935 годах.
* * *
Купаловская якобы неудачная попытка самоубийства в период мас-
совых репрессий -- та ещё тошноть, о которой даже говорить про-
тивно. По-моему, почти все "неудачные попытки" самоубийства --
это имитации для привлечения к себе внимания и/или для разжало-
бливания. Уж на то, чтобы убиться наверняка и не очень больно,
средств на свободе всегда хватает (наоборот, приходится даже
бдеть, чтобы тебя не задавили автомобилем, но отравили в столо-
вой, не убили в ванной электрическим током и т. д.). Ну, может,
некоторые суицидальники ещё как бы тренируются или подходят к
самому краю, чтобы заценить перспективу с очень близкого
расстояния.
* * *
По поводу падения Купалы в лестничный колодец с высоты 9-го
этажа в гостинице "Москва" есть три версии:
- несчастный случай по пьяному делу;
- самоубийство в приступе депрессии;
- сброс кем-то, может даже, сотрудниками НКВД.
Выбор между этими версиями не имеет большого значения: пожилой
списавшийся слабонервный средненький литератор не представлял
собой ни угрозы, ни ценности. Ну помер -- и фиг с ним. В 1942-м
было тем более очень не до него, так что, может, даже уголовного
дела не завели, из-за чего его теперь всё никак не находят.
Купала был, надо думать, болезненный и вялый -- и вряд ли кому-
то мешал непосредствено. Разве что в белорусском литературном
"колхозе" имелись желающие занять его место живого классика. Но
человечки в этом "колхозе" были преимущественно трусливые, замор-
дованные сталинскими репрессиями, так что и они Купалу ухандохали
вряд ли.
В конце концов человек мог свалиться в лестничный колодец и
случайно: захотел посмотреть, а что там внизу, слабоватая голова
на миг закружилась -- и вот ты уже летишь, не успевая поверить,
что это происходит именно с тобой.
Всякие такие лестницы с возможностью сквозного падения через
множество этажей мне никогда не нравились. Смотрятся они, конеч-
но, эффектно, но вот ведь оказывается, что некоторые на них
слишком засматриваются.
Чем выше заберёшься, тем больнее падать.
Кстати, в скромных хрущёвках и зданиях аналогичного типа паде-
ние сквозь этажи невозможно: разве что из окна выпрыгнешь или с
балкона сорвёшься.
* * *
В пьесе "Павлинка" мне очень не понравилось, когда на отрица-
тельного героя -- Адольфа Быковского -- свалили чужую вину в по-
следней сцене и выставили его вором. Это якобы должно было быть
смешно. Нет, это не смешно, а подленько. И, кстати, непонятно,
почему этот отрицательный герой отрицателен. Ну, сватался к де-
вушке героя, назначенного в положительные. Ну, чуть прихвастывал
и чуть привирал. Якобы дурак, но почему-то успешный хозяин. И в
пьесе вообще никто умищем не блещет. Кстати, сюжет -- про не
угодного девушке жениха -- таки избитый.
Пьеса якобы высмеивает шляхетскую гонористость, то есть, чувст-
во собственного достоинства. Но гонористость -- это ещё не спесь,
а только стремление отмежеваться от так называемого быдла.
Остальные несколько пьес Купалы ставятся реже этой "Павлинки",
так что надо думать, что они ещё хуже.
* * *
Могу себе представить, как кляли советского академика Купалу
белорусские антисоветские эмигранты и политические заключённые --
бвышие купаловские товарищи по борьбе. Купалу большевики, можно
сказать, купили подачками. Покупной Купала.
Про страдания Купалы от советского режима не хочется даже слу-
шать: не сидел -- значит, почти не страдал.
* * *
Ну отвяньте вы от меня с этим Купалой: не хочу я выходить на
станции "Купаловской" возле театра имени Янки Купалы и таскаться
по вонючей улице того же названия. Найдите кого-нибудь более чи-
табельного. Хочется ведь ЛИТЕРАТУРЫ, а не литературки.
А псевдоним этого Ивана Доминиковича Луцевича разве не раздра-
жучий? "Янка" -- это типа "Ваня", даже "Ванёк", а "Купала" -- это
народно-религиозный праздник такой. Названный аж по Иоанну Крес-
тителю -- еврею, если что.
Не совру, если скажу, что копилось у меня в подсознании против
Купалы с самого детства.
* * *
Кузьма Чёрный (1900-1944), белорусский классик официальным
рангом чуть пониже Купалы, но тоже детишкам навязывается систем-
кой местного образованьица. Всё тужился написать "роман века", да
так и не написал (но замысел похвален, чего уж там), а Михаил
Булгаков вот не тужился даже, а роман у него, тем не менее, полу-
чился ("Мастер и Маргарита", да: пусть с небольшими недостатками,
но всё равно шедеврище, не вашим опусам чета). Но Чёрный хотя бы
прошёл через пытки в застенках НКВД (8 месяцев за решёткой), а
после такого я бы тоже надломался и на фронт, включая литератур-
ный, шибко уже не стремился бы -- если бы выжил вообще.
Чёрный помер от второго инсульта, но после пыток это прости-
тельно. Оставил заслуживающие некоторого внимания дневники.
* * *
Якуб Колас -- отдельный тяжёлый разговор. Выстроили ему особня-
чок за зданием Академии Наук БССР. До сих пор стоит: якубоколо-
совский музей там сделали. И как, много людей добровольно в него
ходит? А я ж, твари недоразвитые, кучу лет по общежитиям маялся,
будучи (и числясь!) неплохим инженером и зарабатывая выше средне-
го, и ГОДАМИ таскался мимо этого дурацкого музея в академическую
библиотеку имени всё того же Коласа (как же, академика). Так вот,
трусливые хитрозадистые цепкие бездари: как ни крутитесь, а кон-
цептуальная расплата рано или поздно придёт, и вы получите свои
достойные местечки возле культурной параши. Уже понемногу полу-
чаете. Потому что ресурсов вы оттянули на себя неслабо, а дали
белорусскому народу взамен какую-то ерунду.
Нет, конечно же, создавайте на здоровье себе музеи в то время,
когда честные трудящиеся ещё не обеспечены хотя бы элементарными
небольшими квартирами, только потом не рассчитывайте на уважение,
на снисхождение, даже просто на вежливость. При первой же возмож-
ности вам будет отплачено такой же монетой -- а то даже с процен-
тами (чего их зажимать?!).
С обладателями психики собачьего типа этот номер с музеями,
конечно же, проходит, но с людьми хотя бы чуть более развитыми у
вас ничего не получится: рассчитывать на собачью преданность во-
преки всему -- это глупо. На ножик в живот при ближайшей рочеред-
ной революции -- другое дело: это всегда пожалуйста. Нет, я тут
не призывами к революции занимаюсь (если подумать, то ну её к
Яхве), а всего лишь повторяю пришедшуюся к слову банальную вещь,
что злить людей -- это опасно, а злить их ложью и незаслуженным
пренебрежением -- опасно тем более.
Начинать уверенно над вами потешаться уже можно при ваших жиз-
нюшках.
Вы строите свою системку взаимного восхваления-подпирания, вза-
имной поддержки, но основывается она на лжи, поэтому однажды вас
отправят на надлежащие культурные нары, да и то если о вас вспом-
нят.
И. В. Сталин был грубо неправ: чувство благодарности -- это не
собачья болезнь. Собачья болезнь -- это подгавкивание ни за что.
До такого примитива я опускаться не буду: сначала благоустройте
меня, ублажите, [почешите мне спину,] обеспечьте мне какие-то
реальные существенные возможности, каких у меня ещё нет, а надо
бы, а потом я, так и быть, подумаю, не сказать ли мне о вас
доброе слово.
Пока что мне испытывать к вам чувство благодарности нет основа-
ний: ну, не уморили вы меня, так и я ж вас не порезал.
Убить меня вы можете всегда, заставить молчать -- тоже (причём
элементарно, потому что я ещё не расхотел жить), а вот врать вы
меня не заставите, а правда -- очень не в вашу пользу.
При любой возможности я буду повторять и доказывать: кумирчики
ваши -- дутые, бездари -- дешёвые, планчики -- фиговые, будущее у
вас -- аховое.
Ваша системка взаимного подгавкивания и согласованной лжи по-
зволяет вам худо-бедно паразитировать на народе, но не более
того. Кармки у вас -- порченые, глазёнки -- бегающие, манерки --
хамоватые, совестишки -- недоразвитые, доходики -- сомнительные,
плюс вечный сцыкёж, что вас выведут на чистую воду ещё до того,
как вы загнётесь.
Купалу я вашего пощажу? Да с чего бы?! Купала, говорите? Прошу
прощения, а кто это такой? Ваша выдающаяся фикция, на которую у
вас куча других фикций завязана? Может, даже воодушевляющая
кого-то из вас на абсурдные деяния, иногда случайно оказывающие
какой-то положительный побочный эффект?
* * *
Почему никоим разом не следует помещать "элиту" в тепличные
условия, а следует, наоборот, обеспечивать, чтобы она мучилась с
бытовыми проблемами, как все нормальные трудящиеся? Да потому,
что только таким способом наиболее полно обеспечивается адекват-
ность представлений о жизни, обществе, сапиенсах, техносфере, ка-
честве и т. п. А без адекватных представлений не будет адекватных
соображений, эффективных идей, движения к лучшему. Хочешь жить
удобнее, красивее, чище, защищённее -- делай так, чтобы в эту
сторону перемещались ВСЕ желающие, а не только ты с немногими се-
бе подобными за счёт остальных. Если это не купаловский уровень
соображений и не купаловский академический профиль, так на кой,
простите, ляд нужен такой академик, "народный поэт" и т. п.?
* * *
Купала сегодня не актуален своим творчеством -- даже в части
антироссийских ремарок. А, скажем, Редьярд Киплинг, тоже поэт,
между прочим, -- ещё вполне ОК: ухватил вечность за что-то там.
Для меня правильные литературные классики -- это, к примеру,
Лев Толстой, Антон Чехов, Михаил Шолохов, Артур Конан-Дойль,
Александр Беляев. Правильные, потому что не загребучие, но в
первую очередь потому что хотя бы местами весьма читабельные,
конечно.
А белорусскую культуру делали и делают в основном прикорытники
разных мастей, принятые в системку взаимного поддакивания. В ней,
похоже, нет и не было ни одного духовно свободного толкового че-
ловека, способного рисовать широкими мазками и готового посту-
питься деньгами, положением в обществе, популярностью, привилеги-
ями (до жизни и свободы доходит в последнеее время редко!) ради
правды, ради дальней общей пользы. (Есть подозрение, что когда-то
такие всё же были, но к концу 1930-х закончились.)
Ну где вы, местные Сократы, Диогены, Джордано Бруно, Петры Чаа-
даевы, Львы Толстые, Петры Кропоткины, Антоны Чеховы, Александры
Блоки? Попадитесь мне на глаза, дайте о себе знать: я найду,
какие тёплые слова сказать о вас, даже если мы с вами не сойдёмся
во взглядах. Да что слова: если очень надо будет, я поделюсь с
вами и рубашками, и штанами -- пусть не последними, но тоже не
лишними. Вы только проклюньтесь, подайте голос, позвольте дога-
даться, что вы достаточно умны, чтобы замахиваться на то, на что
давно пора, а некому.
* * *
Было так не пару раз, а больше. В какое важное учреждение ни
притащишься со своими писульками, замечаешь в чинушьих глазёнках
всегда одно: шёл бы ты скорее отсюда, вакансии у нас если и зава-
лялись какие, то не для тебя держатся, и умников мы тут сами из
себя корчим, а реальное решение проблем нам вовсе не требуется,
иначе ещё чего доброго сократят нам штаты, и куда ж мы потом?!
А тут -- НА тебе "академика", НА тебе ещё одного. Да тьфу на
вас, окаянные! Тьфу на вас ещё раз!
Почти за 30 лет моей старательной концептуальной работы набрал-
ся хорошо если десяток случаев, когда со мной пробовали наладить
взаимодействие по собственной инициативе люди, встроенные в "сис-
тему". И что, я был невежлив, неконтактен, высокомерен, интеллек-
туально слабоват, сбивался на хвастовство, норовил поруководить и
поучительствовать? Нет, я всего лишь не соглашался присовокупить-
ся винтиком к их коллективчикам, вдобавок винтиком бесплатным
(или малоплатным) -- создающим кому-то массовку и т. д. и шустря-
щим из смутной надежды на хоть какое-нибудь вознаграждение.
Извините, но за бесплатно я мог позволить себе делать только
то, что считал существенно правильным или что хотя бы приносило
мне удовольствие. А вот за серьёзные денежки можно было позани-
маться и вашей ерундой, если она не шла явно во вред обществу (не
исключено ведь, что ты ошибался в её оценке: с кем не бывает). За
денежки также можно иногда, наоборот, немного побездельничать (к
примеру, хочется тебе сказать про кого-то всё, что о нём думаешь,
но ты не торопишься: как бы дозреваешь мыслями). За денежки люди
становятся хотя бы чуть-чуть компромисснее, снисходительнее,
доверчивее, дружественнее, отзывчивее, вежливее. Наверняка даже
такие, как я.
Может, я не выглядел достаточно способным, чтобы имело смысл
меня мягко, но настойчиво обхаживать. Но мне кажется, дело было
чаще в другом: я производил впечатление слишком... эээ... само-
стоятельного и чистоплюйного, что ли. Типа расшифровывали на
раз-два, что подельник из меня не получится. Но всё равно же
можно было что-то для меня отжаливать, а? Ну, на всякий случай?
Но вы не отжаливали. А теперь удивляетесь: чего это он такой
бесцеремонный и потешающийся?
Ждал я, ждал вашей поддержки в трудах-с, да так и не дождался.
А теперь она и не нужна мне: почти всё нужное творческому орга-
низму для обеспечения его работоспособности я добыл сам, хотя и
поздновато (лет на 20 ранее было бы впору).
Теперь вот это самое, что я тут говорю, -- всего лишь моя спо-
койная насмешливая месть для собственного вящего удовольствия.
Мне её можно себе позволить: я же нехристь, ребята. У меня и в
самом деле нет перед вами сколько-нибудь серьёзных моральных обя-
зательств: по части обязательств я редкостно свободный и наслаж-
дающийся своей свободой человек. Я думаю, вы мне в этом даже за-
видуете: каждому же хочется хоть что-нибудь задорно выпалить в
обрыдлые наеденные ряжки бездарных товарищей, а страшно.
Я думаю, что вот как простоватые стишки Купалы не ложатся на
мою здоровую развитую психику, так мой концептуализм не ложится
на недоразвитую (или порченную?) психику белорусского народа.
Или только на психику его "верхушки" (я этого ещё не доисследо-
вал). Тут ничего не попишешь, надо с этим просто сживаться, как
сживаешься с географическими условиями. Уезжать отсюда за дальний
бугор следовало раньше, такая идея приходила, но у меня в то
время не было на это башлей, а без башлей как-то не получалось.
Народ, конечно же, в нестыковках с ним думающих людей не вино-
вен: он туповатый, как всегда и везде, и нуждается в хороших
няньках, а с няньками вышла затяжная непруха. В верхнем слоике
сложился механизмик подавления здоровых размашистых инициатив,
что тоже очень не своеобразно. Проколупаться через этот механиз-
мик невозможно ни снизу, ни даже сверху. Разве что из космоса
однажды звезданёт что-то очень кстати, но такого счастья можно и
не дождаться.
* * *
Мои отношения с белорусской общественностью можно приблизитель-
но выразить следующим диалогом (начинаю в нём я):
- Вы не хотите послушать о предотвращении глобальной катастрофы
природопользования, которая всё ближе?
- Нет, извини, мы на Купаловские чтения торопимся.
- А о повышении защищённости людей в нашей повседневной жизни?
- Отвянь, мы озабочены арестами протестунов, трясших плакатиками
по поводу арестов предыдущих протестунов против чего-то там, о
чём мы уже и забыли.
- А может, возжелаете о построении эффективного государства, о
повышении интеллектуальности трудящихся, о защите белой расы от
вымирания и подсиживания, о спасении Беларуси, России и Израиля
от самих себя?
- Отцепись: у нас биеннале, берлинале, ПАСЕ, чемпионат, олимпиа-
да, хосписы, обиженные педерасты, оштрафованные змицеры и
сяржуки, спадчына БНР и т. п.
- Ладно, а деавтомобилизации, деградации, королях и капусте? Ну
хоть о чём-нибудь из моего любимого списка?!!!
- Отстань ты, наконец, а то мы милицию вызовем!
* * *
Вон старая больная тётка тащится по улице, едва не падая...
Приблизительно такова же мэйнстримная "классическая" белорусская
литература с Янкой Купалой и Якубом Коласом на флажочке. А вот
вышагивает татуированный и пирсиногованный гадёныш педерастичес-
кого вида, только что напачкавший в лифте, и покуривает мерзкую
канцерогенную гадость, слушая через наушники какую-то хрень. При-
близительно таков у белорусской литературы новейший, постмодерно-
вый слой, попадающийся глаза. Нет, ситуация, вроде, далеко не
безнадёжная: всего лишь нужно сделать некоторый re-engineering
того, что уже насозданное (позадвигать одно, повыдвигать другое).
Front-end национальной литературы должен быть охватным, ярким,
приятным и полезным, а не почтительным по отношению к старичкам,
которым принадлежат первые попытки сделать что-то значительное, и
к занявшим в своё время большие должности.
Возможно, я не вполне прав в оценке состояния белорусской лите-
ратуры, но вина в этом не моя. Эта литература очень не удобна для
обозрения: нет никакого полноценного справочника, более-менее
объективно составленного и позволяющего держать руку на пульсе. А
справочник отсутствует, потому что литература -- это скорее не
коллективный продукт (кстати, при большевиках пытались его таким
сделать), а восточный базар, на котором ушлые торговцы стараются
впарить иностранцу лишь бы что, а то и вовсе халтуру, по цене
очень хороших вещей, а совета спросить не у кого, потому что
окружающие либо сами не знают, либо с хитрыми "подвязками", а
может, даже дураки или люди с извращённым вкусом. Пока царит
базарный бардак, точнее, пока хозяйничают всякие ухватистые
кланчики, обман и халтура вполне сходят с рук.
* * *
Купала и Колас -- наверное, вроде тотемов национальной общности
взаимно поддакивающих литературных и окололитературных деятелей.
Если ты выражаешь верность тотемам, значит, ты для этой общности
безопасен, доходец тебя интересует больше, чем истина и чем успе-
хи страны, и тебя можно без большого риска допустить в эту общ-
ность (и к её корытцам, да), если только ты не будешь там мешать
кому-то давно окопавшемуся, а, наоборот, станешь помогать --
своими поддакиваниями.
* * *
Одним литераторам их нелучшее поведение прощается за эффектный
текстовый продукт, другим прощается слабость их писулек за их
приличную общественную позицию, а вот прощать Купале не за что.
Ну, трындел он за белорусский язык и белорусский народ, так с
этого ж и кормился.
Кого зацепило Пушкиным-Лермонтовым, а то, скажем, и Киплингом
(пусть даже в русских переводах), тот получать удовольствие от
стихов типа купаловских уже вряд ли сможет. И дело не в языке как
таковом (и не в русскоязычности образования), а в качестве упо-
требления этого языка и в образности.
Киплинг:
Шагом..." Грязь коростой на обмотках мокрых.
"Марш!" Чехол со знаменем мотает впереди.
"Правое плечо!" А лица женщин в окнах
Не прихватишь на борт, что гляди, что не гляди.
(...)
Даёшь! Нам не дожить до блёваной победы.
Даёшь! Нам не восстать под барабанный бой. (Хвост трубой!)
А гиена и шакал
Все сожрут, что бог послал,
И солдаты не придут с передовой ("Рота, в бой!")
(...)
Кстати, у Киплинга нигде нет про вытягивание жил из ещё шевеля-
щихся людей или что-то подобное. У Пушкина с Лермонтовым -- тоже.
Я не считаю, что у меня стадная зачарованность Лермонтовым и
Пушкиным: критично я и о них повысказывался, особенно о Лермонто-
ве. Но блистательных стихов у них навалом, прозы -- тоже.
* * *
Пример качественных стихов Купалы -- поэма "Бандароўна". Тут
придираться можно только к мрачности сюжета: богатый пан клеился
к казацкой девице, та ему отказала, он её похитил, она отказала
снова, он её застрелил, а казаки после воспользовались поводом и
порезали много панов. Казаков подбивал к мятежу отец жертвы. По-
эма не греет, но хотя бы гладко написана. Не депрессивная, но
близковато к тому. Правда, "Медный всадник" и "Мцыри" -- тоже без
хэппи-енда, ну так я ж их и не люблю. "Бандароўна" -- не то про-
изведение, которое можно с лёгким сердцем порекомендовать для
школьной программы.
* * *
Пример белорусского поэта с рядом эффектных стихов, -- Максим
Богданович:
Толькi ў сэрцы трывожным пачую
За краiну радзiмую жах, -
Ўспомню Вострую Браму святую
I ваякаў на грозных канях.
Ў белай пене праносяцца конi, -
Рвуцца, мкнуцца i цяжка хрыпяць...
Старадаўняй Лiтоўскай Пагонi
He разбiць, не спынiць, не стрымаць.
(...)
(Этого богдановичского произведения, насколько помнится, в
советской школе не проходили: пришлось бы объяснять, что такое
"Погоня" и почему её, красивую, прячут от белорусского народа.)
Ещё у него же:
Ў краiне светлай, дзе я ўмiраю,
У белым доме ля сiняй бухты,
Я не самотны, я кнiгу маю
3 друкарнi пана Марцiна Кухты.
Богданович был многообещающей личностью, но белорусской литера-
туре сильно не повезло (или как посмотреть): он рано помер, не
успев позаслонять всяких Купал. С Богдановичем теперь многовато
носятся (в постсоветский западоидский белорусский миф он вписал-
ся), но давайте скажем правду: натворить много он не успел, и
продукт от него был мелковатый и не вполне зрелый.
* * *
Я ведь как рассуждаю. Если ты не для народа, то нафиг мне тер-
петь твою мелькучесть и твои привилегии? А если ты для народа, то
где они, существенные блага, которыми ты народ якобы осчастливил?
Одолжил ему свой дурацкий псевдоним для называния театров и улиц?
Да забирай его себе обратно: подтираться им будешь. Пьески какие-
то накропал? Так лично мне они не интересны, и другим я их тоже
читать-смотреть не рекомендую. Ещё ты раздувал национализм, гово-
ришь? Ну, и во что толковое он вылился? Раздувал-то ты его не
так, как надо было. Что мы с него теперь имеем? Довольно проблем-
ное необнадёживающее государство, мерзавочную либерастическую оп-
позицийку на заграничных дотациях и частоватые прокуренно-пропи-
тые тупые дегенератские морды матерщинистых сограждан на улицах и
в общественном транспорте. А ещё ж китайцы тревожно накапливаются
тихой сапой. И раздувать национализм приходится заново, а он ведь
не раздувается (здоровый, а не лишь бы какой, холера его бери).
[Не в задницу же его дуть.]
Я ругаюсь? Нет, пошучиваю. Но надо бы ругаться, да.
Белорусскую нацию надо создавать почти что заново, иначе тутэй-
ший "человеческий материал" вряд ли увидит светлое будущее, даже
чужое. Что образное можно будет взять в фундамент этой нации от
эпохи великого Купалы? Да, похоже, почти ничего: десятка два по-
вестей (не купаловских), сотню стихов (в основном тоже не от не-
го), десятка три песен, сталинский ампир (почти весь). Остальное
-- вырубленные леса, взорванные храмы, сожжённые алтари, разва-
ленные замки (и просто старинные дома), разорённые кладбища...
Музеи у нас теперь -- жалкие, и в них слишком часто муляжи вместо
экспонатов. Интеллигенция мелочная, злобненькая и продажненькая,
а ещё ж подражательная и уныло-хапучая.
Профук скромного шанса белорусов на прорыв к образцовому нацио-
нальному порядку продолжается.
Литература:
Янка Купала "Уваскрашэнне польскага ўнiверсiтэта ў Вiльнi" /
Збор твораў у 9 тамах. Том 8. - Мiнск, "Мастацкая лiтаратура",
2002.
Лойко О. "Янка Купала", 1982.
Возврат на главную страницу Александр Бурьяк / Янка Купала, или Взгромождённый